[Стихи 114–138. Речь Дельфиса, признающегося в любви Симайте.]
139 За руку взявши его, я на ложе к себе привлекала,
Тело приникнуло к телу, и щеки от счастья горели
Жарче и жарче, и сладко друг с другом мы тихо шептались.
Многих я слов не хотела б терять, о Селена, благая,
Как до предела дошел он и вместе мы страсть разделили.
Вплоть до вчерашнего дня он не мог бы мне сделать упрека,
Также и я б не могла. Вдруг знакомая нынче приходит, —
Мать самиянки-флейтистки, Филисты, а также Меликсы, —
Рано, едва рассвело и чуть на небо кони поднялись,
Чуть розоперстую Эос [20] несут из глубин Океана.
150 Мне наболтала немало, и то, как вот Дельфис влюбился.
Снова он страстью пылает, но к девушке или к мужчине,
Точно не знает она; лишь слыхала, что в честь этой страсти
Чистым вином возлиянье свершал и, не кончив пирушки,
К ней торопился, сказавши, что дверь ей украсит венками. [21]
Вот что сказала мне гостья, и знаю я — все это правда!
Прежде ко мне приходил он на дню по три раза и чаще,
В склянке дорийскую мазь оставлял он, как дома, нередко.
Нынче ж двенадцатый день, как его я уж больше не вижу,
Видно нашел себе радость иную, меня позабывши.
Нынче связать волшебством попытаюсь, но, Мойрой клянусь я,
160 Будут опять оскорбления — стучать ему в двери Аида!
В этом вот ларчике здесь сохраняются страшные зелья.
Мне Ассириец, пришелец, поведал, что делают с ними.
Ныне прощай же, царица, [22] коней поверни к Океану!
Я же — опять понесу, как несла мое горе доныне.
Светлой Селене привет! И привет вам, о светлые звезды.
Вслед за небес колесницей плывите вы, спутники ночи.
[Эта идиллия — не что иное, как городской мим. Перед нами яркая реальнобытовая сценка; в этом жанре Феокрит проявляет большое искусство. Место действия — Александрия, в Египте; действующие лица — две городские кумушки-болтушки.]
Ну, не безумная я? Как спаслась, и сама я не знаю.
5 Вот так толпа, Праксиноя. И все колесницы, четверкой…
Ах, от солдатских сапог, от хламид — ни пройти, ни проехать.
Прямо конца нет пути — и нашли же вы, где поселиться!
То же у нас, Диоклид мой — деньгам перевод, да и только.
Взял он овчинок за семь драхм [23] — словно шкуры собачьи
20 Или клочки от мешков — вот теперь и работай над ними.
Плащ надевай свой, однако, и платье с заколотой пряжкой.
Вместе пойдем-ка с тобою в палаты царя Птолемея; [24]
Праздник Адониса там. Говорят, разукрашено пышно
Все по приказу царицы.
И всегда у бездельников праздник!
Пряжу, Евноя, возьми, да поставь ее снова, лентяйка,
Так, посередке, чтоб кошкам удобней в ней было валяться.
Ну, поживее! Воды принеси, я «воды» говорю ей, —
30 Мыло несет она. Ладно! Да хватит, не знаешь ты меры!
Воду налей! Осторожней! Ты весь мне хитон замочила.
Стой же! Ну вот и умылась, неважно, как боги послали.
Где ж это ключ от ларя, от большого? Подай поскорее!
Конечно, что правда, то правда.
Плащ принеси мне и шляпу подай-ка сюда поскорее.
40 Детка, тебя не возьму я. Там злая лошадка укусит.
Нет, сколько хочешь, реви — не хочу, чтоб хромым ты остался.
Что же, идем. Ты, Фригия, возьмешь позабавить малютку,
В дом ты собаку впусти, а наружную дверь — на задвижку.
Боги, какая толпа! Как бы нам поскорее пробраться.
46 Ах, что за ужас! Кишат муравьи без числа и без счета.
Мне ты сделал добро, Птолемей, с той поры, как родитель
Твой сопричислен к богам! Никакой негодяй не пугает
Путника мирного ныне по скверной египтян привычке.
Прежде ж недобрые шутки обманщики здесь учиняли,
50 Все на один были лад: негодяи, нахалы, прохвосты.
Что же нам делать, Горго? Глянь, военные царские кони
Прямо на нас наезжают. Любезный, потише, раздавишь!
Рыжий-то конь — на дыбы! Ах, какой же он дикий! Евноя,
Ну, и смела ты, беги! Он и конюха мигом растопчет.
55 Как же я рада, что дома спокойно остался малютка.