Сквозь время
Сквозь время читать книгу онлайн
Эта книга посвящена четырем молодым поэтам, героически погибшим в боях за Родину.
Вместе с произведениями Павла Когана, Михаила Кульчицкого, Николая Майорова и Николая Отрады в книге — воспоминания о них, написанные их друзьями и сверстниками, их учителями. Поэтическое дарование Когана, Кульчицкого, Майорова и Отрады проявилось рано и ярко. Стихи каждого из них глубоко индивидуальны, но есть нечто объединяющее их — это высокий романтический пафос, устремленность в будущее, неистребимая вера в коммунизм.
Именно поэтому эти стихи, написанные почти четверть века назад, и сегодня звучат современно и сильно.
Произведения Павла Когана, Михаила Кульчицкого, Николая Майорова и Николая Отрады были собраны и представлены к изданию Д. Б. Коганом, О. В. Кульчицкой, В. Н. Болховитиновым, В. С. Жуковым и К. Ф. Турочкиным.
Составитель книги — В. А. Швейцер.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В этом стихотворении встречаются и характерные тогда для Кульчицкого, как, впрочем, и для многих его сверстников, романтические мотивы, навеянные литературными ассоциациями («О, скрипи, последнее гусиное перо!» и т. д.). В двух других стихотворениях Кульчицкого, которые у меня сохранились, мотивы эти выражены еще сильней. Одно из них написано в манере, имитирующей «Александрийские песни» М. Кузмина, другое — «Пожелание» — тоже стилизовано. Но и в этих стихах видна любовь Кульчицкого к конкретной детали, к предметной ощутимости образа (в стихотворении, посвященном Кузмину, есть, например, строка: «тетрадь на простой серой бумаге с чуть желтоватыми сосновыми жилками…»). Первое из этих стихотворений помечено 7 октября 1937 года, второе — 25 октября 1938 года.
С годами книжная романтика все более уступала место в стихах Кульчицкого живой романтике революции и боев за нее.
Кроме стихотворений Кульчицкого у меня сохранилось характерное для него письмо в редакцию «Литературной газеты», написанное от имени студентов 1-го курса филологического факультета (или, как писал Кульчицкий, «литфака») Харьковского университета. Типичный для Кульчицкого острый почерк. Письмо написано на вырванном из тетради листке. В конце письма — и это очень показательно! — нарисован — как бы вместо подписи! — красноармеец в шлеме времен гражданской войны. Оно, конечно, несколько наивно, это письмо, — по манере, впрочем, но не по существу. Но как в нем проявилась любовь Кульчицкого к поэзии, забота о ней! И как отчетливо выражен гражданский, революционный пафос молодого поэта в неуклюжих, по-мальчишески угловатых строках. Приведу несколько выдержек из письма:
«Не так давно в „Лит. газете“ была помещена статья Эль-Регистана, где, между прочим, говорится о том, что поразило нас и наших товарищей. Какое возмущение вызвали у нас строки про выселение матери Багрицкого бездушными бюрократами из ее комнаты и о лишении старухи пенсии! Комнату матери Багрицкого занял жизнерадостный чиновник. После долгих хлопот пенсию, правда, возобновили. И это возмутительное издевательство над памятью поэта произошло в то время, когда наиболее преданные поэту литфаковцы мечтали о создании памятника Багрицкому в Одессе!»
Отталкиваясь от этого факта, Кульчицкий говорит в письме о небрежном, недостаточно памятливом отношении к творчеству любимых поэтов молодого поколения.
«Ведь до сих пор отсутствует дешевый и избранный Маяковский походного формата, чтобы пламенные патриотические его стихи могли находиться на столе каждого студента и в сумке красноармейца. Наших поэтов любят, их переписывают в читальнях. Книжки их ходят по рукам. Но часто встречается культурный гражданин родины, не читавший лучших вещей Э. Багрицкого, где шумят ветры нашей родины, где лучшие сыны народа побеждают и умирают за нее!»
