Стихотворения. Поэмы. Сказки

Княгине 3. А. Волконской («Среди рассеянной Москвы...») (стр. 254).— Послано Пушкиным вместе с экземпляром только что вышедшей поэмы «Цыганы». Царица муз и красоты — княгиня Зинаида Александровна Волконская (1792—1862) была не только хозяйкой самого известного московского салона, в котором собирались выдающиеся деятели литературы и искусства, но и являлась богато и разносторонне одаренной дилетанткой — поэтессой, певицей, с чем и связаны слова Пушкина о двойном венке. Анжелика Каталани— итальянская певица, с огромным успехом выступавшая в 20-е гг. в России; услышав пение одной из участниц цыганского хора в Москве, цыганки Стеши, она в знак восхищения подарила ей свою шаль.

«В степи мирской, печальной и безбрежной...» (стр. 255).— Написано вскоре по приезде Пушкина впервые после его семилетнего отсутствия в Петербург.

Арион (стр. 255).— Арион — древнегреческий поэт и музыкант (VII—VI вв. до н. э.), по преданию, спасенный от гибели в море очарованным его пением дельфином. Пушкин воспользовался этим преданием для иносказательного изображения своих связей с движением декабристов и утверждения верности своим свободолюбивым идеалам. Стихотворение датировано 16 июля 1827 г., т. е. написано в несомненной связи с первой годовщиной казни декабристов 13 июля 1826 г.

«Какая ночь! Мороз трескучий...» (стр. 256).— Незавершенное стихотворение из времен Ивана Грозного. (Предположительное прочтение последней строки: «В столбы под трупом проскакал».) Кромешник удалой — опричник.

Кипренскому («Любимец моды легкокрылой...») (стр. 257).— В бытность Пушкина в 1827 г. в Петербурге знаменитым художником-портретистом О. А. Кипренским (1782—1836) был написан известный портрет Пушкина, восхищавший современников сходством с оригиналом. Художник намерен был показать его на предполагавшейся в Западной Европе выставке своих произведений. Аониды — одно из названий муз.

Поэт («Пока не требует поэта...») (стр. 258).— Написано в Михайловском, куда Пушкин бежал из Петербурга в конце июля 1827 г.

«Близ мест, где царствует Венеция златая...» (стр. 258).— Перевод стихотворения А. Шенье «Pres des bords ой Venise est la reine de la тег...» («Близ берегов, где Венеция — королева мира»). Веспер — «вечерняя звезда» — планета Венера. Ринальд, Годфред, Эрминия — герои поэмы итальянского поэта Торквато Тассо (1544—1595) «Освобожденный Иерусалим»; отдельные строфы этой поэмы приобрели значение народных песен и распевались венецианскими лодочниками-гондольерами.

«Всем красны боярские конюшни...» (стр. 259).— Пушкин не стал дорабатывать этот опыт в народном духе, а сюжет его подсказал крестьянину-поэту Федору Никифоровичу Слепушкину (1783—1848), который и написал на него стихотворение «Конь и домовой».

Послание Дельвигу («Прими сей череп, Дельвиг, он...») (стр. 260).— Одновременно со стихами Пушкин вручил Дельвигу и череп, подаренный ему дерптским «студентом» — А. Н. Вульфом. К истер — церковный сторож. Клянусь... айдесским богом...— т. е. Плутоном, богом царства мертвых; у древних это считалось самой страшной клятвой. ...брать с собою будущего...— документ на проезд так называемыми почтовыми, или перекладными, лошадьми — «подорожная» — мог браться не только на себя, но и на спутника, которого проезжий имел право себе подыскать и имя которого в подорожной не проставлялось; скелет, понятно, в качестве «будущего» не годился. Певец Корсара — Байрон, написавший стихотворение «Надпись на кубке из черепа». ...скандинавов рай воинский // В пирах домашних воскрешай...— Во дворце бога Одина — Валгалле по верованиям скандинавов души убитых храбрых воинов пьют вино из черепов поверженных врагов. Гамлет-Баратынский — Баратынский — автор стихотворения «Череп», в связи с которым Пушкин припоминает знаменитый монолог шекспировского Гамлета, который тот произносит, держа в руке череп.

«Блажен в златом кругу вельмож...» (стр. 264).— Черновой необработанный отрывок.

