Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова, Барков Иван Семенович-- . Жанр: Поэзия / Эротика. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Название: Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова
Автор: Барков Иван Семенович
Дата добавления: 15 январь 2020
Количество просмотров: 318
Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова читать книгу онлайн
Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова - читать бесплатно онлайн , автор Барков Иван Семенович
Иван Барков (1732–1768) — легендарный русский поэт, давший имя целому направлению отечественной словесности. Сегодня, пожалуй, не найти мало-мальски грамотного человека, кто не слышал бы об этом литераторе XVIII века. Но, несмотря на столь широкую известность, абсолютному большинству читателей, интересующихся личностью стихотворца и его наследием, приходится довольствоваться лишь досужими вымыслами.
Вот, что, в частности, написано о Баркове в «Энциклопедическом словаре» Ф. Брокгауза и И. Эфрона (1891 г.): «Всероссийскую славу стяжал он себе тоже стихотворными, но не печатанными „срамными сочинениями“, в огромном количестве списков разошедшимися среди российских любителей пикантного чтения. Слава эта так велика, что создался особый термин „барковщина“ и Баркову сплошь да рядом приписываются вещи, которые совсем ему не принадлежат».
Дорогой читатель. Вы держите в руках научное издание сочинений Ивана Баркова, публикуемое впервые за 225 лет со дня его смерти.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Перейти на страницу:
Басни и притчи *
Подьяческая жена и поп
Покаялась попу подьяческа жена,
Что в девушках она
Довольно выпила вина.
Да это малый грех и только лишь безделка,
Примолвила она, — расселась щелка,
И вышла замуж я не целка.
О, глупая пизда, — вскричал наш поп, —
На что ты так напивалась
И еть без панциря давалась.
Пизда твоя теперь во ад уже попалась.
Я всем тебя, что есть на свете, прокляну
И припущу к тебе во аде сатану,
Чтоб он тебя в клочки, ебену мать, разъеб
И после мокрым бы ударил хуем в лоб
Или в висок,
Чтоб из пизды твоей посыпался песок.
Я сам взял не целку попадью,
Однако ее ладью
Я сам же прохватил
И хуй в нее влупил
И собственную плешь заколотил.
Так стало то не грех,
Что поп Уеб
И на пизде расчистил мех.
Когда попы ебут,
Не грех в пизду кладут,
Не беззаконием на секель дуют,
Поповичев они в пизду мудами суют.
А ты духовный чин пиздою не почтила
И с светскими свою пизду проколупила,
Так будь ты проклята, сатана.
При сих словах подьяческа жена
Немного наклонилась,
Как будто жопою сесть на хуй норовилась,
Оскалила пизду и подняла подол,
Священник задрожал, колико был ни зол.
Пизда в смирении две губы ужимала
И секелем попа на милость привлекала,
И словом так умильно тут мигала,
Что постная в попе кровь тотчас заиграла
И хую голову яряся подымала.
Вострепетала плешь, хуй рясу прочь отклячил,
Поднявши лысой лоб,
Вскочил в восторге поп
И в грешницу сию он хуй до муд впендрячил.
Рвался, потел,
Не только хуй один, муде он вбить хотел,
Однако пизда еще узка,
А от муд мошна не кругла, не плоска.
Не влезли яйцы, хоть сколько не толкались,
А действующие уж оба запыхались
И непосредственно ебясь они мешались,
Попова сила пала
И не поправилась.
Другая подъебала.
Оставил поп пизду и хуй в ножны вложил,
Оборотяся к ней, смиренно говорил:
Кто в свете не таков,
Прощаю,
Разрешаю
От всех тебя грехов.
Коза и бес
Случилося козе зайти когда-то в лес.
Навстречу — бес
Попался животине.
По едакой причине
Коза тряхнула,
Хвостом махнула,
Вернула рожками,
Прыгнула ножками
И ненарочно,
Только точно
Попала чорту на елдак
И слезть с него не знала как.
С такого страху
Усрала рубаху.