Письмо заканчивается обращением в «Литературную газету» от имени студентов филологического факультета Харьковского университета «расследовать дело о многолетнем торможении издания двухтомника Багрицкого и дешевых многотиражных изданий наших любимейших поэтов — Маяковского и Багрицкого».
Во время своего учения в Литературном институте в Москве М. Кульчицкий в своих письмах рассказывал мне о новостях московской литературной жизни, о первых выступлениях в литературе молодых поэтов сороковых годов, о литературных боях и спорах. Письма эти по стилю напоминают некоторые письма Маяковского. Кульчицкий писал весело, задорно, озорно.
Вот строки из открытки от 28 марта 1941 года:
«Новости вот: 1) Мы работаем в „нео-Росте“, т. е. стихо-лозунги на з-дах. Я в многотиражке электролампы. Бичуем яко Ювенал за окурки и чертежи в масле. 2) Пишу поэму названием „Кабы!“ Это романтика. 3) Устраиваем вечера в разных инст-тах, школах, ремесл. училищах и начинаем греметь и громить. Был парламентер от Алигер-Долмат-Симонова».
В письме от 15 апреля 1941 года в присущей Кульчицкому шуточной интонации говорится о трудностях и передрягах поэтического становления:
«Как напечатали. Стих Слуцкого без начала, без конца, с переделанной серединой. Моя поэма: из 8 глав пошли 3 куска из 3-х глав, и еще концовка. А с каким шакальим воем все это было, как рубали… Почему изменили имя? [18] То к лучшему. Было бы „М… Кульчицкий“… А теперь „А! Кульчицкий!“ Нишево, приобыкнут, сердешные, к именам нашим, и обедать будем в неделю четыре раз, и суп будет. Настроение бодро, и журчанье в желудке, как марш, бравурновато. Асса, гинджалы выдергай!»
(Так же задиристо, без жалоб, без нытья, преодолевая все юмором и бодростью, рассказывал Кульчицкий о своих трудностях в открытке от 20 февраля 1941 года.)
А вот и последнее письмо от 26 апреля 1941 года — менее чем за два месяца до начала войны:
«Сейчас чую в себе прилив для хорошего стиха. И посему боюсь писать, чтоб не плохо вышло…»
«Царство светлого разума и хороших стихов» — так представлял себе счастье Михаил Кульчицкий.
Для всех, кто знал его, он остался молодым, исполненным боевого задора, рвущимся в бой — за жизнь, за поэзию. Остался веселым, полным планов, замыслов, преданным друзьям, верящим в свое и в их будущее.
Эти страницы, посвященные моему дорогому другу и необыкновенному человеку, незаурядному поэту, по моему глубокому убеждению, самому талантливому в нашем поколении, мне бы хотелось закончить посвященными ему стихами.
Михаилу Кульчицкому
Генриэтта Миловидова
Самое такое
Самое невероятное в жизни Михаила Кульчицкого — ранняя смерть. Казалось, он может пройти сквозь огонь, воду и медные трубы и выйти целым и невредимым, как герой сказки.
Может быть, поэтому многие из его друзей не могли представить себе его смерть, поверить в нее и смириться. Мы не знаем точно место его гибели. Может быть, поэтому и после войны иногда казалось, что он вынырнет из дебрей партизанских лесов какой-нибудь братской страны или, как Одиссей, вернется после фантастических приключений и странствий… И многие ждали этого чуда. Но «чуда» не случилось…
Часто о тех, кого больше с нами нет, говорят как о иконописно правильных людях. Подчас они получаются такими прилизанными, что перестают быть на себя похожи. Кульчицкий никогда не был таким правильным. По своему характеру он бывал очень разным.
То это был серьезный человек, поражавший зрелостью суждений, умевший как педагог говорить с юношами, обращавшимися к нему за советом, то, сам как мальчишка, был способен залезть куда-нибудь на голубятню на окраине города или пройтись по каменному барьеру Москвы-реки совсем над водой, так, что смотреть со стороны — дух захватывало…
