Авторская песня 90-х (Сборник песен с гитарными аккордами)

Но я люблю, страна, твое младенчество, Ты, как ребенок, привязала нас. Когда же повзрослеешь ты, Отечество, Мне будет очень не хватать твоих проказ.

Песенка шпрехшталмейстера

Am Em Am Все зрители давно на месте, D G C И начинать уже пора. Я в этом цирке — шпрехшталмейстер, Я объявляю номера. C G G Сейчас начнется представленье, Gm A7 Dm И, как начищенный пятак, Я засверкаю на арене,

E Am И вы захлопаете в такт.

Диги-диги-дон,

диги-диги-дон,

Только лишь у нас!

Только лишь один сезон!

Мой фрак изрядно прохудился Давно служу я в шапито. Я здесь живу, я здесь родился, Я знаю где, почем и что. Неплохо в цирке акробатам: Не жизнь — сплошной аттракцион! Идут ребята по канату, А вдруг порвется где-то он…

Диги-диги-дон,

диги-диги-дон,

Только лишь у нас!

Только лишь один сезон!

Носил я колпак бумажный, Смешил расфранченных особ, Но время шло… И вот однажды Устало корчиться лицо. Но сердце к цирку прикипело, И я с арены не ушел, Нашел себе по нраву дело Нашел себе по нраву дело Теперь мне очень хорошо

Вниманье всем! Оркестр начал, Свет в зале снят, улегся шум. Я — шпрехшталмейстер. Это значит: "Кто первым номером — прошу!"

Только лишь у нас!

Только лишь один сезон!

Диги-диги-дон,

диги-диги-дон!

Песня старого портного (Еврейский портной)

Gm Тихо, как в раю, A7 Звезды над местечком высоки, ярки, Dm Я себе пою, B A7 Я себе крою,

Gm Опустилась ночь, A7 Отдохните дети, день был очень жаркий. Dm За стежком стежок — B A7 Грошик стал тяжел…

Ой, вэй…

D7 Gm Было время, были силу — да, уже не то! D7 Gm Годы волосы скосили, вытерли мое пальто… A7 B A7 Жил один еврей, так он сказал, что все проходит…

Солнце — тоже вэй, садится на закате дня, Но оно опять родиться — жаль, что не в пример меня! Кто же будет одевать их всех потом по моде?

Девочка моя! Завтра утром ты опять ко мне вернешься, Милая моя, фейгеле моя! Грустноглазая! Папа в ушко майсу скажет — засмеешься, Люди разные, и песни разные.

Ой, вэй…

Будет день, и будет пища — жить не торопись! Иногда богаче нищий, тот, кто не успел скопить, Тот, кого уже никто нигде ничем не держит…

Нитка, бархат, да иголки — вот и все дела! Да еще талмуд на полке — так бы жизнь шла и шла… Только солнце вижу я все реже, реже…

Тихо, как в раю, Звезды над местечком высоки, ярки, Я себе пою, Я себе крою, Я себе пою.

— ПУТЕШЕСТВИЕ ГУЛЛИВЕРА В СТРА У ЛИЛИПУТОВ

Жил-был матрос. Да верь не верь, Но бес его попутал, И вот однажды Гулливер Подался к лилипутам. Коль выпал случай примирить Их с островом Блефуску, Плевать на то, что негде жить В домишках лилипутских. С рождения миссионер. Постель, камин… О Боже! Под звездным небом Гулливер Устроил свое ложе. Но местный святоч Болголам Ревнивец и так далее Шепнул, и парня по рукам И по ногам связали.

Казалось бы — наоборот,

Кто больше, тот сильнее,

Но удивительный народ

Чем шире лоб и выше рост,

Тем лилипуты злее!

аутро знать, совет держа, Гиганта попросила, Чтоб Гулливер не обижал Туземцев слабосильных и словом гулким, как обвал, и музыкою громкой И чтоб для песен выбирал Местечко поукромней.

Казалось бы — наоборот,

Кто с миром, тот мудрее,

Но удивительный народ

Чем лучше Гулливер поет,

Тем лилипуты злее!

а ренегате ренегат, адули Гулливера. И простачок большой фрегат Похитил у неверных. Король от радости расцвел, Но тут вмешался канцлер: " еплохо, если б он привел Весь флот блефускуанцев!"

Казалось бы — наоборот,

От щедрости щедреют,

Но удивительный народ

Чем больше Гулливер поет,

Тем лилипуты злее!

И вот подумал наш матрос: "За что ж я здесь страдаю? Быть надо с теми, кто мой рост ормально понимает. Им буду петь о чем хочу, Своих не тратя нервов, И будет всем нам по плечу, И станет всем нам по плечу Любовь и гулливерность!"

