Стихотворения и поэмы

Указы царского двора, который на угрозы щедр;

И о восточных есть послах, и о звериных промыслах.

А вот и о разлитье вод.

"Вот видишь, тысяча семьсот семнадцатый помечен год.

Неужто нынче так зальет?"

Соймонов молвит, помолчав:

"Иртыш могуч и величав! Стихию трудно побеждать…

Из Омска надо ожидать Фрауэндорфа

^{689}

в эту ночь:

Он едет, чтобы нам помочь".

— "Фрауэндорфа? Ждете?"

— "Да. Он скажет, высока ль вода.

Начальник крепости степной — Карл Львович — человек чудной,

Ио всё же он сообразит — грозит беда иль не грозит,

Он нам ответит без труда, насколько высока вода там, на верховиях реки.

…Ну, до свиданья, ямщики! Будь здрав, Кузьма!

Будь здрав, Илья!

Занятна рукопись твоя. Пиши и впредь — вот мой совет!"

Но тут вздохнул Илья в ответ!

"Эх, губернатор, сударь мой!

Позвольте отвезти домой сейчас на собственном коне.

Скажу кой-что наедине".

6

Несутся кони по реке. Чуть виден город вдалеке.

К Соймонову оборотясь, заговорил ямщик в тоске:

"Я, генерал, хочу бросать сибирску летопись писать!"

— "А почему?"

— "Не говорил я никому, тебе скажу я одному…

Пойми, Соймонов-господин. Ты мудр! Ты дожил до седин

Терпел ты лютую беду. С тобой я душу отведу!

Премудрый звездочет-монах живет в монастыре у нас.

Он о старинных временах рассказывал мне много раз.

Но что монашеский рассказ!

Толкую с духами! Во сне они являются ко мне.

Мерещатся мне все, о ком я размышляю.

С Ермаком

Беседовал я глаз на глаз, да и с Кучумом

^[569]

в тот же час,

С обоими теперь знаком!

Являются мне казаки, дьяки, бояре, мужики…

Мне всё одно — что раб, что князь,—

Мне все толкуют, не таясь,

Чтоб знал их повесть я один — Ильюшка, Черепанов сын.

Ермак мне говорит: "Зерно посеял я!" — "Взошло оно!" — я отвечаю Ермаку.

Честь воздаю я казаку.

Да вот, по правде говоря, колосьев много гибнет зря…"

Соймонов хмурится:

"К чему иносказанья?.. Не пойму.

О ком ты речь свою ведешь?"

— "А ты кого из Омска ждешь?

Как с холуями он сойдет в форштадт

^[570]

из крепостных ворот,

Весь разбегается народ".

— "Фрауэндорф?"

— "Вестимо, да! Злодей назначен был туда

Хранить окрайны города, чтоб не тревожила орда.

Но задирает и орду — раз по двенадцати в году

Отряды шлет — аулы жжет! Их мужиков в полон берет.

Вот он каков!

Тревожит мирную орду, а те — обратно — казаков!"

— "Да. Так недолго до беды…

Вот и бабье насчет орды. Дошел слушок и до бабья".

Соймонов морщится:

"Илья!

А ты подумав, говоришь?

А под присягой повторишь?"

— "И повторю! Хоть самому государю".

— "Да, ты упрям!

Все, Черепанов, знаю сам, но за рапорт благодарю!"

Соймонов щупает ноздрю.

Слегка болит она.

Нет-нет

Да и кольнет. Там нерв задет.

Когда-то вырвали почти ее палачески клещи.

Пришили ловко лекаря,

Но всё же знать дает ноздря, хотя не видно и рубца.

Домчали кони до дворца, остановились у крыльца.

Тут полость отстегнул ямщик.

Соймонов вышел из саней. Он говорит еще мрачней:

"Илья! Попридержи язык!"

7

Не прекращается метель. Ночь надвигается снежна.

В соседней горнице постель готовит ямщику жена.

"Илья! Бросай-ка ты писать. Довольно.

Всё не описать!"

Молчит.

Жена берет свечу. Подходит сзади.

По плечу погладила. И над плечом склонилась.

"Пишешь-то о чем? А ну-ка брось. Давай прочти".

Она неграмотна почти, но разум — не откажешь — есть.

Всё понимает, коль прочесть.

"Про Федьку повесть варнака".

— "Про Федьку? Повесть? Варнака?"

Вот здесь жена… Стоит, близка.

Но только, словно издали, Илья ответствует:

"Внемли".

8

" "Жил небогатый дворянин

^[571]

. Феодор — у него был сын. Подрос. Забота у отца латыни обучить юнца. А тут как раз великий Петр всем недорослям вел осмотр. "Сынок,— сказал,— не глуп у вас. Пойдет он в навигацкий класс, ваш сын!" Был в Сухаревой башне

^[572]