Федра

Смерть решена. Лишь смерти род не избран мной:

Окончить в петле жизнь? На меч ли броситься?

Иль с круч твердыни ринуться Палладиной?

Рука с оружьем чистоту спасет мою.

Кормилица

Моя ль допустит старость, чтоб погибла ты

До срока? Удержи порыв безумящий!

Того, кто умер, к жизни нелегко вернуть.

Федра

Ничто не помешает умереть тому,

Чья смерть - и долг, и твердое решение.

Кормилица

О госпожа, моей отрада старости,

Коль дух томит безумье беспощадное,

Презри молву! Ей дела нет до истины,

Слывут за лучших худшие, а лучшие

За худших. Душу испытаем мрачную

Охотника угрюмого и дикого:

Моя забота - сердце укротить его.

Уходит вслед за Федрой.

Хор

О богиня, волн порожденье бурных,

Двойственный тобой Купидон рожденный

Факела огнем и стрелами грозен,

В блеске красоты шаловливый мальчик,

О, как метко он направляет стрелы!

До мозга костей прокрадется ярый

Потайной огонь, иссушая жилы.

Хоть язвит стрела неширокой раной,

До последних жил боль пронзает тело.

Мальчику покой незнаком: по миру

Он проворно мчит, рассыпая стрелы;

В тех ли странах, что зрят рожденье солнца,

В тех ли, что вблизи Гесперийской меты,

В тех, где знойный Рак иссушает землю,

В тех ли, где на свет паррасийской нимфы

Из степей глядит ледяных кочевник,

Знают этот жар: он лихим объемлет

Юношей огнем и усталым старцам

Возвращает пыл, уж давно угасший,

Девам в душу льет незнакомый пламень

И велит богам, покидая небо,

В измененных жить на земле обличьях.

Феб гонял коров в Фессалийских долах,

Разномерной их созывал свирелью,

Отложив свой плектр ради стад рогатых.

Сам гонитель туч и небес создатель

Часто принимал облик малой твари:

Крыльями плескал, что белее снега,

Сладкогласней пел, чем пред смертью лебедь,

Или, став быком круторогим, резвым,

Деве среди игр свой хребет подставил,

С нею вторгся вдруг во владенья брата

И копытом греб, как веслом упругим,

Усмиренный понт рассекая грудью,

Трепеща в душе за свою добычу.

Та, что темный мир озаряет светом,

Знала злую страсть: о ночах забыла,

Отдала свою колесницу брату.

Научился он управлять упряжкой

Темною и путь выбирать короче.

Стали ночи срок нарушать привычный,

Поздно стал всходить день, когда под тяжкой

Колесницей той содрогалось небо.

И Алкмены сын отложил колчан свой,

С грозной шкурой льва Геркулес расстался,

Дал себе надеть с изумрудом перстни,

Космы подчинил он закону гребня,

Золотым ремнем обвязавши голень,

На ногу надел башмачок шафранный,

Взял веретено, прял рукой, привыкшей

Палицу держать и разить чудовищ.

Лидия, край богатейших царей,

И Персида глядит: свирепого льва

Шкура сброшена с плеч,

Подпиравших чертог высоких небес,

И тончайший наряд с тирийских кроен

Покрывает их.

Огонь этот свят, правду те говорят,

Кто знал его мощь. Где вокруг всех стран

Бежит Океан, где эфирным путем

Светила летят, белым жаром горя,

Там простер свою власть беспощадный стрелок.

Чьих стрел остроту под глубокой волной

Испытывал сонм голубых Нереид,

И все воды морей не залили огня.

Этот жар испытал и пернатых род,

И, Венерой язвим, телец молодой

Сражаться готов, - чтобы стадом владеть,

И робкий олень, коль его любви

Соперник грозит, - рогами разит.

Зычным ревом страсть, зародившись в душе,

Знать дает о себе. Загорелым тогда

Индийцам страшней полосатый тигр,

И точит острей смертоносный свой клык

Кабан, и пасть его в пене вся.

Пышной гривой трясут пунийские львы,

Когда движет Любовь.

Свирепый рык наполняет весь лес,

Любит в буйных волнах чудовищный зверь

И луканский бык: всю природу себе

Покоряет Любовь; неподвластных ей нет.

По приказу ее утихает вражда,

Пред ее огнем отступает гнев,

Есть ли больше пример? Даже мачех злость

Побеждает она.

Входит Кормилица.

С чем ты пришла, кормилица? И где теперь

Царица? Есть предел ли страсти пламенной?

Кормилица

Надежды нет утишить злой недуг ее,

Конца не будет пламени безумному;

Ее снедает тайный жар, скрываемый

Напрасно: выдает лицо смятение,

В глазах огонь, на свет зрачки усталые

Не смотрят. Что ни миг - желанье новое,

То встать, то лечь велит ей боль неясная.

Идет - у ней колени подгибаются

И голова, как перед смертью, клонится,

А ляжет на покой - полночи в жалобах,

Забыв про сон, проводит. То поднять себя,

То уложить прикажет, то причесывать,

То распустить ей кудри. В тягость бедная

Сама себе, от этого и мечется.

О пище, о здоровье и не думает,

Шатаясь, бродит. Где и сила прежняя,

И пурпур, ей лицо румянцем красивший.

Тоска ей гложет кости. Ноги слабые

Не держат, красота исчезла нежная,

В очах сиянье - признак рода Фебова

Уж не мерцает: блеск померк потомственный.

Из глаз все льются слезы непрестанные

И орошают щеки: так на Тавре снег

Под струями дождя влажнеет теплого.

Но вот дворца ворота отворяются.

Откинувшись на ложе золоченое,

Покров желает сбросить свой в беспамятстве.

Федра

(на ложе в глубине сцены)

Снимите платье, затканное золотом,

С меня, служанки! Прочь, сок тирских раковин

И нити, что с ветвей серийцем собраны.

Пусть перевязь стеснит мне грудь открытую.

Возьмите ожерелье! Камень матовый

С ушей снимите - моря дар Индийского.

Не нужны ароматы ассирийские:

Пусть вольно упадут вкруг шеи волосы

До самых плеч, чтобы от бега быстрого

Вились по ветру пряди. Левой тул рукой

Возьму, а правой - легкий фессалийский дрот.

Была такою пасынка родившая,

Когда от Понта по земле Аттической

Вела она отряды меотийские

Иль танаисские, и в узел волосы

Сбирала, луновидным прикрывая бок

Щитом; такою полечу и я в леса.

Хор

Не сетуй: скорбь в несчастье не помощница.

Богиню-деву умоляй о милости.

Кормилица

(молится у алтаря Дианы)

Царица рощ, высоких гор пустынница,