Том 4. Стихотворения 1930-1940
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Том 4. Стихотворения 1930-1940, Бедный Демьян-- . Жанр: Поэзия. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Название: Том 4. Стихотворения 1930-1940
Автор: Бедный Демьян
Дата добавления: 16 январь 2020
Количество просмотров: 226
Том 4. Стихотворения 1930-1940 читать книгу онлайн
Том 4. Стихотворения 1930-1940 - читать бесплатно онлайн , автор Бедный Демьян
Собрание сочинений русского советского писателя, поэта, публициста и общественного деятеля Демьяна Бедного (1883–1945).
В четвертый том вошли поэтические произведения Д. Бедного, написанные в 1930–1940 годах. Статьи, относящиеся к этим годам, помещены в пятом томе настоящего издания.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Перейти на страницу:
2
Образцовая семья (из прошлого)
Жил да был мужик Авдей –
Люди баили – злодей.
Ликом строгий, богомольный, –
В воскресенье, в день престольный
Он стоял, молясь Христу,
В божьем храме на посту,
У своей свечной конторки,
Шевеля рукою горки
Серебра и медяков,
Дань свечную бедняков.
Прилежа к делам духовным,
Был он старостой церковным, –
Очень часто потому
Поп захаживал к нему,
Быстро на угол крестился,
За широкий стол садился, –
Речь всегда его была,
Как беречь себя от зла
И – с греховностью природной –
Жизнью жить богоугодной,
А не так, как червь в земле.
Той порою на столе
– «Всех нас кормит божье лето!» –
Появлялось то и это
И – за здравье и в помин –
С чистой водочкой графин.
Поп хозяином доволен:
«До чего ж ты хлебосолен!
Нет таких, как ты, людей.
Хорошо живешь, Авдей:
Два сынка под стать папаше,
Две снохи – не сыщешь краше,
Клад – хозяюшка твоя.
Образцовая семья.
Мир, согласие – на диво.
Все работают радиво.
Урожай всегда хорош.
Человека знать в беде лишь.
Ты ж всегда найдешь, уделишь
Бедняку… какой-то грош.
На кого в нужде надея,
Кто ж не знает? На Авдея!
У тебя – чай, не солгу –
Весь народ кругом в долгу.
Брешут те, кому завидно:
Нажился Авдей солидно,
Накопил небось деньжат,
Не узнаешь: где лежат?
Зависть точит сердце злое.
Зависть вытащит былое,
Все, что в памяти хранит,
Замутит и очернит:!
Вот с чего-де началося,
Вот как дело-то велося…
Очернили, глядь, кругом:
Благодетель стал врагом!»
Поп не зря словами брякал.
Выпивал рюмашку, крякал:
«Ах, злодейка, хороша!» –
И умильно, не спеша,
Дань отдав делам утробным,
Речь сводил к делам… загробным:
«Вот… Живешь так, пьешь да ешь.
Наживешь под старость плешь…
Суетишься, дни торопишь,
Денег, скажем так, накопишь,
Только жить бы от плодов
Изнурительных трудов,
Глядь, приходит смерть без спросу,
Над тобой заносит косу:
– Представляй на божий суд
Всех грехов твоих сосуд! –
А грехи у нас какие?
Треволнения мирские
И погоня за грошом,
За излишним барышом, –
Но на том, однако, свете
В каждой прибыльной монете –
Брал греша аль не греша? –
Отдает ответ душа.
Кто ж в тот час ей даст подмогу.
Вознесет молитвы к богу,
Чтоб снялась с нее вина?
Церковь божья лишь одна!
Пред владыкою всесильным
С воскурением кадильным
Всходит в райское жилье
Глас молитвенный ее:
– Сжалься, боже, над рабою,
Предстоящей пред тобою,
Ты бо праведен еси,
Отпусти ей в небеси
Всех ее проступков меру
За раскаянье и веру,
За ее предсмертный вклад
В мой церковный вертоград
Для молитвенных прошений
О прощенье прегрешений! –
Да… Достигши наших лет,
Позаботиться нам след
О семействе, – как иначе? –
О душе своей тем паче.
Забывать нельзя семьи:
Дети кровные, свои…
Но при часе при конечном
Вспомнить надо и о вечном,
О загробном житии.
Понял, раб господень?»
«Понял».
«О душе-то… порадей!»
«Ох-ох-ох! – кряхтел Авдей. –
Страшно слушать. Инда пронял
Уж меня смертельный пот
От святых твоих забот.
Х-хо!.. Молодки! Глаша, Катя!
Тут меня отпел уж батя,
Отпустил мне все грехи!»
Ухмыльнулись две снохи,
Принахмурились два сына.
Знать, была тому причина.
Люди врали, кто о чем.
Был слушок, что старичина,
На сынков смотря сычом,
Был заядлым… снохачом.
