Избранное

Зловещий смысл этих пророчеств падения рода человеческого тогда, наверное, не только мне, но и писателю, поведавшему откровения Джабраила, представить было не просто. И уж тем более то, что за этим неминуемо последует – хаос безбожия, разгул бесовщины, вселенского зла, торжество кровавого бизнесмена – «золотого тельца», когда ум воспротивится признать жуткую явь за правду.

Взгляд выхватил в груде битого кирпича голову и руки ребенка. «Может ли быть такое?» Широко раскрыты глаза девочки кричали о том, что она воочию увидела страх погибели, и ужаснулась ее кровожадности. Руки, простертые навстречу смерти, застыли в немом вопросе: «За что?» А может быть, она не сразу уступила злому року, какое-то время боролась с ним, пыталась жить? И потому тянулась к свету вместе со своей куклой… Где-то высоко в небе подобно коршунам, выискивающим очередную жертву (а может, святую книгу – Г. П.) летела пара самолетов. Разглядывая через многосильные окуляры испуганное лицо нефтяного города, посыпанные пеплом варварства белоснежные вершины гор.

Эти строки, сочащиеся невыносимой болью, – запредельная правда, и они тоже из книги Ахмета Хатаева. Новой, недавно вышедшей. С пронзительным названием «Ночи без бога».

Книга – как бы третья часть единого произведения, начало которому положили повести Ахмета, вероятно, многим известные «Эшелон бесправия» и упомянутая выше – «Враг народа». В них, как доводилась мне говорить в печати, Хатаев проявил себя не только как самобытный художник, но и историограф чеченского народа – народа с горькой судьбой, изгнанного в середине прошлого столетия очередной раз с родной земли. Знакомясь с неизвестными ранее и приведенными в книге документами об этой трагедии, углубляясь вместе с автором в потаенные слои самосознания и культуры чеченцев, с помощью языка коих были, оказывается, расшифрованых надписи на камнях древнего государства Урарту, невозможно было не содрогнуться от той жестокой доли, несправедливости, гонимой участи, что с завидным упорством преследует, во все времена, умных, гордых, свободолюбивых, но беззаветных и простодушных вайнахов.

Однако, сердечно сочувствуя несчастным, а художественное, эмоциональное изображение происходящего автором еще и усиливает сострадание, вдруг начинаешь ощущать, что подспудно, против воли, в тебе начинает зреть крамольная мысль. И она проявляется тем явственнее, чем глубже проникаешь в творчество историка-гуманиста. Более того, начинаешь понимать, что он сознательно культивирует в читателе некое своеобразное прозрение, методично и неуклонно подводя его к закономерному вопросу: «А только ли вайнахов коснулось, говоря словами бездомного русского поэта Николая Рубцова, «веянье тонкого хлада?» И почему? Ответ у Хатаева приготовлен. Он с особой четкостью и ясностью прозвучал в заключительной части трилогии со своеобразным, на многое открывающим глаза, названием. Потому-то и почувствовал я, читая сей труд, что смотрю на «проклятый чеченский вопрос» глазами даже не русского человека, а просто человека, оказавшегося со своим собратом по людскому сообществу, перед лицом одной и той же отчаянной беды – безбожием, сатанизмом, всемирным злом, которые ядовитыми змеями вползли в трещины, возникшие между нами в результате отхода от всеобщих небесных начал в человеке, таких, как благочестие, почитание предков, стремление к добру, знаниям, трудолюбию.

Ныне, когда мир оторопел от чеченско-русской трагедии (повторяю, чеченско-русской, а может быть, и общечеловеческой), когда коренным образом пересматривается взгляд на историю развития общества, как историю борьбы классов, кое-кто начинает пленять массы идеями огромной энергии и накала, заменяя в марксистско-ленинском учении эту самую борьбу классов… борьбой религий.