— ПУТЕШЕСТВИЕ ГУЛЛИВЕРА В СТРА У ВЕЛИКА ОВ

Слушай, добрый человек, Я тебя не обману: Раз попал я в Бробдингнег, Великанскую страну. Великаны там живут, Как мы в Лондоне своем, Виски пьют и хлеб жуют, И все деньги носят в дом. А дома там — как у нас, Только больше в десять раз.

Моя няня Глюмдальклич, Ростом точно как Биг-Бен, Мне поджаривала дичь И играла на трубе. Кстати, с дичью — как у нас, Только больше в десять раз.

Во дворце как во дворце: И министры, и балы, Примадонны лучших сцен И фуршетные столы. А на столах все как у нас, Только больше в десять раз.

Великанский властелин Звал меня по вечерам. Мы беседовали с ним Об устройстве наших стран. Он сказал: "Все, как у нас, Только меньше в десять раз".

Гулливер — он волк морской, Всем смертям в глаза смотрел… — А шут дворцовый надо мной Издевался как хотел. Есть подонки и у нас, Но он больше в десять раз.

— Я не верю

Я не верю всем тем, кто плюет в мой прохладный колодец, Забывая, что пьют из него миллионы людей. Я не верю всем тем, кто стучит себя в грудь при народе, Забывая о нем, о народе Отчизны своей. Допускаю, что тем, кто хулит, вкус воды моей горек, Но жил на свете старик, и он сказал, что о вкусах не спорят, Так зачем обижать тех, кого оживляет глоток.

Я не верю всем тем, кто погряз в разбирательстве мыслей, Не своих, а чужих, кстати тоже живущей души. икогда на костях, ни сейчас, ни вовек и не присно Не взлететь добротой, можно только увязнуть во лжи. Взяться за руки… как? Коли руки друзья не подали, И за чем призывать к комплиментам, не делая их? Так не делите пирог, раздавая друг другу медали, Ройте землю — вода нам сегодня нужна для живых!

Я не верю им всем, вурдалакам с глазами овечки. Бьющим в спину ножом, под лопатку левее хребта. Я хочу еще жить, сознавая, что путь мой не вечен, Но пока я живу, пусть вода моя будет чиста. И я не верю прямым, им, до капли себя отдающим, Не считающим денег за каждый проделанный шаг. И пока я дышу, никогда флаг не будет мой спущен, А когда я умру, мой корабль не спустит свой флаг!

— Подмосковное танго

Листопад Подмосковья прозрачен и чист, Облака над Коломенским плачут. И над старой Лосинкой тоже кружится лист, Точно так же, да только иначе.

Здесь, в кленовом багрянце, в осеннем огне, Колоколенки Марьиной рощи. И поэтому нынче привиделся мне Полуночный московский извозчик.

Я надену обручальное кольцо

Из бульваров Чистопрудных да Тверских,

Расцелую Богородицы лицо,

И напьюсь воды с Москва-реки.

Детским смехом пусть Сокольники звенят.

а воре сегодня шапка не горит,

Сам себя украл я, сам себе не рад,

Так уж вышло, мама, что ни говори.

Среднерусская осень гуляет в садах, И «Славянка» прощается с нами. Осень волосы косит мальчишкам всегда, Разлучая девчат с пацанами.

Во дворах тенистых перебор гитар

Мне напомнит юность-молодость мою.

Да что там молодость, ведь я еще не стар,

И любую песню подпою.

Струны рви, замоскворецкая братва,

Сколько порвано их на твоем веку.

Да я один пятьсот серебряных порвал,

И, даст Бог, еще чуть-чуть порву.

Вот и все. До свиданья, родная земля, Я продолжу еще эту повесть. Три вокзала твоих навсегда для меня Веры свет и надежда с любовью.

Я надену обручальное кольцо

Из бульваров Чистопрудных да Тверских,

Расцелую Богородицы лицо,

И напьюсь воды с Москва-реки.

Детским смехом пусть Сокольники звенят.

а воре сегодня шапка не горит,

Сам себя украл я, сам себе не рад,

Так уж вышло, мама, что ни говори.

— Размышление на прогулке

Сегодня был звонок последний в школе,

И стала взрослой маленькая дочь.

О юность! Я опять тобою болен,

Но вряд ли доктора сумеют здесь помочь.

Поеду снова в Царское Село

Туда, где до прозрачности светло.

Уже прошло лет тридцать после детства, Уже душою все трудней раздеться, Уже все чаще хочется гулять Не за столом, а старым тихим парком, В котором в сентябре уже не жарко, Где молодости листья не сулят.