Современники - друзья и враги (статьи, заметки, стихи)

Что касается собственно идей Шоу, то я так сразу не могу припомнить ни одной, которая была бы характерна для него, хотя я, конечно, знаю, что у него их множество, но зато я могу назвать многое, что было характерно для других и что он сумел открыть. Да и, по собственному его признанию, образ мыслей куда важнее, чем взгляды на отдельные явления. Это говорит очень в пользу такого человека, как Шоу.

Мне представляется, что для Шоу очень многое связано с определенной теорией эволюции, которая, на мой взгляд, чрезвычайно и решительно отличается от другой теории эволюции, гораздо более низкого пошиба. Как бы то ни было, его вера в бесконечные возможности человечества на пути к совершенствованию играет решающую роль в его работах. Пусть это правильно расценят как овацию в честь Бернарда Шоу, если я скажу без околичностей, что, хотя ни одна из обеих теорий мне в достаточной мере не знакома, я без раздумий присоединяюсь к теории Шоу. Потому что человек такой остроты ума и такого неустрашимого красноречия в моих глазах достоин абсолютного доверия. Ибо и вообще для меня в любое время и в любой ситуации глубина мысли гораздо важнее ее конкретного применения, и личность большого масштаба сама по себе существеннее, нежели направление ее деятельности.

25 июля 1926 г.

О СТЕФАНЕ ГЕОРГЕ

Этот писатель принадлежит к тем фигурам, которые, держась особняком в эпоху, признанную бесславной, кажутся противостоящими ей. Поэтому они вызывают к себе симпатию, что, собственно, объясняется лишь антипатией к самой эпохе, и пользуются ею до тех пор, пока не выясняется, что по сути они неразрывно с эпохой связаны. Поскольку их разногласия с эпохой, которые еще удается проследить, выглядят в высшей, степени несущественными или относятся к области абсолютно второстепенной, у вас закрадывается подозрение, не лежит ли в основе их самоизоляции лишь тщеславие и властолюбие? Своим опросом вы, как я надеюсь, установите, что влияние этого писателя на молодое поколение совсем незначительно, правда, выяснить это вам удастся лишь в том случае, если вы обратитесь к людям, которых следует спрашивать. Я лично не обвиняю Георге в том, что его стихи пусты: пустоту я не считаю грехом. Но уж слишком они самодовольны по самой своей форме. Его взгляды кажутся мне незначительными и случайными, в них разве что есть оригинальность. Георге, вероятно, проглотил целую кучу книг, выделявшихся лишь изяществом переплета, и общался с людьми богатыми, жившими с ренты. Поэтому в своих стихах он оставляет впечатление бездельника, а не глубокого созерцателя, каким, вероятно, хотел бы казаться. Столп, который выискал себе сей новый столпник, выбран слишком хитро, он стоит на слишком многолюдном перекрестке и являет собой слишком красочное зрелище.

13 июля 1928 г.

ПИСЬМО РЕДАКТОРУ

С некоторых пор меня спрашивают в обществе, не нанес ли я какой-либо личной обиды критику "Берлинер тагеблатт". Этого не было, хотя иначе трудно объяснить целую серию статей в "Тагеблатт", направленную против меня. Связь между господином Керром и мной чрезвычайно слабая, она заключается главным образом в том, что в отношении моих и других произведений ему разрешают высказывать свои взгляды на целый ряд предметов, которые не находятся в какой-либо заметной связи с самими произведениями. Господин Керр, насколько я могу судить, человек настроения и свою критическую деятельность рассматривает как некую разновидность художественного творчества. Но, насколько я знаю, очень трудно одновременно принимать всерьез свою собственную художественную деятельность и деятельность кого-то другого, а господин Керр принимает свое искусство чертовски всерьез, - может быть, серьезнее, чем кто-либо другой, Он признает, что искусство других людей для него только повод для создания собственных художественных произведений, то есть находится с ними в не очень тесной связи, точно так же как, например, с точки зрения Момзена, известные нам дела римского народа являются лишь поводом для его, господина Момзена, трудов по истории или как все прочие вещи на земле, если их рассматривать с определенной точки зрения, являются лишь поводом для энциклопедического словаря Мейера. Разумеется, прелестный талант господина Керра красочно передавать свои впечатления заслуживает поощрения. Откровенно это признать мне не помешает никакое дурное настроение, которое могло бы мной овладеть из-за того, что в действительно занимательных описаниях господина Керра, на мой взгляд, слишком часто встречаются заголовки моих произведений или мое имя. Конечно, маленькое литературное тщеславие господина Керра, заставляющее его по возможности чаще упоминать в своих этюдах некоторые имена и названия пьес, известные сведущей в литературе публике, само по себе безобидно, ведь чары закулисных сплетен и вообще всего, что хоть сколько-нибудь связано с театром, слишком притягательны для всегда несколько любопытной публики, чтобы можно было обидеться на высокоталантливого фельетониста, если он немного спекулирует на этом.

