Очередной обидою
Непоправимо раненный,
Мучительно завидую
Монете отчеканенной.
Я отчеканен начерно!
Есть от чего расстроиться!
На мне не обозначено,
Какого я достоинства.
И я в большом унынии
Прикидываю тщательно:
Кружок я алюминия,
Медяшка? Или платина?
Эпоха — это складчина.
В ней каждый как монетина.
За что же мной заплачено?
Добро ли приобретено?
В грядущем из песчаника
Извергнутый раскопкою,
Я стану для жестяника
Какой-нибудь заклёпкою?
Или музейной ценностью
Я окажусь за давностью?
Так лучше кончить тленностью,
Забвенностью, бесславностью!
В затонах одиночества
Такие есть плавучести!..
Наверное, захочется
Совсем другой мне участи.
Выпрашивал я, кажется,
Себе судьбу отдельную —
Звенел с тревожной тяжестью
Струной виолончельною.
Мечта сулила лучшее.
Плохая, знать, провидица!
Блистательного случая
Как будто не предвидится.
При всем моем неверии
Я знаю, что я собранный
Не где-то на конвейере,
А выделки особенной!
С перевала вновь на перевал
Без конца тащусь в каком-то трансе.
Я бы ноги ей переломал,
Этой самой Музе Дальних Странствий!
Мне б такую музу, чтоб была
Мудрой и спокойной домоседкой,
Чтоб сидела тихо у стола,
А в окно к ней клён стучался веткой.
Чтоб с порогом дома крепла связь,
Чтобы стен родных поила сила…
Мне б ту музу встретить, что, смеясь,
В гости к Карлу Ларсону ходила.
Рисовал он двор свой и забор,
Рисовал жену, детей, собаку,
Рисовал светло, наперекор
Всякому возвышенному мраку.
У меня есть тоже дом и сад
С вишнею, шиповником, сиренью.
Пусть они сейчас прошелестят,
Словно ветер, по стихотворенью.
Клён стоит почти что у дверей.
Я о нём хотел бы в строчке этой
Так сказать, чтоб шум его ветвей
Был услышан целою планетой.
Вон жена сидит наискосок,
Чистит подстаканники из меди.
Вон девятилетний мой сынок
Проезжает на велосипеде.
Я бы, написав десяток строк,
Времени остановил теченье,
Если б я по-ларсоновски мог
Сделать солнечное освещенье.
По узкому спуску, скрипя, дребезжа,
Сосед выезжает из гаража.
И вот он сейчас пропадёт за углом,
Как будто он канет в небесный пролом,
Как будто он рухнет куда-то в закат,
И листья сухие за ним полетят.
Казалось бы — рядом годами живём,
А разве я что-нибудь знаю о нём?
О чём он мечтает, вздыхает о чём
За тёмной стеною, увитой плющом?
Зачем он умчался за тот поворот,
Куда он столбы световые несёт?
Куда он поплыл между звёзд и ветвей
В кабине своей, в одиночке своей?
И я для него, верно, тоже не в счёт,
Хотя он при встрече рукой мне махнёт,
А если столкнут обстоятельства нас,
Он скажет незначащих несколько фраз.
И хоть мы живём во вселенной одной,
Но каждый рождён под своею звездой,
И между тобою и мною, сосед,
Мильон световых простирается лет,
Такая же даль между мной и тобой,
Как между моей и твоею звездой!..
Осталось ждать совсем немножко.
Загрохотавший самолёт
Сейчас на взлётную дорожку
Тяжеловато поползёт.
Мелькнет внизу реки аорта,
И ты по небу поплывёшь,
А голубь над аэропортом
Так архаически хорош!
А облака то мчатся ниже,
То вырастают по бокам,
И Бог, наверное, на лыжах
Идет по этим облакам.