Рассвет полночи. Том 1. Херсонида

252 Рассвет полночи Морские уступают волны; И шумны устия пути, Быв новым рвеньем силы полны, 10 Чтоб ток природный пронести, Простерши полосы там неки, Бегут к Стамбулу, будто реки. Остановлюсь ли тамо ныне Близ Темесварских страшных стен, Где в окровавленной долине Австриец лег, Луной сражен, Где мыл он кровью в ужас света Победные стопы Ахметах Ужели томна тень Назона 20 Ту музу совратит с гробов, Что с воплем горестного стона Спустя осьмнадесять веков Оплакать рок его дерзает - Там, где он в персти исчезает?2 Нет, - тень любезна, тень несчастна! Не возмущу твоих костей; Моя камена тихогласна; Пусть по тоске и мраке дней Они с покоем сладким, чистым 30 Почиют под холмом дернистым! Ужасны были Томски стены Сии Назоновым очам! Все тихо; взоры заблужденны 1 При конце семнадцатого века австрийцы в том месте были турками разбиты. Сие происходило 1669 года. 2 Весьма достоверно, что Овидий погребен в сей стороне; ибо Те- месвар есть тот самый древний Томитанский город, о коем он так часто упоминает в элегиях своих.

Часть вторая 253 Среди пустынь окрестных там Искали долго и прилежно Того, кто пел любовь толь нежно. Передо мной то вяз нагбенный, То осокорь, то ильм густой Вздымалися уединенны И осеняли брег речной. - Тогда впадал я неприметно В различны мысли опрометно. «Всесильный! - так тогда я мыслил, - Какой в сем мире оборот? Кто древ л е в вображеньи числил, Чтоб спел когда ума здесь плод? Здесь жили геты, здесь те даки, Что члись за страшные призраки. Рим гордый с Грецией не мыслил В дни славы, мудрости, побед, Чтоб те долины, кои числил Жилищем варварства и бед, Своих злодеев заточеньем, Отозвались парнасским пеньем. Не мыслил, чтобы мужи грозны Ума хоть искру крыли здесь, Чтоб пели здесь эоны поздны, Чтоб чуждые потомки днесь Назона в арфе прославляли И слезны дни благословляли. О горда древность! - ты ль забыла, Какие чувства и права Сама ты в дни Орфея чтила? - Поныне камни иль древа В твоих бы жителях мы зрели, Когда б их музы не согрели.

254 Рассвет полночи Ты ль в шумной пышности забыла, Что в Ромуловы времена Людей железных воздоила, Что дики в чувствах племена И грубых хищников станицы От поздной взяли свет денницы. Япетов сын1 во мрачность века Не из скудели ли сырой Сложил чудесно человека? - Ифест не из руды ль земной? Девкалион влагал жизнь в камень, Орфей в дубравы духа пламень. Не славьтеся, Афины с Римом, Что вам одним лучи даны, Другие ж в мраке непрозримом! - И здесь, - и здесь возрождены Свои Орфеи, Амфионы, Энеи, Ну мы, Сципионы. Все те сарматы, геты, даки, Что члись за каменны главы, - Сквозь тьму времен, сквозь нощи мраки Такой же блеск дают, как вы; Такие ж ныне здесь Афины; Такие ж восстают Квирины. Почто вы хвалитесь в гордыне, Коль ваши чада суть рабы, Коль ваши странны внуки ныне Лишь данники срацин - рабов судьбы? - Цари вселенной напыщенны Во узах - ныне искаженны. Прометей.

Часть вторая 255 Как? - разве тем вы возгремели И отличились много крат, Что Гениев губить умели? Пророк афинский, - ты, Сократ! Ты, Туллий! - ты, Назон! - проснитесь, За рвенье музы поручитесь!» Так я беседовал, унылый; Тогда был вечер; и, спустись, Роса легла на холм могилы; Роса слезилася ложась; Над холмом облако дебело Во злате пурпурном висело. Вдруг глыбы потряслись могильны, И ров зевнул со тьмой своей; Крутится сгибами столп пыльный, Внутри я слышу стук костей; Кто в виде дыма там? - немею; Я трепещу, - дышать не смею... Тень восстает; - все вкруг спокойно; И кажда кость во мне дрожит; Еще туманяся бесплодно, Слеза в глазах ея висит, Что в дол изгнания катилась, В печальных дактилях струилась. Из уст еще шумит вздох милый, Что воздымал дотоле грудь; Я слышу тот же глас унылый, Что в песнях и поныне чуть; Но слезы - лишь туман кручинный; А вздох и глас - лишь шум пустынный. Тут тень гласит, как звук вод некий Иль шум тополовых листов: «Чей глас, - чей глас, что в поздны веки

256 Рассвет полночи Стремится с Бугских берегов1, Чтобы вздохнуть над сею перстью И ублажить плачевной честью?» Певец Я, - дух несчастный, дух любезный! Я здесь, унылый твой сосед, Пришел излить потоки слезны. - Ужли твой взор пренебрежет Толико дань сию священну, Чтоб персть твою почтить бесценну? Назон «Я несчастлив!» - ты мыслишь тщетно; Где тот, что столько крови пил, Пред кем мой взор лишь неприметно Без умышленья преступил? - Увы! - почто мой взор стремился? О если б он тогда ж закрылся! Так, - век ваш мудро обличает, Что мстителя Назон сего В число полубогов включает, Кумиром милым чтя его, И им же изгнан сам навеки; Так, - правильны веков упреки! Что ж сам обрел потом он боле, Прогнав меня до сих брегов? Чистейшу ль совесть на престоле? Благословенье ли веков? - В венце он так же заточился, Как я в чужих песках укрылся. Сии стихи сочинены во время бытности в Николаеве.