Люди брали на примету,
Что дралися бабы в кровь,
Что невесток – ту и эту –
Ненавидела свекровь,
Что в семействе образцовом
В поведении отцовом
Крылась некая грязца,
И два сына – были толки –
Чай, не попусту, как волки,
Озирались на отца,
Озиралися с опаской, –
Их отец своею лаской
Тож не очень-то дарил;
И работою морил,
И грозился: «Знаю, черти,
Ждете лишь отцовской смерти,
Чтоб в сундук его залезть:
Сколько денежек в нем есть?
Не случилось бы промашки.
Деньги все-таки… бумажки…
Понимает их не всяк…
Можно с ними так и сяк…»
Глянешь так на человека,
Жить ему б, кажись, два века:
Прямо дуб! Высок, грудаст.
Но… живет сто лет калека,
Дуб же крякнет вдруг и – сдаст,
Лист осыплется зеленый.
И – сухой и оголенный –
Дуб стоит, как мертвый пень.
Так Авдей: смотрел весь день
За хозяйством, как обычно,
Отдавал приказы зычно,
Выслал к вечеру обоз –
Все семейство – на покос;
Стало тихо: все живое –
Он да внучка, в доме – двое.
Ночь прошла, и поутру,
Словно призрак, по двору
Дед Авдей бродил, шатался,
Часто за сердце хватался,
Крикнул внучку: «Слышь, малец,
Собирай скорей дровец».
Взяв дрова, прогнал Марфушку:
«Не входи теперь в избушку.
Слышь? Пока не позову!»
Вскипятил в воде траву.
Весь водою той обмылся,
В сундуке в углу порылся,
Обрядился – чист и бел,
Лапти новые надел.
Долго – с приступом икотки –
Наворачивал обмотки
И, разгладив их рукой,
Молвил: «Умник никакой
Не раскусит этой штуки!»
И к иконам головой
Лег на лавку чуть живой,
Образочек взявши в руки, –
«Пусть теперь хоронят, суки!»
Ввечеру, когда гуртом
Вся семья вернулась с поля,
Стало ясно: божья воля!
Дед Авдей с раскрытым ртом,
Снарядившись сам к отправке
В невозвратный, смертный путь,
С образком, прикрывшим грудь,
Мертвецом лежал на лавке.
В поле страдная пора,
Каждый день за год в ответе,
Так покойник со двора
Был утащен на рассвете,
А к полудню – летний быт –
Был отпет он и зарыт.
Вот и все. Одначе в поле
Сыновей Авдея боле
Не видали в эти дни:
Дома шарили они
В каждой дырке, в каждой щелке,
И за печкой, и на полке,
Перерыли все углы,
Разломали все полы,
Весь чердак разворошили,
Весь амбар распотрошили,
Двор изрыли, огород,
Взбудоражили народ.
«Во, гляди, как братья рыщут,
Денег всё отцовских ищут».
«Ищут. Тятька – вот беда! –
Деньги скрыл невесть куда!»
День искали, два искали,
Дом на части растаскали,
Разорив родимый кров,
Два братана – Клим и Пров, –
Под конец, без долгой речи,
Ухватили мать за плечи:
«Стерьва! Место укажи,
А не то… возьмем в ножи!»
Мать и так, и сяк, и этак
Урезонивала деток,
Разоравшихся орал:
«Знаю вашего не боле…
Я была ведь с вами в поле,
Как отец-то помирал.
На меня за что поруха?»
«Врешь ты, подлая старуха!»
«Говори, где клад, змея!»
Озверели сыновья,
Смертным бьют старуху боем.
Бабка воет диким воем,
Упираясь на своем:
Ничего ей неизвестно.
«Вспомни, мать!»
«Открой нам честно,
Деньги где, не то – убьем!»
«Вспомни!»
Мать не вспоминает:
«Муж был строгий – кто не знает!
Я при нем была глупа.
Что меня вам врать неволит?»
Сыновей старуха молит,
Чтобы вызвали попа:
«Пусть живая в землю лягу!
При народе дам присягу!»
«Присягай!»
Явился поп.
Собрался народный скоп.
В виде жалостно-убогом,
Вся в кровавых синяках,
Бабка хрипло – «ках! – ках! – ках!» –
Пред людьми и перед богом
Поклялась, держась перстом
За евангелье с крестом:
«Вот подохнуть мне до срока!..
В сыновьях не видеть прока!..
Как на страшном вот суде!..
Клад лежит не знаю где!»
«Так божиться ей к чему бы?
Бабка явственно не врет!»
Загудел кругом народ:
«Зря сынки-то, душегубы,
Мать терзали на куски!»
Клим и Пров кусали губы
И скребли себе виски
От досады и тоски:
Что ж выходит? Дело ясно:
Мать свою они напрасно
Дули, гнули вперегиб.
