Все города похожи на Толедо,
Когда глядишь на них с горы сквозь рощу,
Как будто входишь в полотно Эль Греко.
Сперва я это в Киеве заметил,
А много лет спустя увидел в Бронксе.
Теперь таким же показался Питсбург.
Таким же ты с горы увидишь город,
В котором я когда-то жил и умер.
Мой друг-художник как-то из Толедо
Привез мне связку шпаг миниатюрных,
Которыми берут кусочки сыра:
Толедское изделье для туристов.
Похожие на зубочистки шпаги,
В альбоме репродукции Эль Греко,
В какой-то книжке стены Алькасара —
Вот всё, что мне известно про Толедо.
Но я с Толедо, очевидно, связан
Домашним чем-то, будничным, привычным,
Как будто половину жизни прожил
Я в городе, который нарисован.
Всё держится на принципе простом:
Неважно, за какой берусь предмет —
Высокий или низкий, — дело в том,
Какой я на предмет бросаю свет.
Вот телеграфный столб вобью в строку,
И лист газетный брошу на панель,
И ветром этот лист проволоку
По улицам за тридевять земель.
А сам пойду плясать вокруг столба
Иль тихо прислонюсь к нему в тоске.
Кто знает, может быть, моя судьба
В том по ветру несущемся листке.
А если мне всё это надоест —
Столб вырву, лист газетный подожгу,
Могу какой угодно сделать жест,
Совсем без жестов обойтись могу.
Так просто — декорации все снять —
И в черных сукнах ночи я опять.
Я попрошу художника сперва
Подвесить очень низкую звезду,
Чтоб замерцала под звездой трава.
Я по дороге издали иду.
Всё ближе подхожу я к фонарю,
Дрожащему у крайнего двора.
Вот подошел и на фонарь смотрю —
Теней и света резкая игра.
Внезапно освещается на миг
Передо мной дорога впереди.
Всё сотрясает сумасшедший крик,
Загрохотавший из моей груди.
Немедленно я погасил звезду,
И камнем разбиваю я фонарь.
Я по дороге этой не пойду.
Уже я шел по ней когда-то встарь.
Из глубины всплывает крупный план.
Вверху лицо огромное горит.
Я узнаю себя. Слегка я пьян,
Без галстука, нечесан, непобрит.
Еще мгновенье — и вода везде.
Лицо мне заливает водопад.
Лицо мое теряется в воде.
Потоки мчатся, пенятся, шипят.
Вот девушка, на плоский камень сев,
Босые ноги в воду опустив,
Глядит, как водопад бросает в гнев,
И думает, как в гневе он красив.
Не знаю, как я оказался с ней.
Не слышно слов — кругом шумит вода.
В лесу, на водопаде, средь камней,
Мы, встретившись, простились навсегда.
Я от нее ушел в далекий год.
У города такой печальный вид.
На город бомбу бросил самолёт,
И эта бомба всё еще летит.
Но вот упала, всё разворотив,
На полквартала расплескавши дым.
Но это был такой волшебный взрыв,
От взрыва сразу стал я молодым.
А девушка ушла в небытиё.
Она тогда еще не родилась.
Еще на свете не было её
В тот год, как бомба та разорвалась.
Нам вместе молодыми не бывать!
Зачем же ты пришла на водопад?
Зачем же в этой пьесе мы опять,
Где говорят и любят невпопад?
Я режиссера столько раз просил
О том, чтоб мне переменили роль,
А эту исполнять нет больше сил,
Не вынесу я больше эту боль.
Я слышу — песни русские поют,
Поют и пьют стаканами вино,
И крупным планом несколько минут
Мое лицо с боков освещено.
И я слова чужие говорю
И жесты повторяю не свои,
И я тянусь куда-то к фонарю,
Куда-то в водопадные струи,
Куда-то в завтра и в позавчера, —
Я слышал, что игра такая есть:
Во времени проделана дыра,
Чтоб в прошлое и будущее влезть.
Я одновременно и там и тут,
Я существую завтра и давно,
Я слышу — песни русские поют,
Поют и пьют стаканами вино.
И снова режиссера я прошу
О том, чтоб мне переменили роль,
И я вино стаканами глушу
И алкоголем заглушаю боль.
Рулетки завертелось колесо,
И кто-то выкликает номера,
И я по траектории косой
Лечу из послезавтра во вчера.
И я опять пришёл на водопад,
И я опять под фонарём стою,
Я возвратился в прошлое назад,
Я возвратился в молодость мою.
Но иногда мы всё-таки вдвоём —
В мечтах, в воспоминаниях и в снах.
В пространстве том же самом мы живём,
Но я и ты — мы в разных временах.
Я по траве светящейся иду,
Свод надо мной натянут голубой.
В Мариенбаде в будущем году
Мы, может быть, увидимся с тобой!