Собрание сочинений в трех томах. Том 3

Я сколько дней ни вспомню черных, —

Рука костлявая, дрожа,

Всегда к мальчишескому горлу

Тянулась из-за рубежа.

Прочитав эти строчки, отчетливее видишь подлинных виновников наших неисчислимых бед. С тех пор как совершилась Октябрьская революция, нас никогда не оставляли в покое: душили блокадами и войнами. Видишь эту проклятую руку, протянутую к горлу наших детей.

О героической Зое уже написаны и стихи, и поэмы, но от этого работа Туркина не только не теряет своей свежести, но даже, наоборот, выигрывает личной пристрастностью ее ровесника, углубленностью темы. Поэт хлорит себя за то, что много раз видел Зою в жизни и не узнал ее такой, какой она стала в дни испытаний.

Отсюда у поэта возникает новая оригинальная мысль касательно книг:

Я книги не затем листал,

Чтоб проследить, мол, кем кто будет,

А чтобы видеть, кто кем стал.

Чтоб вновь не повторять дорогу,

За кем-то мелко семеня,

А начинать с того итога,

Что был достигнут до меня.

Поэт Владимир Туркин всегда оригинален, пишет ли он прекрасное стихотворение о ветре, или о танке ФРГ, или о желании «Надо сразу старым бы родиться», — оригинален, ибо умеет мыслить. В его стихах веселая шутка, говорящая о душевном богатстве поэта, и острая насмешка, без которой немыслима поэзия, активно вторгающаяся в жизнь.

АЛЕКСАНДР ЯШИН

Поэт написал стихотворение «Нам постигать иные миры…». Мы часто не задумывались, почему он написал именно это стихотворение, а не другое. Почему, например, у Александра Яшина появился в нем жалостливый к зверям и птицам мотив? «Ничего особенного, — ответил на это знаток его творчества, — Яшин всегда был близок к природе. И лисицы и зайцы давно петляют в его стихах. Помните, как он стрелял в лесу, да не убил? А про заиньку?

Шла я нынче заимкой,

На снега глядела:

Сколько за ночь заинька

Вывертов наделал.

Это было написано еще в тридцать шестом году, что же удивительного, если теперь он написал о том же?»

Все это, возможно, было бы так, если бы стихотворение «Не верю, что звери не говорят…» не примыкало к большому кругу его стихов. В качестве эпиграфа к этому циклу можно поставить строчку, взятую из одного стихотворения этого цикла: «Спешите делать добрые дела!»

Не верю, что звери не говорят,

Что думать не могут певчие птицы,

Что только инстинкты у хитрой лисицы

И пчелы не знают, что творят.

Попробуйте в роще уединиться,

Укрыться под хвойный густой наряд

Да вникнуть в жизнь, что шумит вокруг,

Предубежденность на время откинув,

И в сердце не будет места гордыне,

Нас трепет и робость охватят вдруг.

Стихи этого круга писались в пору, когда нашу поэзию захлестнула волна лирических покаяний. Каяться стали и старые и молодые. Даже те, кто по молодости еще не успел согрешить. Отдал этому дань и Яшин. Внутренний повод к этому, видимо, у поэта был. Да это и неважно. Любой-повод хорош для того, чтобы внимательней заглянуть в себя, пристальней посмотреть на окружающее и сказать:

Высокомерие не к лицу

Ни великану,

Ни мудрецу.

В сосновом бору,

В березовой роще,

Где так многогранно желанье жить,

Мне, сильному, только добрей и проще,

И человечней хочется быть.

И все-таки, прочитав до конца стихотворение, задумаешься: а не перехлестнул ли поэт в своей навязчивой идее самобичевания? Ну, покаялся перед людьми — и ладно, но нельзя же из желания равенства со всем живущим на земле — с зайцем, например, — вставать на колени. Я сознательно огрубляю философский смысл этого стихотворения.

Любой призыв поэта к доброте и простоте читатель будет приветствовать. «Пусть перехлестнул, — скажет иной, — поэты любят перехлестывать!» Но заключительные строчки стихотворения заставят его снова вернуться к прочитанному:

Мы видим не все со своей горы,

Чудес неоткрытых еще немало.

Боюсь, чтоб кичливость не помешала

Нам постигать иные миры.

Кичливость действительно способна помешать многому. Но постижение иных миров не очень-то добренькое предприятие, если доброту понимать в смысле яшинского стихотворения. Ради постижения иных миров нам, например, пришлось принести в жертву собаку Лайку. И это было сделано не из чувства пренебрежения «высшего» к «низшему» существу. На пути к великим тайнам гибли и гибнут люди. Хорошо сказал Яшин: «Спешите делать добрые дела!», но при этом не следует забывать, что добрые дела подчас требуют суровости.

НИКОЛАЙ РЫЛЕНКОВ

Любопытные вещи происходят с поэтами. Николай Рыленков простился с юностью еще в первые годы Отечественной войны, но, как бывает с разговорчивым гостем, проститься простился, а потом увлекся, заговорился с друзьями да так и не ушел.

— Что ж, прощай, моя юность! Здравствуй,

С полной горстью колосьев, зрелость!

Поэт от юности уйти не может. Собственно, куда уходить? Кто-то из французов сказал, что поэзия — это желание юной души быть мудрой. А для зрелой поры, по-моему, наоборот — желание мудрой души остаться юной. Эти афоризмы более всего подходят к Рыленкову. Прощание с юностью у него было формальным. В его творчестве нет резкого рубежа, который отделил бы юношеские стихи от поздних, как это бывает у иных. Конечно, в поздних стихах больше мастерства, больше зрелых наблюдений, но манера мыслить и чувствовать все та же. Стихотворение «Ты, в ком радость и горе», к примеру, подписано 1960 годом, но оно, не внося разнобоя, может стоять и среди ранних стихов.

Ты, в ком радость и горе

Всей моей маеты,

На каком косогоре

Мне привиделась ты?

Где твой голос услышал

Я в отцовском краю,

Как под грозами вышел

На дорогу твою?

Я не знаю, не помню,

Вижу только одно:

В этом мире огромном

Все тобою полно.

Здесь интонация, чувство удивления миром и своей причастностью к нему вполне совместимо с юностью, когда она начинает осознавать свои задачи. Чем объяснить эту особенность поэта? Дать объяснение может, как мне кажется, природа Смоленщины. Рыленков необычайно был верен природе, а природа не совершает резких скачков. Для всякого своего чувства поэт искал аналогии за околицей — в лесах, в травах, в звездах. В его изменчивых человеческих отношениях был постоянный посредник с устойчивым характером — природа. Она многолика, в ней можно найти любой образ.

В темной роще ты птица,

В ясном небе звезда.

Ты как совесть — не скрыться,

Не уйти никуда.

Да и надо ль скрываться,

Уходить от тебя?

Ведь чутье рудознатца

Обретают любя.

Прочитав эти строчки, мы еще не знаем, что имеется в виду. Правда, в стихе «Ведь чутье рудознатца обретают любя» есть намек на то, что речь идет о любви, а в общем-то все, что говорится в стихотворении, можно приписать и Любви, и Музе, и Родине. «Ты как совесть», — говорил поэт, но это можно сказать обо всем, о поэзии тоже. Чувство было конкретным: «Ты, в ком радость и горе всей моей маеты», но, поверенное природой, обставленное многими ее деталями, оно растворилось, приобрело чрезмерную обобщенность.

Я стою на просторе,