Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

В предисловии Злобин касается этого вопроса, своих сомнений и своего решения все-таки поведать читателю то, что ему самому известно. Он принимает решение: «…невзирая на критику, по существу благожелательную, моя книга о Гиппиус выйдет без единой купюры, и ни одного слова не будет из нее выкинуто или заменено другим».

Здесь можно только наметить основные линии повествования Злобина о «тяжелой душе»: прежде всего Зинаида Гиппиус была натурой не только интеллектуальной, но и наделенной страстью доминировать. И ее встречи и с Димитрием Мережковским, и с Димитрием Философовым были, как она сама их определила, «провиденциальными». Она искренне и сильно любила — обоих и одновременно. Оба они были как раз ее прямыми дополнениями, но по-разному, — натурами слабовольными и пассивными. Злобин утверждает, что Мережковский, обладавший колоссальной эрудицией и неутомимой книжной работоспособностью, получал свои основные религиозно-философские идеи от Зинаиды Гиппиус, причем она умело оставалась в тени. Философова же надо было «обращать в свою правду» и «спасать» — и от него же самого, и от его двоюродного брата Дягилева, и от Савинкова, и от постоянного желания Философова освободиться от влияния Гиппиус. Это — в плоскости житейской.

В плоскости же религиозной — выплывает лик дьявола, черта — или Демона? Недаром в стихах Гиппиус проскальзывают нотки из Лермонтова. Злобин задает вопрос: а была ли счастлива Тамара потом, в раю, без своего Демона? И вот Тамара — или Зинаида? — хочет оправдания дьявола и объяснения его сущности. Здесь Злобин воссоздает исходную точку чувства «тяжелой души»: «…ибо не в спасении дьявола тайна, а в его падении, в том, почему он пал, кто он на самом деле. Этим все решается». В одном из своих рассказов («Он — белый», в сборнике «Лунные муравьи») З. Гиппиус дает свой ответ: в начале мира дьявол добровольно взял на себя бремя зла. Здесь Злобин говорит: «Это, собственно, даже не догадка, а мечта. И мечта опасная. Но Гиппиус, по-видимому, не сознавала того, что делает, потому что ее белого дьявола нельзя не любить». По словам Злобина, в религиозно-философских кружках Петербурга Гиппиус звали: «Белая дьяволица».

Тамара «…страдала и любила, И рай открылся для любви». З. Гиппиус в письме к Философову: «…а это холод — холод сгущенного воздуха, и бытие — как бытие в Дантовом аду, знаешь, в том ледяном озере…» Тут ад «открылся для любви». А вот и стихи:

Комментарий Злобина: «Из этого явствует, что в ад она заглянула глубже, чем Дант. О том же, что ей в последнем круге открылось, она молчит». Что остается нам, читателям? Мы не судьи, мы читатели. Нам остаются стихи. Книга Злобина открывает нам душу написавшего их поэта.