19 октября 1827 («Бог помочь вам, друзья мои...») (стр. 264).— Написано к очередной лицейской годовщине. В краю чужом находились С. Г. Ломоносов, служивший в русских посольствах в Испании и Франции, и А. М. Горчаков; в пустынном море — Ф. Ф. Матюшкин; в мрачных пропастях земли — на каторге, в Сибири, И. И. Пущин, в заключении, в крепости, В. К. Кюхельбекер.

Талисман (стр. 264).— Возвращение к теме стихотворения 1825 г. «Храни меня, мой талисман...» и новое ее воплощение, видимо, навеяно приездом Е. К. Воронцовой в 1827 г. в Петербург.

Эпиграмма (Из антологии) («Лук звенит, стрела трепещет...») (стр. 265).— Направлена против слабенького поэта (отсюда сравнение его с героем фонвизинского «Недоросля» — Бельведерский Митрофан), позднее ставшего писателем по церковным вопросам, Андрея Николаевича Муравьева (1806—1874), который, желая помериться ростом с копией знаменитой статуи Аполлона Бельведерского (в салоне 3. Волконской), отбил ей руку и написал на пьедестале весьма корявые извинительные стишки. Пифон — дракон, охранявший Дельфы и убитый стрелой Аполлона.

Друзьям («Нет, я не льстец, когда царю...») (стр. 266).— Ответ на неправильное восприятие «Стансов» 1826 г. как «лести» царю. Николай I, стремясь расположить к себе общественное мнение, сделал ряд либеральных жестов: сместил наиболее ненавистных реакционных деятелей александровского царствования, стал на сторону греков, боровшихся против турецкого ига, назначил пенсию вдове казненного Рылеева (в тайне милости творит). Все это было той игрой в либерализм, которую Ленин считал характерной чертой русского царизма, начиная с Екатерины И. Но Пушкину это казалось осуществлением того «наказа» — идти путем Петра I, который он преподал Николаю в «Стансах». Поэтому в данном стихотворении с особенной силой сказались иллюзорные надежды поэта. В то же время он решительно выступает в нем против тех действительно «льстецов» — ближайшего окружения царя,— которые, считал он, мешают осуществлению либеральной правительственной программы. Поэтому Николай, отозвавшись об этом стихотворении для приличия с похвалой, печатать его запретил.

«Кто знает край, где небо блещет...» (стр. 267).— Людмила — графиня Мария Александровна Мусина-Пушкина, которая, вернувшись после путешествия в Италию и стосковавшись по родине, на одном светском собрании демонстративно потребовала себе клюквы, с чем и связан второй эпиграф, предпосланный стихотворению. Сыны Авзонии — итальянцы. Флорентийская Киприда — античная статуя Венеры Медицейской в музее Уффици во Флоренции, принадлежавшая резцу неизвестного скульптора — ваятеля безымянного. Форнарина — натурщица Рафаэля.

То Dawe, Esq (стр. 268).— Обращено к английскому художнику Джорджу Дау (Доу; 1781—1829), проведшему много лет в России. Рисунок, сделанный им с Пушкина, до нас не дошел. Олениной черты — Анна Алексеевна Оленина (1808—1888) (см. о ней во вступительной статье).

Воспоминание («Когда для смертного умолкнет шумный день...») (стр. 269).— Полупрозрачная... ночи тень...— петербургская белая ночь (написано 19 мая).

Ты и вы (стр. 269).— Она— А. А. Оленина.

«Дар напрасный, дар случайный...» (стр. 270).— В рукописи названо «На день рожденья», дата которого и стоит в заголовке стихотворения.

«Кобылица молодая...» (стр. 270).— Вольное переложение оды Анакреонта.

Ее глаза (стр. 271).— Обращено к П. А. Вяземскому, воспевшему в стихотворении «Черные очи» фрейлину императрицы Марии Федоровны Александру Осиповну Россет (1809—1882). Ангел Рафаэля — на прославленной картине «Сикстинская мадонна».

«Не пой, красавица, при мне...» (стр. 271).— Навеяно народной грузинской мелодией, которая сообщена Грибоедовым М. И. Глинке и исполнялась ученицей Глинки А. А. Олениной. Призрак милый, роковой — очевидно, М. Н. Волконская (Раевская).