ПЯТИДЕСЯТИЛЕТНЕМУ ГЕОРГУ КАЙЗЕРУ

Уже с давних пор празднование юбилеев знаменитых людей вызывает смешанные чувства. Что оно приобрело почти дурную славу, объясняется характером тех, кто чествовал и кого у нас чествовали. Кроме того, такие празднества совершенно обесцениваются хищническими целями чествования. А ведь каждый повод следовало бы обязательно использовать для проверки. Все наше духовное развитие зависит от того, будем ли мы в состоянии принять решение и заставить принять решение окружающих нас. Из-за болезненной уже нерешительности определенного слоя общества, из-за его безобидной изобретательности в поисках обратных путей творцам духовных ценностей остается один безотрадный путь: заниматься только своими личными делами. При том несколько жестоком характере юбилейных торжеств, который кажется мне полезным, всякий респект к юбиляру нужно, разумеется, подавить. Я оплакиваю мозоль великого джентльмена Кайзера, на которую наступаю, считая себя человеком, которого спросили о нем. Пусть извинением послужит мне то, что я же сам и отвечу. На вопрос, считаю ли я драматургию Георга Кайзера решающе важной, изменившей положение в европейском театре, я должен ответить: да. Без знания введенных им новшеств всякие усилия в области драмы бесплодны; его "стиль" - это отнюдь не только "почерк" (то есть нечто, не касающееся других пишущих); но прежде всего следует все же обсудить главный его, исключительно смелый тезис - идеализм, и дискуссию об этом довести до конца.

24 ноября 1928 г.

ПИСЬМО ФЕЙХТВАНГЕРУ

Дорогой Фейхтвангер!

...итак, почему бы нам спокойно не принять выражение "асфальтовая литература"? Что говорит против асфальта, кроме этих неизлечимых, начисто лишенных здравого смысла людей, которым не помогут никакие здравицы "Хайль!"? Только болото обвиняет асфальт - своего большого черного брата, терпеливого, чистого и полезного. Мы ведь действительно за города, может быть, не за их нынешнее состояние, причем под "нынешним" отнюдь не имеются в виду последние два года! Мы не ждем ни малейшей поддержки со стороны приверженцев "родимой земли", и мы точно знаем, что ревнители "крови и почвы" даже не представляют себе, что большие пшеничные поля Огайо и Украины могут быть для кого-то "родимой землей"; но мы, не задумываясь, предпочли бы такие большие поля мелким раздробленным и кособоким полоскам земли нашего отсталого сельского хозяйства, которые отнимают у землепашца столько сил, что он в сорок лет выглядит стариком.

Название "асфальтовая литература" мы должны были бы, конечно, дать только произведениям, содержащим хоть какой-то минимум того буржуазного здравого смысла, который в такой высокой степени характерен для произведений Свифта, Вольтера, Лессинга, Гете и т. д. Вы понимаете меня: в этом случае некоторое время пришлось бы вообще все, что является литературой, называть "литературой асфальтовой". Обо всем страшном, уродливом, безумном, бесформенном, неталантливом следовало бы сказать, что оно не имеет ничего общего с "асфальтовой литературой". Современная легальная печатная продукция Третьего рейха, эта жалкая отрасль международной торговли наркотиками, не могла бы, разумеется, быть причислена к "асфальтовой литературе". Все, что связано с этой "кровью", которая льется и будет литься, и с этой "почвой", а идейные подручные угнетателей благонравно утверждают, что они (разумеется!) стоят на старой доброй почве фактов, - все это не является "асфальтовой литературой" никоим образом. Случаи мимикрии необходимо тщательно вскрывать и преследовать, ведь некоторые Писаки используют форму и метод изображения, заимствованные у "асфальтовой литературы", то есть просто у литературы, большой европейской литературы, которая исторически сформировалась на протяжении последних веков.