Хоть изгибы злых бровей
Вид дают тебе опасный
И не рая отблеск красный
В глубине твоих очей,
Я люблю тебя доныне,
Страсть жестокая моя,
И тебе подвластен я,
Как покорный жрец богине.
И пустыни и лесов
В косах слышен запах пряный.
Голову ты клонишь странно,
Как на чей-то тайный зов.
Аромат по коже темной
Бродит, как вокруг кадил;
Словно вечер, сердцу мил
Образ нимфы смугло-томной.
Нет! Все зелья не сравнить
С красотой твоей ленивой.
Страстные твои порывы
Могут мертвых оживить.
В груди нежные и лоно
Стан и бедра влюблены,
И подушки пленены
Негою твоею сонной.
Иногда, горя в огне
Тайном бешеных желаний,
Ты кусаешься, в молчаньи
Расточая ласки мне.
Смуглый друг, смеясь небрежно,
Грудь ты мне зубами рвешь,
А потом на сердце льешь
Взор, как лунный отблеск нежный.
Под прелестною ногой
И под туфелькой твоею
В дар кладу я, не жалея,
Душу, жизнь и гений мой.
Исцелила ты все раны
Силой красок и лучей!
Взрыв живительных огней
В каторге моей туманной!
Представьте вы себе Диану средь дубравы,
В погоне за зверьми со сворой резвых псов,
Ее нагую грудь, и шумные забавы,
И гордый, быстрый бег в тиши густых лесов.
Вы деву помните ль, во дни борьбы кровавой
На приступ ведшую парижских босяков
И с пламенем в очах, в надежде новой славы,
Всходившую с мечом по лестницам дворцов?
Сизина такова! — Но яростная дева
Доступна жалости не менее, чем гневу;
Дух, обезумевший от буйного труда,
Слаб пред просителем, как безоружный воин,
И в сердце, выжженном страстями, есть всегда
Источник светлых слез для тех, кто их достоин.
На струнах новых воспою
Подругу новую свою
И сердце тем развеселю.
Венками будь оплетена,
О благодатная жена,
Которой жизнь освящена.
Твой всемогущий поцелуй
Дает забвенье; очаруй
Мой дух и раны уврачуй.
В бессильи сердца моего
Я зрел пороков торжество,
Но ты явилась, Божество,
Как светлая звезда морей,
В час бури, взорам рыбарей.
— Твоих я пленник алтарей.
Купель с целебною водой,
Верни ты голос молодой
Устам, замученным бедой.
Что было грязно — ты сожгла;
Что было грубо — убрала;
Тому, что слабо — сил дала.
Бездомному — очаг родной,
Лампады свет во тьме ночной,
Правь неизменно мудро мной!
Грудь утомленную согрей,
Источник жизни, и пролей
Благоухающий елей.
Щит целомудрия, гори
У чресл моих и до зари
Сны безмятежные дари.
Потир, которому дано
Свой блеск и дар сливать в одно,
Франциска, дивное вино!
В стране, ласкаемой лучами и душистой,
Там, где раскинули пурпуровый шатер
Деревья и в тени всё дышит ленью мглистой,
Креолку я знавал и помню до сих пор.
На шее царственной и смугло-золотистой
Волшебницы цветет тяжелых кос убор;
Она идет легко, Дианою лучистой,
С улыбкой тихою, и чист открытый взор.
О, если бы могли вы в край уехать славный
И над Луарою иль Сеною державной
Там в замке царствовать, в тиши его гербов,
То стали бы для вас, в садах, жары не знавших,
Сонеты расцветать в груди поэтов, ставших
От блеска ваших глаз покорнее рабов!
Душа твоя порой стремится ли, Агата,
Над морем мерзостным глухих домов взлетев,
К волнам иных морей, где всё лазурь и злато,
И глубь прозрачная, как очи юных дев?
Душа твоя порой томится ли, Агата?
Безбрежный океан нам отдых от трудов.
Кто хриплому певцу, бушующему морю,
Под громогласный вой разгневанных ветров
Высокую дал власть баюкать наше горе?
Безбрежный океан нам отдых от трудов.
Развейтесь, паруса свободные фрегата;
Умчите вы меня от здешних зол и слез.
Скажите, просит ли печальная Агата
Порою: «От обид, и ран, и жгучих грез
Умчите, паруса свободные фрегата».
Как далеки луга душистые твои,
Эдем, где всё кругом полно любви и света,
Где любим лишь одно достойное любви
И сердце негами блаженными согрето.
Как далеки луга душистые твои,
Рай зеленеющий, страна любви невинной,
Объятья, песни, бег и запахи цветов,
Дрожащих скрипок зов за рощами долины,
Вино по вечерам под кущами садов.
Рай зеленеющий, страна любви невинной,
Обитель тайных нег, безгрешный, светлый Рай,
Ужели отошел ты далее Китая,
И может ли наш стон вернуть тот дивный край;
Наполнит ли опять песнь наша молодая
Обитель тайных нег, безгрешный, светлый Рай?