Вертит дырой —
У чорта хуй сырой,
Ебет как пишет,
Коза чуть дышит,
Визжит, блеет и серит,
А чорт ни в чем козе не верит,
К мудам подвигает
И прижимает.
Наебся бес
И скрылся в лес.
На козий крик
Сбежались вмиг
Все звери, и медведь
Стал козу еть.
Еб волк ее и заяц,
Потом Зосима-старец
И все монахи
С сермяжными рубахи.
Потом гады и птицы
В пизду козе совали спицы.
Госпожа и парикмахер
Не сила иногда пылающей любви,
Которая у нас в крови
Колеблет постоянство,
Смягчает и тиранство,
Старух и стариков в соблазн ведет
И всех умы во плен берет:
А нечто есть еще, сто крат любови слаще,
Что в заблуждение людей приводит чаще,
То нежнее сласти той,
Что названа у нас девичьей красотой.
Девица ту красу в один раз потеряет,
Потом к забаве дверь мущинам отворяет.
Любовь быть без сего не может горяча,
Как без огня свеча.
А в сласти ж без любви приятность одинака,
Утешна сладость всяка.
Изображение одно тех нежных дум
В восторг приводит дух и затмевает ум.
А сладость нежная любви не разбирает,
Нередко и пастух с дворянкою играет,
Тут нет любовничьих чинов,
Ниже приятных слов.
Лишь жажду утоли, кто б ни был он таков.
Но только ли того, бывает вся суть в мире,
Пол женский жертвует
Венериной кумире,
И утешает жен не муж:, а кто иной,
Хороший и дурной.
Боярыню — чернец, француз — графиню,
Иль скороход — княгиню.
И со сто есть таких примеров, не один,
Мужик ту веселит, каку и Господин.
Всех чаще у госпож: те в милости бывают,
Которы учат их иль петь, иль танцевать,
Или на чем играть.
Иль кои волоски им неясно подвивают.
У барынь лишь одних то введено в манер,
Чтоб сладость без любви вкушать, и вот пример.
К боярыне богатой
Ходил щеголеватый
Уборщик волосов,
Не знаю, кто таков.
Ходил к ней десять дней или уж три недели,
Он часто заставал ее и на постели.
А барыня хотя б была непригожа,
Да имя Госпожа,
И новомодные уборы и наряды,
Умильные их взгляды,
Приятная их речь
И в нечувствительном возмогут кровь зажечь.
О! сколь приятно зреть Госпож: в их беспорядке,
Когда они лежать изволят на кроватке,
Приятный солнца луч сквозь завесы блестит,
Боярыня не спит.
Вдова ее тогда иль девка обувает,
Чулочки надевает.
Какая это красота,
Сорочка поднята
И видна из-под ней немножко
Одна прекрасна ножка,
Другая вся видна лежит.
Наруже нежно тело.
О! непонятно дело.
Лишь только чьим глазам представится сей вид,
Приятным чувством мысль в минуту усладит.
Потом боярыня, с постели встав спокойно,
Куда ни вскинет взор,
Все в спальне у нее стоят в порядке стройном:
С сорочкою вдова, у девок весь убор,
Там держит кофишенк ей чашку шоколаду,
Тут с гребнем перукер: те люди на подбор,
И повеления ждет всяк от ея взгляду.
Кто в спальню допущен, быть должен очень смел,
Коль в милость Госпоже желает повтереться,
Так чтоб ухватки все те нужные имел,
Какими только льзя от барынь понагреться.
Французы смелостью доходят до всего
И в пышну входят жизнь они из ничего.
Из наций всех у нас в народе
Французы больше в моде:
А этот перукер несмел был и стыдлив,
Не так как этот сорт живет поворотлив.
Благопристойность им всегда та наблюдалась,
Когда боярыня поутру одевалась
И обувалась.
Из спальни в те часы всегда он уходил,
Чем барыню на гнев нередко приводил,
Но гнев ее тогда был только до порога.
Прошло недель немного.
