Медный всадник

В великой силе при дворе.

При императоре Петре…

Но извините: статься может,

Читатель, я вам досадил:

Наш век вас верно просветил,

Вас спесь дворянская не гложет,

И нужды нет вам никакой

⁷⁰До вашей книги родовой…

VI

Кто б ни был ваш родоначальник,

Мстислав Удалый, иль Ермак,

Или Митюшка целовальник,

Вам все равно — конечно так,

Вы презираете отцами,

Их древней славою, правами

Великодушно и умно,

Вы отреклись от них давно,

Прямого просвещенья ради,

⁸⁰Гордясь, как общей пользы друг,

Ценою собственных заслуг,

Звездой двоюродного дяди,

Иль приглашением на бал

Туда, где дед ваш не бывал.

VII

Я сам — хоть в книжках я словесно

Собратья надо мной трунят —

Я мещанин, как вам известно,

И в этом смысле демократ.

Но каюсь: новый Ходаковский, [342]

⁹⁰Люблю от бабушки московской

Я слушать толки о родне,

Об отдаленной старине.

Могучих предков правнук бедный,

Люблю встречать их имена

В двух-трех строках Карамзина.

От этой слабости безвредной,

Как ни старался, — видит бог, —

Отвыкнуть я никак не мог.

VIII

Мне жаль, что сих родов боярских

¹⁰⁰Бледнеет блеск и никнет дух.

Мне жаль, что нет князей Пожарских,

Что о других пропал и слух,

Что их поносит шут Фиглярин,

Что русский ветреный боярин

Теряет грамоты царей

Как старый сбор календарей.

Что исторические звуки

Нам стали чужды — хоть спроста

Из бар мы лезем в tiers-état, [343]

¹¹⁰Хоть нищи будут наши внуки,

И что спасибо нам за то

Не скажет, кажется, никто.

IX

Мне жаль, что мы, руке наемной

Дозволя грабить свой доход,

С трудом ярем заботы темной

Влачим в столице круглый год.

Что не живем семьею дружной

В довольстве, в тишине досужной,

Старея близ могил родных

¹²⁰В своих поместьях родовых,

Где в нашем тереме забытом

Растет пустынная трава;

Что геральдического льва

Демократическим копытом

У нас лягает и осел:

Дух века вот куда зашел!

X

Вот почему, архивы роя,

Я разобрал в досужный час

Всю родословную героя,

¹³⁰О ком затеял свой рассказ

И здесь потомству заповедал.

Езерский сам же твердо ведал,

Что дед его, великий муж,

Имел пятнадцать тысяч душ.

Из них отцу его досталась

Осьмая часть — и та сполна

Была сперва заложена,

Потом в ломбарде продавалась…

А сам он жалованьем жил

¹⁴⁰И регистратором служил.

XI

Допросом музу беспокоя,

С усмешкой скажет критик мой:

«Куда завидного героя

Избрали вы! Кто ваш герой?» —

А что? Коллежский регистратор.

Какой вы строгий литератор!

Его пою — зачем же нет?

Он мой приятель и сосед.

Державин двух своих соседов

¹⁵⁰И смерть Мещерского воспел;

Певец Фелицы быть умел

Певцом их свадеб, их обедов

И похорон, сменивших пир,

Хоть этим не смущался мир.

XII

Заметят мне, что есть же разность

Между Державиным и мной,

Что красота и безобразность

Разделены чертой одной,

Что князь Мещерский был сенатор,

¹⁶⁰А не коллежский регистратор —

Что лучше, ежели поэт

Возьмет возвышенный предмет,

Что нет, к тому же, перевода

Прямым героям; что они

Совсем не чудо в наши дни;

Иль я не этого прихода?

Иль разве меж моих друзей

Двух, трех великих нет людей?

XIII

Зачем крутится ветр в овраге,

¹⁷⁰Подъемлет лист и пыль несет,

Когда корабль в недвижной влаге

Его дыханья жадно ждет?

Зачем от гор и мимо башен

Летит орел, тяжел и страшен,

На черный пень? Спроси его.

Зачем Арапа своего

Младая любит Дездемона,

Как месяц любит ночи мглу?

Затем, что ветру и орлу

¹⁸⁰И сердцу девы нет закона.

Гордись: таков и ты, поэт,

И для тебя условий нет.

XIV

Исполнен мыслями златыми,

Непонимаемый никем,

Перед распутьями земными

Проходишь ты, уныл и нем.

С толпой не делишь ты ни гнева,

Ни нужд, ни хохота, ни рева,

Ни удивленья, ни труда.

¹⁹⁰Глупец кричит: куда? куда?

Дорога здесь. Но ты не слышишь,

Идешь, куда тебя влекут

Мечты златые; тайный труд

Тебе награда; им ты дышишь,

А плод его бросаешь ты

Толпе, рабыне суеты.

XV

Скажите: экой вздор, иль bravo,

Иль не скажите ничего —

Я в том стою — имел я право

²⁰⁰Избрать соседа моего

В герои повести смиренной,

Хоть человек он не военный,

Не второклассный Дон Жуан,

Не демон — даже не цыган,

А просто гражданин столичный,

Каких встречаем всюду тьму,

Ни по лицу, ни по уму

От нашей братьи не отличный.

Довольно смирный и простой,

²¹⁰А впрочем, малый деловой.

Продолжение в черновой рукописи:

<XVI>

Во фраке очень устарелом

Он, молча сидя у бюро,

До трех часов в раздумьи зрелом

Чинил и пробовал перо.

Вам должно знать, что мой чиновник

Был сочинитель и любовник;

Свои статьи печатал он

В «Соревнователе». Влюблен

Он был в Мещанской по соседству

²²⁰В одну Лифляндочку. Она

С своею матерью одна

Жила в домишке, по наследству

Доставшемся недавно ей

От дяди Франца. Дядя сей —

<XVII>

Но от мещанской родословной

Я вас избавлю — и займусь

Моею повестью любовной

Покамест вновь не занесусь

………

1. ЧЕРНОВЫЕ ТЕКСТЫ ВСТУПИТЕЛЬНЫХ СТРОФ

Первая редакция

Первая строфа (ПД 840, л. 12; Акад., V, 387-388)

Над П.<етер> Б.<ургом> омраченном

Осенний ветер тучи гнал.

Нева в течении смущенном

Приподымалась — тяжкой вал

⁵Как челобитчик беспокойный

Толкался у ограды стройной

Ее гранитных берегов

Среди пенастных облаков

[Серпа] и звезд не видно было;

¹⁰Взамен угаснувшей зари

Светились тускло фонари

Дождь капал, ветер выл уныло

Клубя капот сирен ночных

И заглушая часовых

Вторая строфа

Первый вариант

(ПД 840, л. 12 об.; Акад., V, 388)

В своем безмолвном кабинете

В то время Зорин молодой

Сидел один при слабом свете

Прозрачной лампы —

Второй вариант

(ПД 840, л. 13; Акад., V, 388-389)

Порой сей поздней и печальной

(В том доме, где стоял и я)

Один [при] свете свечки сальной

В конурке пятого жилья

⁵Писал чиновник — скоро смело

Перо привычное скрипело

Как видно малый был делец —

Работу кончив наконец

Он стал тихонь<ко> раздеваться

¹⁰Задул огарок — лег в постель

Под заслуженную шинель —

И стал мечтать…

Но может статься

Захочет знать читатель мой

Кто сей чиновник молодой

Вторая редакция

Первая строфа

(ПД 421, л. 92 об.; Акад., V, 389-390)

Над Петербургом омраченном

Осенний ветер тучи гнал

Нева в теченьи возмущенном