Поэзия Африки

КЕЙТА ФОДЕБА [79]

Рассвет над Африкой

Перевод Е. Гальпериной

(Звуки гитары)

Рассвет. Маленький поселок допоздна плясал под звуки тамтама. Теперь он начинает просыпаться. Пастухи в лохмотьях, играя на флейтах, провожают стада в долину. Девушки с кувшинами гуськом тянутся по извилистым тропам к источнику. Во дворе марабута [80] дети нараспев читают хором стихи Корана.

(Звуки гитары)

Рассвет. Борьба ночи и дня. И обессиленная ночь уже не может больше сопротивляться и медленно отступает. С горизонта протягиваются первые, еще робкие и бледные, лучи солнца — предвестники победоносного дня. Последние звезды тихо уходят за облака, подобные пламенным цветам.

(Звуки гитары)

Рассвет. А там, на широкой равнине, окаймленной пурпуром, виден склонившийся человек. Это крестьянин Наман. Он взрыхляет землю, и с каждым ударом его мотыги испуганные птицы разлетаются, опускаясь на мирные берега Джолибы [81] — великой реки Нигера. Наман идет, раздвигая встречные травы, и его штаны из грубого холста смочены росой. С него катится пот, но, согнувшись, он неутомимо и ловко бьет мотыгой — нужно успеть посеять зерно до прихода дождей.

(Звуки кóры [82])

Рассвет. Наступает рассвет. В листве, возвещая приход дня, порхают птицы. Но вот по влажной тропе равнины спешит к Наману мальчик. «Брат Наман, — говорит он, — старейшины поселка ждут тебя под деревом совета».

(Звуки коры)

Подивившись тому, что его вызывают так рано, Наман положил на землю мотыгу и направился прямо в поселок, сверкавший в лучах восходящего солнца. Старейшины, еще более важные, чем обычно, уже сидели под деревом совета. Рядом с ними равнодушно курил трубку человек в военной форме, по виду стражник.

(Звуки коры)

Наман сел на расстеленной бараньей шкуре. Тогда гриот [83] вождя поднялся, чтоб возвестить собранию волю старейшин: «Белые направили к нам стражника и требуют одного человека из нашего поселка. Они хотят послать его на войну в свои страны. [84] Знатные люди селенья решили избрать лучшего из нашего рода — пусть он в битвах белых людей покажет отвагу, что всегда жила в народе мандинго [85]».

(Звуки коры)

И все назвали Намана, Намана, чьи сильные мускулы и мужественный облик каждый вечер славили девушки в своих песнях. Нежная Кадия, молодая жена Намана, потрясенная новостью, бросила молоть зерно и молча заперлась в своей хижине. Смерть уже похитила у нее первого мужа, и она не могла поверить, что белые отнимут у нее и Намана. Ведь на него возлагала она теперь все свои надежды.

(Звуки гитары)

На следующий день вопреки ее слезам и стенаньям суровые звуки боевого тамтама проводили Намана в маленький порт, и лодка направилась в центр округи. В ту ночь девушки уже не плясали на площади, как обычно. Они пришли в хижину Намана и всю ночь бодрствовали у очага, рассказывая сказки.

(Звуки гитары)

Шли месяцы, но вести о Намане не достигали поселка. Юная Кадия была в такой тревоге, что позвала на помощь колдуна из соседней деревни. И даже сами старейшины, беспокоясь за участь Намана, собирались на тайный совет.

(Звуки коры)

Наконец в деревню на имя Кадии пришло письмо от Намана. В тот же вечер после многих и тяжких часов пути Кадия добралась до центра округи, и переводчик прочел ей вслух письмо.

Наман был в Северной Африке, он был здоров и спрашивал о деревенских новостях: об урожае, о празднике воды, плясках, совете старейшин…

(Звуки балафонга [86])

В этот вечер старые женщины поселка оказали честь юной Кадии и собрались на свою обычную беседу во дворе ее хижины. Старейшина селенья, радуясь новости, велел устроить богатое угощенье для нищих из окрестных деревень.

(Звуки балафонга)

Еще несколько месяцев прошло, и снова все были охвачены тревогой, ибо от Намана опять не было вестей. Кадия уже собиралась снова идти к колдуну, но тут она получила второе письмо. Где только не был Наман: и на Корсике, и в Италии; теперь же он воевал в далекой Германии, и его за храбрость наградили медалью.

(Звуки балафонга)

А потом в деревню пришла простая открытка; из нее узнали, что Наман был ранен, что он в плену. И деревня была подавлена тяжкой новостью. Снова собрались старейшины на совет и решили, что отныне Наману будет разрешено плясать дугу, священный танец коршуна, который вправе исполнить лишь тот, кто совершил великий подвиг, дугу — пляску королей малинке, где каждый шаг обозначает событие в истории древнего государства Мали. Для бедной Кадии было утешеньем то, что муж ее признан народным героем.

(Звуки гитары)

Время шло… Один за другим протекли два года… А Наман все еще оставался в далекой Германии. И больше не было писем.

(Звуки гитары)

И вот однажды к старейшине поселка пришла из Дакара весть о том, что скоро вернется Наман. Тут же начали бить тамтамы. Все плясали и пели до зари, а девушки слагали к приезду Намана новые песни — ведь в прежних песнях, сложенных в честь него, еще ничего не говорилось о дуге, прославленной пляске мандинго.

(Тамтамы)

Но прошел еще месяц, и от ближайшего друга Намана капрала Муссы пришло для Кадии письмо, потрясшее всех:

«Это было на рассвете. Мы стояли в Тиаруа [87]. Между нами и нашими белыми начальниками из Дакара разгорелась великая ссора. Наман был сражен пулей. Он погребен в сенегальской земле».

(Звуки гитары)

Да, наступал рассвет. Первые лучи солнца, едва касаясь морской глади, золотили барашки волн. Под дуновеньем бриза пальмы мягко клонили стволы к океану, охваченные ужасом этой утренней битвы. Тучи кричащих ворон возвестили окрестным селам о трагедии, залившей кровью рассвет в Тиаруа… А в синеве, озаренной пожаром зари, над могилой Намана тяжело парил гигантский коршун. Казалось, он говорил: «Наман, ты не успел сплясать тот священный танец, который носит мое имя, но его еще спляшут другие».

(Звуки коры)

ДАГОМЕЯ

РИШАР ДОГБЕ [88]

…Между двумя взглядами

Перевод А. Кашеиды