Уборщик к этому насилу попривык
И стал не дик.
Из спальни не бежит он в комнату другую,
Когда зрит Госпожу в сорочке иль нагую,
Тогда-то Госпожа уборщику тому
Такое дело поручила
И научила
Мущине одному
Пересказать о том, что им она пленилась,
А, говоря, сама в лице переменилась.
Ведь ясно показав, что дело о пустом
И нужда ей не в том,
Мысль женска слабости не может утаиться,
Когда она каким вдруг чувством воспалится.
Стремление ее все взор изображал,
Что жар в ней умножал.
Тут руку Госпожа уборщику пожала,
Амурный знак давала.
Но ей в смущении сего казалось мало,
Отважности его она не подождала.
Нетерпеливо ей хотелось веселиться,
Так стала Госпожа с уборщиком резвиться.
И будто бы его, играя, обняла,
Потом еще, еще и, много обнимая,
И тут, и там его хватала,
Спустилась вниз ее рука и то достала,
Что раскаляет их нежнейшие сердца,
Исправно все нашла в тот час у молодца,
Но в этот только раз не сделала конца:
А только нежною рукою подержала,
Сама от сладости дрожала:
Уборщик стоя млел.
Вообрази себе, читатель, эту муку,
В таком уборщик мой огне тогда горел,
Каким его дух чувством тлел.
Он также протягал дрожащую к ней руку
И уж открытую у ней грудь нежну зрел,
А так он был несмел,
Что дотронуться к ней не мог ни разу
И будто ожидал на то приказу.
Прошло так много дней,
Ходил уборщик к ней.
Им только Госпожа себя лишь веселила
Так, так ей было мило.
Вдруг лежа на софе изволит затевать,
Чтоб голову у ней лежачей подвивать,
Уборщик исполнял ея охоту
И начал продолжать свою работу.
А барыня его тут стала щекотать,
Потом за все хватать
И добралась к тому, что ей так нужно,
Играть ей с ним досужно:
Поступком этим стал уборщик мой вольней
И начал он и сам шутить так с ней,
Как шутит с ним она.
Он так же тоже в точку
Отважился сперва боярыню обнять
И в грудь поцеловать,
А там и юбочку немножко приподнять,
Потом уж приподнял у ней он и сорочку
И дотронулся чуть сперва к чулочку:
Сам губы прижимал свои к ее роточку.
И уже от чулка
Пошла его рука
Под юбку дале спешно
С степени на степень,
Где обитает та приятна тень,
Которую всем зреть утешно.
Дограбилась рука до нежности там всей
И уж дурила в ней
И вон не выходила,
Утеху Госпожа себе тем находила,
Уборщик нет.
Не шел ему на ум ни ужин, ни обед,
Какая это, чорт, утеха,
Что сладость у него лилася без успеха.
Не раз он делал так,
Боярыне скучая,
О благосклонности прямой ей докучая,
Смотря на ее зрак,
Лишь чуть приметит он ее утехи знак,
Котору
Он в саму лучшу пору
У ней перерывал,
Прочь руку вынимал
И чувство усладить совсем ей не давал.
Сердилась Госпожа за то, но все немного
И не гораздо строго,
Хотя сперва и побранит,
Но тот же час опять приятно говорит.
Нельзя изобразить так живо тот их вид,
В каком был с Госпожой счастливый сей детина,
Какая то глазам приятная картина;
В пресладком чувстве Госпожа,
Грудь нежну обнажа
И на софе лежа
Спокойно,
Не очень лишь пристойно
И чересчур нестройно.
Прелестны ножки все у ней оголены,
Одна лежала у стены
В приятном виде там мужскому взору,
Другая свешена с софы долой,
Покрыта несколько кафтанною полой,
А руки у нее без всякого разбору.
Одна без действия, друга ж ея рука
Была уж далека,
И в ней она тогда имела
Приятную часть тела.
Уборщик без чинов подле ея сидел
И неучтиво всю раздел.
Его рука у ней под юбкою гуляла,
Тем в сладость Госпожу влекла.
