Тот густо жил, кто жил на кромке,
Но вот из разлюбивших глаз,
Закрытых ложью на заслонки,
Пополз в меня угарный газ.
Да разве ж мне впервой травиться
Цикутой сладких лживых слов,
Но по поэтам, как по птицам,
Стреляют часто из кустов.
Чтоб мелкой завистливой дробью
Повыбить из сердец тепло,
Меня ты, целясь исподлобья,
Дуплетом ранило в крыло.
И, закружась в смертельном крене,
Как перья, рассыпая стон,
Свинцовой стрелянный изменой,
Упал я камнем на кордон.
Я без вины сам виноватый,
Что лишь душою не учел —
Шакалы, выследив пернатых,
На них наводят черный ствол.
Людишкам этим нет покоя,
Поет раз кто-то на лету,
И сердце женщины пустое,
Продав за злато красоту,
Привыкнет биться так незвонко,
Что не услышит Бог его,
А я… а я живу на кромке
С крылом, одним крылом всего.
2007
Глядит сентябрь желтыми глазами,
На сердце только мокрядь да усталь,
И меж подмытыми годами берегами
Течет, течет усталая печаль.
Нагну к себе березовую ветку,
Да понежнее, чтобы не сломать,
Любовь – кому-то рай, кому-то – клетка,
А мне – стихов нерадостных тетрадь.
А мне не так уж много в жизни надо,
Теперь беру не сам – дает судьба,
И нет с собою мира мне, ни слада,
И не с того ль грустна моя гульба?
Когда-нибудь мы с Господом сочтемся,
Не свечками – слезами за других,
Да и не так уж грешен был я вовсе,
Раз мой больной звенел в России стих.
Раз кто-то, пусть хотя бы ненадолго,
Вздохнул: «Эх, надо ж, это про меня…»
Поэты никогда не пьют без толка,
В себе, как в спирте, нежное храня.
А я – сосуд для горя и разлуки,
Во мне – отрава забубенных лет,
И в темноту уходят злые звуки,
И в тишину уходит странный свет.
Вот потому березоньки запястье
Я поцелую в желтые листы,
Что только летом я купался в счастье,
Раз сентябрем поэту стала ты.
2007
Я выйду в осень золотую,
Всю сажу с сердца соскребя,
Ведь не люблю, чего ж ревную
Такую верную тебя?
Душа моя другой пустая
И стала меньше воробья,
Ведь не люблю, чего ж ласкаю
Такую нежную тебя?
А гитары заноют встревожено
В ресторане на Первой Тверской,
Не тобою, знать, сердце стреножено,
Чтоб тобой рассчитаться с тоской.
Я не дошел еще до края,
Где ангел ждет меня, трубя,
Ведь не люблю, чего ж ругаю
Такую смирную тебя?
Всегда умел и пить, и драться,
И нежить, вроде бы грубя,
Ведь не люблю, чего ж смеяться
Я не умею без тебя?
Мне нагадает ворожея
Пропасть, себя в гульбе сгубя,
Ведь не люблю, чего ж жалею
Такую грустную тебя?
Я в безлюбовье пропадаю,
Но отчего же, не любя,
Я так стаканами скучаю
Без нелюбимой без тебя?
2007
Ни лакей, ни господин —
Средь уродов и уродин
Я живу теперь один,
Бесшабашен и свободен.
Я теперь свободен вдрызг,
От тебя, не для кого-то,
До тоски соленых брызг
От веселого фокстрота.
Дует медь саксофонист,
И резвятся на танцполе,
Или я душою скис,
Что тоскливо мне на воле?
Пляшет девка на краю
На ногах кривых и жидких,
Я сегодня же пропью
Все души своей пожитки.
Я сегодня же сойду
С жизни правильного круга,
Чтоб в фокстротовом бреду
Мы забыли друг про друга.
Так давай, на саксе жарь,
Лабух с грустными глазами,
Не отплясанного жаль,
А несыгранного нами.
2007
Аэропорт – он храм враждующих религий,
Костел разлук, обитель светлых встреч,
И пассажиры, как послушники с веригами,
Сгибают к чемоданам гордость плеч.
И крестным я, не ходом, а экскортом
Тебя здесь провожаю в жизни течь,
Вот оттого я не люблю аэропорты,
Что грусть земнее радости от встреч.
2007