О грусти этих дней

   По-детски крупные выводят письмена

   Средневековые потресканные гаммы.

   Я жил по замкам и в каминах жёг стволы,

   Я проводил субботний вечер с менестрелем,

   А по ночам гнул манускриптные углы,

   Закладки делая, чтоб почитать в постели.

   Из бестиариев ^*я комнатных зверьков

   Всё разводил, кормя их сеном, то и дело

   Единорогов прятал на ночь под полог,

   Чтобы случайно им на рог не села

   Обильным задом грузная зима,

   Когда в снегах костры, а дома скверно,

   Когда к обедне уж свеча нужна,

   Да и к заутрене нужна, наверно.

   В драконов верить я не стал, увы,

   Хотя они снижали урожаи,

   Волхвов не жёг я на коcтрах, волхвы

   Меня за это очень уважали.

   Ты приезжай ко мне на Рождество

   И не смотри, что далеко, попробуй.

   Мы будем мясо есть и пить вино -

   Когда ещё нам ублажать утробу!

   И не смотри на глупый календарь,

   Я знаю, что прошло веков уж восемь.

   Уж лучше Рождество встречать, как встарь,

   Чем провожать теперешнюю осень...

   * * *

   Любовь, это точно, -

   Большая загадка...

   Какие бы вам

   Ни встречались миры,

   То там, а то сям,

   В силу миропорядка,

   Растут своестрочья

   Любовной поры...

   И не в размноженьи,

   Поверьте же, дело,

   И не в целованьи

   Да кой в чём ещё...

   А дело в сложеньи

   Немого напева,

   В самом напеваньи

   И в мысли: "Прощён..."

   * * *

   Как вы не слышали?

   Как не позволили

   Молоточкам по струнам в рояле

   Стучать, летая?

   Летя, набрасываться

   На изветвлённый

   Карниз небес...

   Как вы не знаете,

   Куда заброшены

   Мы с вами,

   Аисты и атеисты?

   И очень простенькие

   Из нас не скисли

   Лишь потому, что

   Процесс скисленья

   Ведь тоже требует

   Какой-то вес...

   * * *

   Искомую науку возвращений

   Я изучал по старым витражам...

   По непрочтённым всхлипам за спиною.

   Я возвращаюсь, позванный тобою,

   Как возвращаются в забытый храм

   Немые тени ласковых прощений.

   И напоследок горько устыдясь

   Тому, что ты звала меня, и снова

   Я должен был карабкаться наверх,

   Где нет циклонов, значит, нет помех

   Для провожанья, праздника и слова,

   Которое есть Бог, коль в нем вместясь,

   Могла застыть озябшая бесслезность

   Тугих созвездий, смотрящих кино

   Из непростых простительных сюжетов,

   Но ты звала, любя меня за это,

   Что я не прожил вспять, как колесо,

   Едва сорвавшись, держится за бездну...

   * * *

   Избавьте Соломона-многожёнца

   От истовой истомы пустяка.

   Мир - очень неустойчивое донце

   Весьма непроходного тупика.

   Мир - очень не застенчивое действо

   Всего, что управляется извне.

   Оставьте чародеям чародейство

   Отдушиной в проветренном окне.

   А может быть, на сумеречной воле

   Забав ища и даже горячась,

   Ту "Лунную сонату", как Бетховен,

   Я отстучу рукой по кирпичам.

   * * *

   Если только писать

   По прозрачному снегу,

   По серебряной вышке

   Бездланного неба,

   По зачищенной ране

   Дождевого вулкана -

   По омытой в фонтане

   Статуе великана...

   Если только писать

   По немыслимым сеймам

   Разнополых ворон

   И расплющенных чаек.

   Если только молиться

   Губами пророков

   И записывать мысли

   На палочках судеб,

   Вот тогда и приходит,

   Что мы называем

   Гениальным твореньем

   Искомого смысла...

   * * *

   Рунических знаков глухое звучанье

   Забытых стихов и заброшенных мыслей.

   На самом краю твоего окончанья,

   На самом краю твоей ласковой выси

   Я тихо дотронусь до кончиков пальцев,

   До самых несмелых твоих ноготочков,

   Ведь именно там начиналось, сознайся,

   Всё то, что останется в нас в многоточьях...

   Всё то, что ни время, ни руки, ни смерти

   Отнять у живущих не в силах, не вправе,

   Всё то, что в дешёвом открытом конверте

   На серой таможне у нас не украли...

   Там то, что мы знаем по стуку мгновений

   И что наполняет межзвёздность пустую,

   Там тихих дыханий твоих дуновенья,

   Там ласковый шёпот моих поцелуев...

   * * *

   По странной аномалии, Руссо, Жан-Жак который,

   Был совсем не русским.

   Хотя его позицию я принял,

   Как стержень в отношеньях с государством,

   И государство тычет мне напрасно...

   Ведь человек рождается свободным,

   И в этом есть какое-то везенье,

   Ведь если б он рождался недотёпой,

   То не было б французских революций

   И я бы до сих пор сидел в России...

   Но человек рождается свободным,

   И в самом древнем из извечных обществ -

   В Семье - не гасят света до рассвета,

   Поскольку принимают снова роды,

   Младенца, что рождается свободным.

   И по законам самосохраненья,

   Отец устало выпивает водки,

   Чтоб подлечить тугие нервы-плётки.

   Но человек рождается свободным,

   И водка здесь, пожалуй, не при чём.

   И то, что мать, томясь в бездонных муках,

   Не знает имени того младенца,

   Неважно. Важно то, что на сегодня,

   До регистрации в районном загсе

   В столе смертей, чего-то там и родов,

   Сей человек пока ещё свободен.

   И возлагает первые заботы

   На тех, кто несвободен стать свободным,

   Поскольку нет свободы без Руссо,

   А он давно расставлен по прилавкам,

   По полкам и немыслимым советам,

   Что мне уже не надо быть свободным...

   * * *

   Снизойди до меня,

   До не очень простого примата,

   Примотай мне крылища,

   И я полечу, как Икар!

   Я как будто не стар

   И как будто бы не виноватый,

   Что обычную пищу

   Варю с примененьем огня.

   Прометеем меня

   Удивил бы, но есть зажигалка,

   Удиви-ка ты лучше

   Какой-нибудь песней стиха,

   Сниспошли в потроха

   Мне, где вечная, вечная свалка,

   Что-нибудь, что покруче,

   Чем просто даренье огня!

   Потускли свою лампу,

   Огромное чудо-светило,

   Расскажи мне о мире

   Иль просто со мной посиди,

   А когда я усну, то поспи

   Рядом вместе, и в тихой квартире

   Вопреки Прометею

   Все лампы мои погаси...