Уже он с версту проскакал
И видит влево от дороги
Поросший лесом холм пологий;
Вокруг гуляет конь лихой,
Питаясь сочной муравою,
И юный витязь под бронею,
Подперши голову рукой,
Сидит на скате, отененный
Густым ракитовым кустом,
И близ него стальной шелом,
Высоким гребнем осененный,
И меч, окованный сребром,
Лежат на дерне молодом —
То был владыки печенегов
Неукротимый сын, Саган,
Питомец брани и набегов
И бич окрестных мирных стран.
И в зной, и в холод, в край из края
По свету белому блуждая,
Он смелых витязей искал
И поединки предлагал.
Он видит юного героя
И признает его бойцом,
Достойным рыцарского боя
С таким, как он, богатырем,—
Покрывшись шлемом и щитом,
Коня лихого кличет свистом,
И зов раздался в поле чистом,
И конь к наезднику спешит,
И уж в седле Саган проворный,
И уж на Муромца летит,
Как резкий вихрь с вершины горной.
От боя Муромец не прочь:
Тотчас, нахмурившись как ночь,
Он скачет в поле для разбегу,
Встает в железных стременах
И бурей мчится к печенегу,
Взрывая бегом тонкий прах.
Как вихри, разорвав заклепы,
Стремятся в ярости своей —
Так друг на друга средь полей
Стремились витязи свирепы;
Ужасна встреча их была
И всю окрестность потрясла;
Их копья разлетелись в щепы,
Илья не сдвинулся с седла,
Но сын Каганов закачался
И, в лужу с лошади скатясь,
Далеко вкруг разбрызгал грязь.
Илья чуть-чуть не засмеялся,
Увидя спорников позор,
Но, добродушный, удержался
И руку помощи простер:
Он вытащил его из тины,
Помог стереть с доспехов грязь
И после, дружески простясь,
Поехал далее с равнины.
Повеся голову на грудь,
И печенег коня направил
Из оных мест, но предоставил
Ему свободу — выбрать путь,
И скоро конь его могучий.
Заехал в бор густой, дремучий.
Казалось, смертный никогда
В его святилище немое
Не пролагал еще следа;
Всё было мрачно, гробовое
Молчанье царствовало вкруг,
Копыт лишь конских частый звук
В безмолвной чаще раздавался,
Пугая галок и ворон,
И, громким эхом повторен,
В дали таинственной терялся.
Чем дале витязь в темный бор,
Тем путь трудней: повсюду терны
Непроницаемый забор
Плетут ветвями; конь проворный,
Натужа каменную грудь,
И рвет, и ломит их, и топчет —
Лишь гул в лесах пустынных ропщет
И прочищает трудный путь.
Но скоро острыми иглами
Вся грудь исколола была,
И кровь багровыми ручьями
На землю черную лила;
Усердный конь, лишенный силы,
С главой поникшей стал, унылый;
Саган, проворно соскоча,
Повел соратника лихого
Сквозь дичь кустарника густого,
И сталью крепкого меча
Он машет влево, машет вправо
И с гневом рубит терн кудрявый;
Проснулся лес, поднялся стон,
Кусты трещат и уступают,
И отголоски повторяют
И стук, и свист, и треск, и звон.
Меча ножнам не отдавая,
Саган до вечера блуждал
И взором выхода искал —
Но всюду дичь и тьма густая!
Еще на западе златом
Заря, алея, догорала,
Но в боре диком и густом
Такая темнота настала,
Что печенежский богатырь,
Как франт в очках, как нетопырь,
Который смеет в полдень ясный
Расстаться с щелью безопасной,
Ни зги не видел пред собой
И часто буйной головой
О пни так сильно ударялся,
Что искры сыпались из глаз
И звон ужасный раздавался
В ушах Сагана всякий раз.
Вдруг — будто струй игривых ропот —
Из-за дерев раздался шепот:
«Кто б ни был ты, младой боец,
Когда душе надменной дорог
Победой купленный венец,
Последуй мне без отговорок!»
И витязь следует на зов,
И голос далее и дале
Ведет его во мрак лесов.
Но вот в туманном покрывале,
Подобно круглому щиту,
Луна взошла на высоту,
Сквозь леса своды зеленисты
Проникнул луч ее сребристый
И озаряет темноту.
Уж было с час, как витязь смелый
Шел за таинственным вождем,
И сердце сильно билось в нем
И любопытством пламенело.
И вот река ему видна
Из-за кустов; освещена
Сребро-блестящею луною,
Сагану кажется она
Широкой огненной стезею;
Он стал на береге крутом;
«Сюда!» — с другого зов раздался…
Но виноват! я заболтался,
Забыл о Муромце моем!..