Какое чудовищное, дьявольское измышление. «Все под единым Богом «ходим», хотя и не в одного веруем», – это наша, русская поговорка, утверждающая великую истину единого Творца и Спасителя, близость и родство между людьми различных национальностей. Она прямая наследница учения Христа, провозгласившего: «Нет для меня ни эллина, ни иудея». Но ведь точно такой же подход к вере, к братству народов звучит и в Коране. Важно знать, что «ислам» в переводе с арабского означает мир, безопасность, спокойствие, чистоту намерений. Пророк Мухаммед говорил: «Вы никогда не войдете в рай, пока не уверуете в Бога. Но вы не уверуете в Бога, пока не полюбите друг друга».

Чего еще надо! И царство Божье есть. Оно внутри нас. Да плоть людская так слаба. Мы забыли заветы своих пророков, великих предков. И то ли от усталости, то ли в силу других корыстных причин прислонились, по определению Хатаева, к сатанинскому дому лжи. «Мы ленивы и не любопытны». Помните эти слова Александра Сергеевича Пушкина из его «Путешествия в Арзрум»? Пушкина, озвучившего негасимую мечту людей доброй воли о том,

Безусловно, гений России прекрасно понимал роль конфессиональной доминанты, составляющей основу любого национального бытия. Но при этом поэт охарактеризовал мир ислама как близкий русскому менталитету, увидел в этом мире союзника России. Разумеется, при определенной духовной миссии со стороны ее. Сожалел искренне: «Но легче нашей лености в замену слова живого выливать мертвые буквы и посылать книги людям, не знающим грамоты». Не случайно, стало быть, старался он, великий гражданин, внушить императору Николаю I, к сожалению, безуспешно, что все добрые дела и реформы начинаются с просвещения – просвещения любовью, которое в молитвенных текстах напрямую связано со светом. В его функции – разгонять тьму, что равнозначно очищению от греха.

Однако, что ж я о Пушкине? Да то, что коснулся его и Ахмет Хатаев в своем творении-эпопее, не боюсь такого определения. Коснулся и высек искру, поведав о знаменательной встрече Александра Сергеевича с человеком, которого тот называл не много, не мало – «Грозою Кавказа» и «Славным Бейбулатом». Да, то был Бейбулат Теймиев, искавший в грозные годы «ермоловского покорения», вопреки всему, пути к миру, а не бряцавший оружием, зовя тем самым в свой дом большую беду, понимая, что война не рождает сынов. Как злободневно, насущно все это сегодня.

«Смирись, Кавказ: идет Ермолов», – кто не знает этих слов русского поэта-пророка, толкуя порою их смысл, что ни на есть самым «сверправозащитным», «сверхдемократическим» образом. А что, если он, как и Бейбулат, а впоследствии и знаменитый Кунта-Хаджи, призывал чеченцев к непротивлению злу не безропотно покориться всесильному завоевателю, коего называл он (найдено в незавершенных работах Пушкина – Г. П.) – не удивительно ли – «великим шарлатаном». Призывал смирить гордыню, дабы спастись чеченцам как этносу.

«Если народ исчезнет, то все остальное перестает иметь значение». Какие слова… Они приведены в книге Хатаева. Слова просвещенного кавказца Кунта-Хаджи, с самого начала сумевшего понять, что сабля Шамиля ведет к погибели народы Кавказа. Он, прочитавший тысячи страниц истории человечества, износивший десятки пар обуви, как пишет Хатаев, на пыльных дорогах Ближнего и Среднего Востока, нашел ключ к спасению. Задолго до сына индийского народа Ганди и великого Льва Толстого сделал открытие, суть которого состояла в ненасильственном сопротивлении злу, отыскании и использовании иных путей для преодоления препятствий, чинимых несправедливостью, в игнорировании зла, неучастии в делах его носителей.

«Умейте жить с русскими, – взывал подвижник-просветитель. А ему как бы вторил российский, православный мудрец Федор Михайлович Достоевский: «Долго еще не поймут… теперешние… единения в братстве и согласии… объяснить им это беспрерывно делом и великим примером будет всегдашней задачей России впредь… Воплотить и создать, в конце концов, великий и мощный организм братского союза племён…не мечом, а убеждением…любовью, бескорыстием, светом… – вот цель России, вот и выгода ее, если хотите».