Клада нету! Клад погиб!
Вдруг – у всех распухли уши! –
Объявилась – от Марфуши! –
Удивительная весть:
В избу хоть и не входила,
Внучка деда подследила
И видала чрез окно,
Как и долго и смешно
Над лаптями он возился,
Как кому-то он грозился,
Собираясь их надеть.
Как обмотки стал вертеть,
Задыхаясь от натяжки,
Как под них совал бумажки –
По одной, по две, по три…
«На, холера! На, смотри:
Не такой ли размалевки?»
«Вот такие!»
«Сторублевки!»
Чувств своих не поборов,
Завопили Клим и Пров:
«Что ж ты раньше, дрянь, молчала?»
«Знать бы это все сначала!»
«Ладно. Знаем, наконец:
Деньги в гроб унес отец!»
Пров и Клим в одно мгновенье
Тут же приняли решенье –
Вскрыть могилу.
«Стоп! Нельзя!»
Поп сказал, крестом грозя:
«Святотатство!.. Прегрешенье!..
Кто позволит?!»
Разрешенье
На каких искать путях?
Клад – в могиле, на кладбище,
На ноге, поди, по тыще! –
У покойника… в лаптях!
Что тут было! Что творилось!
Что тут только заварилось!
Брату брат – смертельный враг,
Брат от брата ни на шаг.
Брат родной следит за братом,
Как за лютым супостатом:
На кладбище шпарит Пров,
А уж братец – будь здоров! –
Из куста ему навстречу, –
Жди того, что вступят в сечу,
Ухватясь за топоры!
Всполошились все дворы,
Всем не елось и не спалось,
Об одном везде шепталось:
«На кладбище у куста,
У отцовского креста
Братья кончат дело скверно,
Перережутся, наверно!»
«Чтоб беду предупредить,
Надо стражу нарядить!»
У Авдеевой могилы,
Прихватив с собою вилы,
Клад могильный сторожа,
Заходили сторожа;
Сбоку Клим и Пров ходили,
За охраною следили, –
И на весь на этот сбор
Поп глядел через забор:
«Проморгал какое дело!»
У попа в башке гудело.
Он не долго здесь торчал,
К благочинному помчал.
Долго батюшки грустили:
«Экий случай упустили!»
«Сторожат?»
«И день и ночь».
«Кто сумел бы нам помочь?»
«С кем-то надо нам совместно…»
«Кто решится?»
«Кто? Известно!
Нам поможет становой:
И подлец, и с головой!»
Покатили к становому.
Разговор по-деловому
Был поведен становым:
«Вот вы с делом каковым!..
Что ж! Не прочь я… от дележки.
Устраню крестьян от слежки
И, убрав народ, семью,
Стражу выставлю свою».
Становой в село примчался,
Расшумелся, раскричался:
«Беспорядки тут? Разврат?
Искалечил брата брат!
Сторожить могилу стали!
А причина не пуста ли?
Может, все – ребячий бред!
Налагаю мой запрет!
Сыновей и вашу стражу
Я отсюдова спроважу.
Эй, урядники! Гони!
Разберемся тут одни!»
«Разберутся, крокодилы!»
Отшатнулася толпа.
Лишь остались у могилы
Становой и два попа
Да урядников четверка,
А народ вдали: галерка.
Тут урядники в момент
– Преогромнейшие каты! –
В ход пустили инструмент,
Припасенные лопаты.
Через час был гроб открыт,
Наверх вытащен и вскрыт.
Над покойником зловонным
С видом этаким законным,
Как голодных три клопа,
– Чай, добыча неплохая! –
Наклонилися, чихая,
Становой и два попа,
Быстро лапти размотали,
Все бумажки подсчитали:
«Всё ли?»
«Всё! Покойник гол!»
А для Фролов и Микол,
Подозвав народ поближе,
«Подписавшиеся ниже» –
Попик, местный богомол,
Становой и благочинный –
Очень ясный и не длинный
Огласили протокол:
«Дня, и месяца, и года
При стечении народа
И в присутствии особ
Был раскрыт такой-то гроб.
Труп лежал горизонтально
И, осмотренный детально
От волос и до ногтей,
Оказался… без лаптей,
Слух кощунственно-преступный,
Что в лаптях-де клад был крупный,
Не основан ни на чем,
Что скрепляем сургучом».
Поплелся народ с кладбища.
Поплелися Клим и Пров.
«На ноге на каждой тыща!»
«Нет лаптей! Ищи воров!»
Толковали, горевали:
«По закону своровали!»
Ночь пришла – темна, слепа.
Спал народ. Как ночевали,
Спали ль Клим и Пров? Едва ли!
Злость их грызла до пупа.
И не спали – то ж примета! –
Пировали до рассвета
Становой и два попа.
Перейти на страницу:
