В светлом тереме Даниловом.
Призадумавшись, одна
У окна сидит красавица,
Богатырская жена.
Муж уехал поохотиться
В бор Черниговский чем свет:
Вот уж время близко к вечеру.
А Денисьича все нет.
Скучно ей одной без милого,
Грусть-тоска ее томит…
Вдруг услышала: у терема
Раздается стук копыт.
Гость нежданный и непрошеный
У Даниловых ворот,
Привязав коня усталого,
Скоро к терему идет.
Не спросился слуг невежливый
Володимиров посол:
Он в светлицу безлокладочно
С княжьей грамотой вошел.
Василиса гневно встретила
Неучтивого посла
И неладным смердом княжеским,
Рассердившись, назвала.
А Путятич молвил, до земли
Василисе поклонясь:
«Не гневися, государыня.
Что вошел я не спросись.
Не своей сюда охотою
Я приехал, князь велел;
В терем твой без воли княжеской
Я войти бы не посмел.
К твоему Даниле грамоту
Князь велел мне отвезти:
Получи, а за невежливость,
Государыня, прости».
Василиса закручинилась,
Прочитав княжой приказ:
Побелели щеки алые,
Слезы хлынули из глаз.
Поняла она из грамоты.
Что недоброе в ней есть.
Что замыслил князь Денисьича
Злою хитростью известь.
Кличет слуг к себе Микулишна
И велит седлать коня.
«Снаряжайте, слуги верные.
К мужу в поле вы меня!
Дайте платье молодецкое,
Принесите лук тугой!
Сердце чует горе лютое
И дрожит перед бедой…»
И катились слезы горькие
Крупным градом по лицу.
Слуги верные ретивого
Привели коня к крыльцу.
На коня она садилася.
Взяв колчан каленых стрел.
И, едва земли касайся,
Конь, как вихорь, полетел.
Над собой беды не ведая.
Рыщет в поле богатырь.
Быстрый конь Данилу по полю
Быстро носит вдаль и вширь.
Настрелял с утра Денисьевич
Много дичи луговой;
Он охотой не натешится.
Не спешит к жене домой.
Вдруг он видит: от Чернигова
Не орел к нему летит —
Мчится вихрем добрый молодец.
Под конем земля дрожит.
Закричал Данило молодцу.
Меч подняв над головой:
«Стой, удалый, добрый молодец!
Говори, кто ты такой?
Коли друг, то побратаемся.
Поведем любовно речь;
Коли недруг — потягаемся,
У кого тяжеле меч».
Говорит проезжий молодец,
Шапку сняв с густых кудрей:
«Не узнал ты, свет Денисьевич,
Молодой жены своей!
Знать, не долго нам понежиться
И в любви пожить с тобой.
Перестань охотой тешиться.
Поезжай скорей домой!»
Тут прочла ему Микулишна
Володимиров ярлык,
Но Данило в хитрый умысел
Князя стольного не вник.
Отвечает он с усмешкою
Молодой своей жене:
«Вижу и, тебе кручинушка
Померещилась во сне.
Где же видано и слыхано,
Чтобы князь богатыря
За любовь и службу верную
Извести задумал зря?
Лучше в тереме хозяйничай.
Знай домашний обиход
И словами неразумными
Не пугай меня вперед.
Я на тура поохотиться
Рад для князя всей душой;
Только мало стрел осталося,
А запасных нет со мной.
Привези колчан мне маленький,
А большого не бери:
Мною стрел ловцу не надобно —
Метко бьют богатыри!»
Говорит она: «Со стрелами
Я большой колчан взяла.
Не сердись, нужна при случае
В поле лишняя стрела.
Чует горе сердце вещее.
Ты словам моим поверь.
Тур не страшен для охотника,—
Человек страшней, чем зверь…»
С грустью тяжкою Микулишна
Крепко мужа обняла
И вернулася к Черниюву,
Путь слезами полила.
Рыщет витязь день до вечера
По лугам и по лесам;
Зверя тура круторогого
ищет он и там и сям:
В буераках и кустарниках,
В чашах диких и густых…
Вот уж день склонился к вечеру,
И дремучий лес затих.
Но не слышно по окружности
Рева турьего нигде…
Шепчет витязь опечаленный:
«Надо ж быть такой беде!»
Рыщет по лесу Денисьевич —
Как на грех, удачи нет!
Не привезть и нынче витязю
Дичь на княжеский обед!
Снова день склонился к вечеру,
Нет в лесу души живой.
Только рысь порою быстрая
Промелькнет вдали стрелой.
Только вороны зловещие
С криком носятся вверху,
Громко каркая над витязем:
Быть невзгоде! быть греху!
Только холодом кладбищенским
Вдруг повеет нетопырь…
Ночи сумрачней, под дерево
Лег могучий богатырь.
Шею вытянув упругую.
Конь дыханием своим
Греет доброго хозяина
И печально ржет над ним.
«Что ты льнешь ко мне, ласкаешься,
Мой товарищ боевой? —
Говорит ему Денисьевич,—
Что поник ты головой?
Что своим дыханьем огненным
Жгешь ты мне лицо и грудь?
Иль боишься зверя лютого?
Или чуешь что-нибудь?..»
Конь трясет косматой гривою
И копытом в землю бьет,
Точно хочет что-то вымолвить,
Только слов недостает.
Лишь блеснул на небе розовый
Луч зари, предвестник дня,
Встал Данило с ложа жесткого.
Сел на доброго коня.
Едет он из леса темного
В поле счастья попытать…
Чу… вдали, там, что-то слышится:
Не идет ли с юга рать?
Мать сыра-земля колышется,
И дремучий бор дрожит:
Словно гром гремит раскатистый.
Раздается стук копыт.
Стал Данило за кустарником,
Видит: с южной стороны
Грозно движутся два всадника.
Будто две больших копны.
Что-то будет, что-то станется?
Сердце екнуло в груди…
Видно, пасть в борьбе Денисьичу
С тем, кто едет впереди.
Скачет конь под ним, играючи.
Блещет золотом шелом…
И узнал Данило с горестью
Брата названого в нем…
Он одет в кольчугу крепкую.
Тяжела его рука:
И на смертный бой Деннсьича
Он зовет издалека.
Словно сокол с черным вороном.
Близкой смерти вещуном.
Он с Алешею Поповичем
Мчится по полю вдвоем…
Дрогнув, слез с коня Денисьевич…
Сердце сжала злая боль…
Он с Добрынею Никитичем
Побратался для того ль?..
«Видно, князю я не надобен! —
Говорит он сам себе.—
Но по воле князя стольного
Не погибну я в борьбе.
Кровью брата и товарища
Я земли не обагрю.
Для потехи княжьей совестно
В бой вступать богатырю.
Не убить Добрыне молодца
В поединке роковом!»—
И воткнул копье злаченое
В землю он тупым концом.
Сбросил с плеч доспехи твердые,
Грудью пал на острие —
И пробило молодецкую
Грудь злаченое копье.
Мать сыра-земли зарделася.
Теплой кровью полита.
И душа Данилы чистая
Вышла в алые уста.
И когда борцы подъехали
Вызывать его на бой,
Только труп один безжизненный
Увидали пред собой.