Прохладна влажность у нея текла,
Но и опять ей ту приятность обновляла,
Вот их картина дел.
Уборщик мнил тогда, что нет ни в чем препятства,
И только лишь взойти хотел
На верх всего приятства,
Как барыня к себе вдруг няньку позвала
И тем намеренье его перервала.
К ним нянюшка вошла,
Уборщик отскочил тогда к окошку,
А барыня дала погладить няньке кошку,
Приказывала ей себя не покидать.
С уборщиком одним, он скуку ей наносит,
Что невозможного у ней он просит,
А ей того ему не можно дать,
Тут будто не могла та нянька отгадать
И стала говорить о дорогом и нужном:
О перстнях, о часах, о перлице жемчужном,
А барыня твердит, ах, нянька, все не то,
Мне плюнуть тысяч сто,
А то всего дороже,
А нянька о вещах тож да тоже,
Тут барыня опять знак нянюшке дала,
Оставить их одних, вон нянька побрела.
Жестоко было то уборщику обидно,
Велику перед ней он жалобу творит
И уж бесстыдно
Тогда ей говорит:
— Сударыня моя, какая это шутка,
В вас нет рассудка,
Я не могу терпеть,
Не мало дней от вас я мучусь без отрады,
Я чувствую болезнь с великой мне надсады,
Недолго от того и умереть.
А барыня тому лишь только что смеялась
И, отведя его к себе, с ним забавлялась
Опять игрой такой,
Держала все рукой.
Уборщик, вышед из терпенья,
Насилу говорит от многого мученья:
— Что прибыли вам в том, понять я не могу! —
Ответствует она, — французский это «gout».
— Чорт это «gout» возьми, — уборщик отвечает,
Что скоро от него и жив он быть не чает.
Меж: этим на бочок боярыня легла
И в виде перед ним другом совсем была,
Как будто осердилась,
Что к стенке от него лицом поворотилась.
Середня ж тела часть,
Где вся приятна сласть,
На край подвинута была довольно.
Уборщик своевольно
Прелестное у ней все тело обнажил,
Однако Госпожу он тем не раздражил,
Она его рукам ни в чем не воспрещала,
А к благосклонности прямой не допущала
И не желала то обычно совершить.
Уборщик от ее упорства
Уж стал не без проворства,
Стараясь как-нибудь свой пламень утушить.
Его рука опять залезла к ней далеко,
И палец и другой вместилися глубоко:
Куда не может видеть око.
Сей способ к счастию тогда ему служил,
Меж теми пальцами он третий член вложил.
На путь его поставил
И с осторожностью туда ж его поправил.
А барыня того
Не видит ничего,
Но только слышит,
От сладости она тогда пресильно дышит.
Уборщик к делу тут прямому приступает,
Он с торопливостью те пальцы вынимает,
А член туда впускает,
Но как он утомлен в тот час жестоко был,
С боярыней играя,
Не только не успел достигнуть дну он края,
И части члена он, бедняжка, не вместил,
Как сладость всю свою потоком испустил.
Тут вставши Госпожа и молвила хоть грозно,
Что дерзко с нею он отважился сшутить,
Да так тому и быть,
Раскаиваться поздно,
И вместо чтоб к нему сурово ей смотреть,
Велела дверь тогда покрепче запереть,
Потом к порядочной звала его работе.
А у него
И от того
Была еще рубашка в поте.
Так он тут Госпоже изволил доложить,
Что ей не может тем так скоро услужить,
Тут барыня ему сама уж угождала,
С нетерпеливостью рукою ухватя
И нежа у него подобно как дитя.
И шеколатом то бессильство награждала,
В той слабости ему тотчас тем помогала.
Тогда-то уж игра прямая потекла,
Бесперестанно тут друг друга забавляли,
Друг друга целовали.
Понравился такой боярыне убор,
И он с тех пор
Нашел свои утехи
И тешил Госпожу без всякия помехи.
Перейти на страницу:
