Иверский свет

но с музьжой — беда такая!

Чтоб вам не оторвало рук,

не трожьте музыку руками.

МОНОЛОГ РЕЗАНОВА

Божий замысел я исказил,

жизнь сгубив в муравеине.

Значит, в замысле не было сил.

Откровенье — за откровенье.

Остается благодарить.

Обвинять Тебя в слабых расчетах,

словно с женщиной счеты сводить

в этом есть недостойное что-то.

Я мечтал, закусив удила-с,

свесть Америку и Россию.

Авантюра не удалась.

За попытку — спасибо.

Свел я американский расчет

и российскую грустную удаль.

Может, в будущем кто-то придет.

Будь с поэтом помягче, Сударь.

Бьет 12 годов, как часов,

над моей терпеливою нацией.

Есть апостольское число,

для России оно — двенадцать.

Восемьсот двенадцатый год —

даст ненастья иль крах династий?

Будет петь и рыдать народ.

И еще, и еще двенадцать.

Ясновидец это число

через век назовет поэмой,

потеряв именье свое.

Откровенье — за откровенье.

В том спасибо, что в божий наш час

я ясном Болдине или в Равенне,

нам являясь, ты требуешь с нас

откровенья за Откровенье.

За открытый с обрыва Твой лес

жить хочу и писать откровенно,

чтоб от месс, как от горных небес,

у больных закрывались каверны.

Оправдался мой жизненный срок,

может, тем, что, упав на колени,

в Твоей дочери я зажег

вольный свет откровенья.

Она вспомнила замысел твой

и в рубашке, как тени евангелья,

руки вытянув перед собой,

шла, шатаясь, в потемках в ванную.

Свет был животворящий такой,

аж звезда за окном окривела.

Этим я расквитался с Тобой.

Откровенье — за откровенье.

Мы обручились временем с тобой,

не кольцами, а электрочасами.

Мне страшно, что минуты исчезают.

Они согреты милою рукой.

ЗИМА

Приди! Чтоб снова снег слепил,

чтобы желтела на опушке,

как александровский ампир,

твоя дубленочка с опушкой.

АВТОМАТ

Москвою кто-то бродит,

накрутит номер мой.

Послушает и бросит —

отбой...

Чего вам? Рифм кило?

Автографа в альбом?

Алло!..

Отбой...

Кого-то повело

в естественный отбор!

Алло!..

Отбой...

А может, ангел в кабеле,

Пришедший за душой?

Мы некоммуникабельны.

Отбой...

А может, это совесть,

потерянная мной?

И позабыла голос?

Отбой...

Стоишь в метро конечной

с открытой головой,

и в диске, как в колечке,

замерзнул пальчик твой.

А за окошком мелочью

стучит толпа отчаянная.

как очередь ь примерочную

колечек обручальных.

Ты дунешь в трубку дальнюю,

и мой воротничок

от твоего дыхания

забьется, как флажок...

Что, мой глухонемой?

Отбой...

Порвалась связь планеты.

Аукать устаю.

Вопросы без ответов.

Ответы в пустоту.

Свело. Свело. Свело.

С тобой. С тобой. С тобой.

Алло. Алло. Алло.

Отбой. Отбой. Отбой.

ОБСТАНОВОЧКА

Это мой теневой кабинет.

Пока нет:

гардероба

и полн. собр. соч. Кальдерона.

Его Величество Александрийский буфет

правит мною в рассрочку несколько лет.

Вот кресло-катапульта

времен борьбы против культа.

Тень от предстоящей иконы:

«Кинозвезда, пожирающая дракона».

Обещал подарить Солоухин.

По слухам,

VI век.

Феофан Грек.

Стол. Кент.

На столе ответ на анкету:

«Предпочитаю Беломор Кенту».

Вот жены акварельный портрет.

Обн. натура.

Персидская миниатюра.

III век. Эмали лиловой.

Сама, вероятно, в столовой...

Вот моя теневая столовая —

смотрите, какая здоровая!

На обед

все, чего нет

(след. перечисление ед).

Тень бабушки — салфетка узорная,

вышивала, страдалица, вензеля иллюзорные.

Осторожно, деда уронишь!

Пианино. «Рёниш».

Мамино.

Видно, жена перед нами играла Рахманинова.

Одна клавиша полуутоплена,

еще теплая.

(Бьет.) Ой, нота какая печальная!

Сама, вероятно, в спальне.

Услышала нас и пошла наводить марафет.

«Уходя, выключайте свет!»

«Проходя через пороги,

предварительно вытирайте ноги.

Потолки новые —

предварительно вымывайте голову».

Вот моя теневая спальня.

Ой, как развалено...

Хорошо, что жены нет.

Тень от Милы, Нади, Тани, Ниннет

+ 14 созданий

с площади Испании.

Уголок забытых вещей!

№ 2-й,

№ 3-й,

№ 8-й — никто не признается, чей!

А вот женина брошка.

И платье брошено...

наверное, опять побегла к Аэродромову

за димедролом...

Актриса, но тем не менее!

Простите, это дела семейные...

(В прихожей, черен и непрост,

кот поднимал загнутый хвост,

его в рассеянности Гость,

к несчастью, принимал за трость.)

Вот ванная.

Что-то странное!

Свет под дверью. Заперто изнутри.

Нет, не верю! Эй, Аэродромов, отвори!

Вот так всегда.

Слышите, переливается на пол вода.

(Стучит.) Нет ответа.

(От страшной догадки он делается неузнаваем.]

О нет, только не это!..

Ломаем!

Она ведь вчера говорила —

«Если не придешь домой...»

Милая! Что ты натворила!

(Дверь высаживают.)

Боже мой!..

Никого. Только зеркало запотелое.

Перелитая ванна полна пустой глубины.

Сухие, нетронутые полотенца...

Голос из стены:

«А зачем мне вытираться,

вылетая в вентиляцию!*!»

НА ОЗЕРЕ

Прибегала в мой быт холостой,

задувела свечу, как служанка.

Было бешено хорошо,

и задуматься было ужасно!

Я проснусь и промолвлю: «Да здррра-

вствует бодрая температура!»

И на высохших после дождя

громких джинсах — налет перламутра.

Спрыгну в сад и окно притворю,

чтобы бритва тебе не жужжала.

Шнур протянется

в спальню твою.

Дело близилось к сентябрю.

И задуматься было ужасно,

что свобода пуста, как труба,

что любовь — это самодержавье.

Моя шумная жизнь без тебя

не имеет уже содержанья.

Ощущение это прошло,

прошуршавши по саду ужами...

Несказаемо хорошо!

А задуматься — было ужасно.

Я загляжусь на тебя, без ума

от ежедневных твоих сокровищ.

Плюнешь на пальцы. Ими двумя

гасишь свечу, словно бабочку ловишь.

СКУЛЬПТОР СВЕЧЕЙ

Скульптор свечей — я тебя больше года вылепливал

Ты — моя лучшая в мире свеча.

Спички потряхиваю, бренча.

Как ты пылаешь великолепно

волей создателя и палача!

Было ль, чтоб мать поджигала ребенка?

Грех работенка, а не барыш.

Разве сжигал своих детищ Коненков?

Как ты горишь!

На два часа в тебе красного воска.

Где-то у коек чужих и афиш

стройно вздохнут твои краткие сестры,

как ты горишь.

Как я лепил свое чудо и чадо!

Весны кадили. Капало с крыш.

Кружится разум. Это от чада.

Это от счастья, как ты горишь!

Круглые свечи. Красные сферы.

Белый фитиль незажженных светил.

Темное время — вечная вера.

Краткое тело — черный фитиль.

«Благодарю тебя и прощаю

за кратковременность бытия,

пламя, пронзаюшее без пощады

по позвоночнику фитиля.

Благодарю, что на миг озаримо

мною лицо твое и жилье,

если ты верно назвал свое имя,

вначит, сгораю во имя Твое».

Скульптор свечей, я тебя позабуду,

скутер найму, умотаю отсюда,

свеч наштампую голый столбняк.

Кашляет ворон ручной от простуды.

Жизнь убывает, наверное, так,

как сообщающиеся сосуды,

вровень свече убывает в бутылке коньяк.

И у свечи, нелюбимой покуда,

темный нагар на реснице набряк.

Б. Ахмадулиной

Мы нарушили божий завет.