Сочинения. Письма

б) Налаживание работы приисков, набор рабочих, борьба с прогулами и утечкой.

в) Организация золотых разведок.

г) Разное.

Управляющий приисками

Федор Цетлин».

Повестка была экстренно разослана в разные стороны, в самую глушь Селемджинской тайги, окружающей золотые разработки. Но «слух» бежал впереди оленей, курьера, и старшины селений выходили ему навстречу…

На бумаге, прибитой к двери клуба, было написано:

«Ввиду неподготовленности приискома, а также по ряду других независящих обстоятельств собрание переносится на завтрашнее утро. Делегатам предоставлены места в бараках прииска. Просьба не разъезжаться».

В бревенчатом бараке на столах добродушно шумели ярко начищенные самовары. Пахло свежим хлебом и оленьими шкурами. Хозяева и гости пили вперемешку чай и контрабандный спирт и, красные, разогревшиеся, выскакивали на двор посмотреть за скотиной.

Гудели железные печки.

…Гармонист перебрал несколько ладов и заиграл вальс. Танцевали прямо в унтах и в оленьих рубахах. «Дам» — немного. Три-четыре артельные «мамки», жены счетовода и бухгалтера и «завхозиха» — вялая женщина с фальшивыми волосами, выписанными из Ленинграда.

Старожилы хмуро раскачивались на табуретках в такт вальсу; весело хохотали якуты… Подвыпившие манегры пытались танцевать, над ними смеялись.

Вдруг гармонист резко переменил такт.

Гармонь запрыгала у него в руках, бойко и развязно дробясь частушками.

Его поддержали, и сразу в нескольких местах закипело:

Широкоплечий приискатель в дошке и огромном красном кушаке лукаво подмигнул из-под лохматых бровей своему соседу и хрипло запел:

Все весело подхватили:

Вытянув шею, закачался и задергал локтями гармонист.

— Танцоры! Чего ж, танцоры-то?

— Гы, танцоры…

Неуклюжий, огромного роста парень, с бровями, похожими на черные крылья, выкатился в неожиданно образовавшийся круг людей. Он прошелся по вздрагивающим половицам неверной дробной походкой и вдруг закачался в воздухе, с удивительной, чисто медвежьей ловкостью перебирая носками. Его подбадривали:

— Вламывай!

— Не удай!

— Держись, Уландочка, — Митрий в пляс пошел!..

А навстречу первому танцору уже вылетел второй — стройный парень с девичьим лицом, покрытым темными подпалинами отмороженной кожи. Он затягивает на талии лосиновый пояс и поводит плечами.

— Подгорную!

Гармонь захлебывается разухабистыми тонами.

— Дъ-их!

Змеей изгибается парень. Он будто двоится и троится в безудержных диких движениях. И вдруг неожиданно застывает на месте. Только одни ноги будто выговаривают мелко и дробно:

— Здорово танцулит!

— Таки девкам любы!

— Хлобыстай!

Спиртом, жаром, весельем накалилась толпа. И вот уже не два танцора, три-пять-шесть…

Нетанцующих нет!

Гремит барак, кипит человеческим валом.

— Гу-у-у-у-ля-ем!

Железная печка раскалилась и оглушительно шумела, раздувая свои пухлые багровые бока. Окна текли сплошной ледяной корой. Каждый раз, как только отворялась дверь, в здание врывались круглые белые клубы пара.

Делегаты селений и приискатели расселись на длинных, наспех сколоченных скамьях. Собрание представляло очень живописную картину. Приземистые якуты в саджоевых дохах, остроскулые, уверенные охотники-манегры, шумные китайцы, русские приискатели в небрежно завернутых унтах, беличьих шапках и красных кушаках живо напоминали своим видом французских мушкетеров Людовика XVIII. Все это перемешалось, переплелось в одну сплошную массу, окутанную синеватым дымом махорки.

— Ходя!.. Како у тебя на делянке-то? Золотишко есть, що ли? — склоняет к китайцу прокуренные усы гривастый, голубоглазый приискатель.

Китаец взблескивает яркими зубами.

— Хо! Холосо!.. Залотобой мало-мало есь.

— Ишь ты, китайская твоя душа! — завистливо урчит мужик.

— Натакались! — и обращаясь к своим соседям: — А у меня опять, понимаешь, пустота… Три месяца, можно сказать, в землю закопал. Дела!

— С чего бы это?

— Да кабы знатьё-то. Пробу взяли — богато. Содержание есть. Бились, бились. Аршин прошли, и золото сгинуло.

— Кучка, стало быть.

— На бортах сейчас работать можно… У реки ленточки хороши есть.

— Ерунда! Гиблое место. Нистожное золото!

— Брось!

Разгорались споры. Приискатели заговаривали с якутами и манеграми и тут же заключали с ними торговые сделки.

— Белка-то есть?

— Ись. Тубо ись. Продай тиби ись.

Манегры растопыривали пальцы, махали руками и показывали, сколько у них есть белок.

— Так почем продашь? На шапку мне надоть… Полкирпича чаю дам? Ась? Мало?

Появились переводчики. Залопался, запел кругом якутский язык. Некоторые якуты и манегры побежали к нартам и принесли связки пушистых шкур.

— Пладавай, пладавай!

— Сколько за барсука-то возьмешь?

— Да ты не дери с меня три шкуры, я тебе не телок.

— Ну сколько, давай, говоли маленько. Мой пладавай.

— …ТОВАРИЩИ!.. Внимание! Установим тишину! Заседание считаю открытым… Прошу наметить председателя и секретаря.

С севера шел ветер. Он скользил по ровному насту белой равнины и вспыхивал у самого стана голодной песней волчьих стай. В березняке перепархивали тяжелые многоцветные фазаны.

Мороз жестоко и неумолимо сковывал все кругом. Прииск весь поседел и сгорбился приземистыми своими строениями.

Жглись и горели ослепительные россыпи снега. Люди, выскочив на улицу, торопились скорее укрыться вновь. Слепило глаза. И словно тисками сжимало виски. Небо покачивалось и гудело, как огромный непередаваемый колокол.

В клубе было слышно дыхание ветра. Несмотря на то, что печка задыхалась от усилий накалить воздух, терпкий и медленный холод стлался по полу, жаля и без того озябшие ноги.

Холод особенно властвовал на сцене, где разместился президиум. Чернила в склянке безвольно замерзали, и секретарь долгое время напрасно старался развести их слюной.

Бывший председатель приискома Карпов вышел вперед с узким листом бумажки в руках.

— Братишки, дело обстояло вот как. Приезжам мы сюды, ничего нет. Ну, давай мы налаживать. И наладили. А што пили, правда, не утаю — точно пили. И пить будем. Потому в такой глуши, как наша, не пить нельзя. Я вот слышал, што новый заведующий наш, товарищ, значит, Цетлин, против нас, значит, выступать хочет. Дескать, не пейте. Ничего! Поживет, образумится. Поймет. Вместе потом по стаканчику хлобыстнем. А затем все.

…Закипел шум.

…Цетлин после бессонной ночи выглядел бледным и встревоженным.

Он встал с табурета и подошел к пробитой в нескольких местах суфлерской будке:

— Товарищи, русский пролетариат совершил победоносную революцию. Рабочий класс в союзе с крестьянством находится сейчас у власти. Чтобы удержать эту власть, рабочим и крестьянам нужно создать свое мощное хозяйство. Нам нужны новые заводы, машины. Для того, чтоб их купить и наладить, необходимо иметь золото.

На нас лежит ответственная задача — это золото для страны достать. Понятно?