Пиппа проходит

Любовью; я хотела бы стать им,

Священником любимым и святым!

Но что? Любви святой я приобщилась, ах!

Что в новогодних слышится стихах,

И разве смысл иной звучит в словах

Перед Богом все равны, узнай;

И, если Он вступает в рай,

Наш мир исполнен только Им,

И злой и добрый Им любим;

Мы куклы Бога; в этом свете

Ни первых, ни последних нет.

Не молви «глупость» ни про что,

Оно не менее, чем то,

Что все великим назовут;

Освободи меня от пут

Разнообразных жизней! Мне

Довольно и одной вполне!

И больше, больше этого! — О, да —

Я мимо счастья их пройду, горда,

Не позавидовав, чем уступлю я им,

Полезна людям, Господу мила!

Ах, этот праздник хочет быть храним,

Как будто бы он из стекла!

Пусть светит солнце! Не к чему роптать!

Ведь ты, мой День, меня ведешь опять

Вниз по тропинке, где сияет хмель,

Росой в лесу слепом из-за кустов,

Где не взмывала ласточка досель

И не звучал стрекоз веселый зов —

Веселый зов!

(Выходит на улицу.)

[I]

Утро. На холме, в оранжерее Оттима, жена Луки, и ее любовник, немец

Себальд.

Себальд

(поет)

Сон, беги от бдящих очей!

День очами сверкнул — посмей!

Ночь глубоко глазами пей!

Оттима

Ночь? Такова на Рейне ночь, быть может;

А этот красный луч сквозь щели ставен

Мы называем утром: погляди же,

Но осторожно, ощупью! Ведь всюду

Герань высокая! Толкни решетку —

За раму! Нет, прошу тебя! Себальд,

Ты всю меня осыпал пылью! Видишь,

Сюда засов, сюда! Ну, ты доволен,

Иль хочешь что-нибудь еще испортить?

Целуй, и мы друзья, Себальд! Уж утро?

Ну, так молчи тогда!

Себальд

Да, так бывало!

Всегда твой дом бывал, я помню, заперт

До полдня — я заметил то, блуждая

Здесь утром, по долине, где, в ручье

Стирая платье, девушки шумели

И медленных быков вели крестьяне, —

Но нет, твой дом не открывал ни глаза,

Там мудро ты свой заговор творила,

Природа — свой снаружи: я смотрел —

А ставни и заржавленные брусья,

Как смерть, молчали, слепы в волнах света;

О, вспоминаю! — Шутники смеялись:

«Там спит старик с женою молодою!»

Был дом — его, и этот стул, и рама!

Оттима

Ах, утро! Вижу я, Святого Марка

Чернеет колокольня. Стой: Виченца,

Должно быть, там… Там Падуя синеет!

Смотри, за пальцем взглядом следуй —

Себальд

Утро?

Мне кажется, что это ночь, но с солнцем:

Где свежесть? Где роса? Тот куст, что ранил

Я вечером вчера, сюда взбираясь,

Все никнет. Видишь след моей ноги

В пыли порога?

Оттима

О, закрой же ставню!

Себальд

Нет! Запах крови здесь мне так тяжел,

Уж лучше утро —

Ну, прогоним мир!

Ну, как теперь, Оттима? Там проклятье!

И мир, и внешнее! Так сбросим маски:

Что чувствуешь теперь ты? Обо всем

Поговорим!

Оттима

Нет, говорить не надо.

Себальд

Нет, надо говорить, еще и снова,

Чтоб слово стало словом. «Кровь его»,

Возьмем хоть их, — лишь «кровь его» и больше

Не значит ничего. Я повторяю,

«Кровь»…

Оттима

Если бы раскаивалась я

В поступке —

Себальд

Каяться? Но почему?

Что ты подумала? И говорил я разве,

Что каюсь?

Оттима

Нет, сказала я: поступок —

Себальд

«Поступок» и «событье» — а недавно

«Плод нашей страсти» — к черту ханжество.

Скажи раз навсегда: Лука был скучен,

И мы его убийцы —

Оттима

Вот вино —

Я принесла его с собой из дому.

Есть красное и белое, на выбор.

Себальд

Но я его убийца! И кто ты?

Оттима

Вон тащится куда-то из собора

Монах Бенет в коричневой хламиде,

Босой — всегда, все в том же месте церкви

Стоит под каменной стеной у входа;

За часть стены его я принимала,

Когда он отделялся от нее,

Чтоб пропустить меня, — сперва, — теперь же

Привыкла я — но как я это помню!

Ведь я б сочла скорей глухую стену

За часть его, так холодна она.

Ты — красного?

Себальд

Нет, белого, конечно!

Оттима, я сказал, что Новый год

Над нами старым не взойдет позором;

Налей! За черные твои глаза!

Ты помнишь ли последний Новый год?

Оттима

Ты иностранные принес гравюры.

Мы пили и смотрели. И хотелось

Нам удалить его, но было трудно,

Но я сказала, что не все в порядке

В его коллекции, он встал.

Себальд

Да, больше

Не поцелует он тебя при мне!

Оттима

А ты меня теперь целуешь разве?

Скажи, Себальд мой.

Себальд

Выслушай, Оттима,

Нам надо остеречься. Мы не будем

Носиться так друг с другом. И не надо

Свою любовь высказывать нам больше

Вчерашнего — как будто ждал того я;

Теперь впервые нужны нам гравюры,

Чтоб показать, что я люблю тебя,

Люблю и не смотрю на то, что было

И что не мучит больше наши мысли

Его смеющийся, потухший взор и все!

Любовь, мы будем ссориться, как будто

С тобой мы вместе не навек — и этим

Не связаны.

Оттима

Любовь —

Себальд

И что нас свяжет?

Ведь я взволнован был и вбил в него

Его же собственную дерзость — разве

Я так уж несомненно твой? За это?

Оттима

Любовь, — один совет другого стоит —

Ведь если б в день любви первоначальной,

Хотя б в то утро майское, когда

Сидели мы под тенью сикоморы,

Мы натолкнулись на такую вещь

Внезапно.

Себальд

«Вещь»… Опять твердишь ты — «вещь».

Оттима

Тогда подумай, если бы нашли мы