Часть вторая 257 Иулий - страшный бич вселенной - Лишь пал, - он, как преемник, вздул Опять перун тот усыпленный, Что дух ревнивый окунул В струи бича племен кровавы, Чтоб обновить иной род славы. Крутится кровь мужей реками; Вдали патриции дрожат; Дух Рима дрогнет меж стенами; По стогнам головы лежат; А чрез сии стези кровавы Достиг он трона страшной славы. Тогда вселенная искала, Чтоб он был вечно потреблен, И грозный час тот проклинала, Когда на свет он был рожден; Но лишь схватил он скиптр железный, Иное возопил мир слезный. И правда, - он переродился; Тогда счастливый мир хотел, Чтоб Август вечно утвердился, Чтоб Август смерти не имел; Из тигра агнец был в то время; А сим - сдержал блестяще бремя. Таков был Цезарь; что ж Октавий, Который поглотил весь свет? Его ест тот же червь и мравий, Что и на мне теперь ползет; Его лишь точит в мавзолее, Меня под дерном, - что лютее? Там спорник Зевса цепенеет; Его перун между костей, Покрытый плесенью, немеет 9. Бобров Семен, т. 1

258 Рассвет полночи И не блеснет опять с зарей. Не плачь, певец эонов поздных! Прешла времен сих буря грозных. Престол Октавия ужасный Ничто, - повапленный лишь гроб, Где вызывает галл опасный Из странных Брута - род утроб. - Но смертный в силе блещет тщетно; Ночь всех равняет неприметно. Не плачь, певец эонов поздных! Среди небесных я долин Не зрю ни властных взоров грозных, Ни от любимцов ложных вин, Ниже зависимости студной От их улыбки обоюдной. Не плачь! - пусть воин соплеменный, Пусть росс Назонов топчет прах, Срацинской кровью омовенный! - Но дух мой - юн на небесах...». Так призрак томный рек - и скрылся, Лишь лист тополовый забился. Прости, дух милый, дух блаженный! Росс чтит твой прах, твои стихи; Твои все слезы награждении; Ты будешь выше всех стихий. Судьба! - ужли песок в пустыне Меня засыплет так же ныне?

Часть вторая 259 98. ЗАПРОС НОВОМУ ВЕКУ Всесильного крылатый вестник, Столетья ветхого наследник! - Все слышали гром страшных врат, Как ты влетал чрез них шумливо В сию вселенну горделиво, Все - небо, дол земный и ад. Повеждь, какие нам блестят Надежды на челе сих врат? Ужасны выли непогоды Средь царств и мира и природы; Ужасны, - видим сами то; Но что знаменовали? - что? Тогда, - как бурная вселенна, Крамольной бранью возмущенна, Ложилась в мирну сень уже, - Природа встала в мятеже. - Там бездны, преступя пределы, Глотали целые уделы; А здесь источников скупых Глубоки долы обнажились; Меж тем как рыб стада теснились На ветвиях кустов густых, Открылись памятники скрыты, Труды седых веков забыты. - Там странны гласы в облаках В полнощи ухо поражали; Здесь горы в каменных дождях На землю с тверди ниспадали. Ужель в природе оборот? Или великий новый год - Ужели божества природы Забыли долг обычный свой? - 9*

260 Рассвет полночи Чудитеся, земные роды! - Брань в небе! - тамо Марс земной Бросает грады каменисты; - Перун, что был непостижим, Теперь довольно изъясним. - Не стрелы ль грома те кремнисты, Что тайно древний Зевс метал, Чем правильно парод считал? - Вулкан из Этны выступает, Оставя труд подземный свой, Озера, реки иссушает, Где, утомленные тоской, Вздыхают горько нимфы бедны, А нереиды на брегах Тоскуют по отчизне, бледны, Не в силах быв дышать в полях. В природе бунт, - мир в мире дышет; Над западом дуга цветет; И на брегах Секваны пишет Таинственный Король расчет Иль зиждет, может быть, мир новый; То скажет век, - мы внять готовы; Но в севере краса чудес, Мудрец в Монархе добрый, юный, Строптивы удержав перуны, Блюдет полувселенной вес. Но, о судеб посол небесный, Надолго ль радости дуга Хранит над миром цвет прелестный И пестрая ея нога Стоит над мирными холмами? Ах! - сколь далеко б дух наш шел, Хотя природа временами И забывает свой предел?