Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

«Год войны». 24 июня 1939 г.: «Володя в доме, как чужой, он ведет какую-то свою жизнь, мы видим его только за repas <завтраком — фр. >, затем он бесследно исчезает, получив обычные 100 фр<анков> на завтра (с сегодняшним долгом)» [9].

9 декабря 1939 г. при отъезде из Биаррица в Париж: «С Вол<одей> ссорились (невоспитан и двойная жизнь»)» [10].

В письме Грете Герелль, шведской художнице, другу дома, помогавшей им материально, 19 сентября 1939 г. из Биаррица Мережковский также сообщает об отстраненности Злобина от них: «Бедный Володя заперся на ключ в своей комнате индивидуалиста, куда он никого не пускает. Возможно, это наша вина, Зины и моя, что мы недостаточно его любили и оставили его совсем одного. Мне его очень жаль, но я не могу себя заставить войти к нему. Надеюсь, впрочем, что в Париже пойдет лучше, когда завертится жизнь внешняя, общественная, чем здесь, в этом “раю авантюристов”» [11].

Несмотря на некоторые разногласия, Злобин остался с Мережковскими и выступал не только в качестве поверенного в их делах и прислуги, но и сиделки после смерти Дмитрия Сергеевича. Он, безусловно, находился под влиянием магии этих могучих личностей. «Я сам себя заколдовал…» — так скажет он о себе в одном из стихотворений.

В то же время Злобин, конечно, оказывал некое влияние на повседневную жизнь. Так, в 1943 г. он уговорил Зинаиду Николаевну написать книгу о муже. И хотя она считала, что писать такую книгу еще очень рано, все же взялась за нее, потому что «Володя сказал, что это единственный способ заработать немного денег, чтобы заплатить за квартиру и еду. <…> Володя уже продал ее, и это очень неприятно… Моя работа стала тяжелее в этих условиях, я борюсь с собой, так как знаю, что насильственный труд не дает добрых результатов» (письмо З.Н. Гиппиус Г. Герелль) [12].

Книга «Дмитрий Мережковский» осталась незавершенной, она опубликована только в 1951 г. (Париж, YMCA-Press) Злобиным, ставшим после смерти З.Н. Гиппиус наследником и хранителем архива Мережковских.

Разногласия со Злобиным отразились и в стихах Гиппиус. В 1941–1942 гг. она посвящает ему стихотворение:

И еще три стихотворения Гиппиус, последовавшие одно за другим в 1943–1944 г. — «Я должен и могу тебя оставить…», «Не хлебом единым…» и «Я был бы рад, чтоб это было…», — посвящены Злобину, с которым Зинаида Николаевна ведет воображаемый разговор, высказывая свои обиды:

Эти стихи проникнуты тем же настроением своей незащищенности и одиночества. Но следует помнить, что Зинаида Николаевна требовала любить — «не как-нибудь другого, // А совершенно как себя».

Старую, больную, тяжелую в общении Зинаиду Николаевну Злобин не оставлял до последнего часа — он оставался, по сути, единственным близким ей человеком. А через шесть лет после ее смерти начал писать статьи, посвященные ей. Впоследствии они сложились в книгу «Тяжелая душа», увидевшую свет уже после смерти автора.

В предисловии к книге Злобин подчеркивает, что написанное им «не есть биография З.Н. Гиппиус в том смысле, в каком это обычно принято понимать». Рассуждая о правде и вымысле в мемуарной литературе, он обращает внимание читателя, что не всегда вымысел следует «понимать как искажение или подмену действительности. Это скорее некая художественная правда, какая в иных случаях к действительности ближе, чем воспроизведение фактов чисто фотографическое». Взгляд человека, знавшего тяжелую душу этой неординарной женщины не понаслышке, многое объяснял в ее личности. Подробно останавливается Злобин и на религиозных устремлениях Гиппиус, в которых ее «тяжелая душа» как-то смешивала образ Христа и добра с образом дьявола и зла». Не скрывал он и интимных подробностей отношений Гиппиус и Философова. Рецензируя книгу, Б. Нарциссов заметил: «…что делать, если душа поэта тяжелая, темная, может быть, темная прежде всего для него самого? Тогда нужно, чтобы кто-то, кто эту душу знает до потайных ее уголков, объяснил нам «самое Главное» в этой “тяжелой душе”.

Именно таким объяснением является книга Злобина о Зинаиде Гиппиус. Автор был близким другом четы Мережковских. Видно, что он любил этих двух своеобразных и столь разных людей; но книга написана с любящей беспощадностью. Почему был беспощаден Злобин к самым интимным сторонам тяжелой души поэта Зинаиды Гиппиус? Да потому, что поэту нужно быть беспощадно откровенным с самим собой, а поэт Зинаида Гиппиус, чрезвычайно щедрая на слова и в письмах, и в дневниках, заботливо скрыла за этими обильными словами свое “самое Главное”» [13].

Из супругов Мережковских отдавая предпочтение Зинаиде Николаевне, Злобин пишет в своей книге, что «… в их браке руководящая, мужская роль принадлежит не ему, а ей. Она очень женственна, он — мужествен, но в плане творческом, метафизическом роли перевернуты. Оплодотворяет она, вынашивает, рожает он». Злобин считал, что влияние З.Н. на мужа весьма велико. Она, по его мнению, — автор идей, ставших основой его философской системы. Этот союз был необходим Мережковскому. В то же время он высоко ценил и Дмитрия Сергеевича, который был «человеком редкой душевной чистоты. <.. > Он был гениальный труженик, большой эрудит… понимал и ценил европейскую культуру как свою родную» (статья Злобина «Серебряный век»).

Верность Мережковским выразилась и в отношении Злобина к архиву писателей: он считал своим долгом передать его на родину. В 1963 г., уже очень больной, он приехал в Берлин в русский «Комитет по возвращению на родину» и 16 июня направил председателю комитета В.И. Кириллову заявление:

Глубокоуважаемый Василий Иванович!

Как Вам известно, я являюсь законным наследником литературных прав Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус. В моем распоряжении находится обширный и интересный архив, в котором находятся черновики их произведений, письма их и к ним, газетные вырезки со статьями, посвященными критике их произведений, и большой фотографический отдел, а также некоторые еще не изданные рукописи.