Собрание сочинений в трех томах. Том 3

И я иду к седьмому небу

Сквозь семь тревог н семь потов.

Что же движет поэта на большие высоты? Честолюбие? Нет, честолюбие без любви бесплодно. Кроме того, честолюбцу легко утешиться. Любовь к женщине? Она может пройти и погаснуть. Не гаснет в человеке только любовь к Родине. Но, когда эта любовь пассивна, она тоже бесплодна. Важно сознание, что ты тоже в боевом строю. У Василия Кулемина такое сознание было.

Мне хочется перекинуть

К отваге будущей мост, —

Ведь гаснут луга без ромашек,

И небо гаснет без звезд.

Мне их золотая доверчивость

Так помогает жить!

И пусть не свершил я подвига,

Я мог его совершить.

Когда поверженный болезнью поэт неподвижно лежал на больничной койке и писал очень добрые, очень умные и проникновенные стихи, едва ли он понимал, что совершает свой гражданский подвиг.

Я видел его тогда.

Перед его глазами висела большая стеклянная люстра. Он жадно смотрел на нее. И я вдруг понял почему. На люстре отражалось движение улицы — улицы Правды, по которой двигались его друзья, по которой так много ходил он сам и которую уже не мог увидеть. Люстра для него в эти дни стала как бы экраном жизни. Глядя на нее, он думал и писал о Родине, о любимой, о друзьях. Он думал и о себе. Здесь родились его пророческие строки:

Мне кажется: придет признанье,

А я уж прорасту травой.

Так не со мной с одним в России,

Так было не с одним со мной.

ВЕСЕЛЫЙ ТАЛАНТ

Вскоре после Отечественной войны на одном из семинаров Литературного института шел разговор о нашей поэзии. Уже тогда среди имен, привлекавших внимание, было названо имя Сергея Смирнова. Один из критиков, признавая за ним талант, утверждал, что его поэзия находится не на главном направлении.

— Это из второго эшелона, из ремонтной бригады.

Незадачливый критик даже не заметил, что этой фразой он обнаружил лишь неподвижность своей критической мысли. Меняются времена — меняются главные направления. В то время главным направлением поэзии была поэзия послевоенного восстановления страны, поэзия именно «ремонтных бригад» и мастеровых, и, как одному из таких мастеровых, Сергею Смирнову уже принадлежало заметное место. Его лирический герой представлялся мне добрым русским умельцем, который входил в разрушенный или только что отстроенный дом с веселым рубанком, с острой сатирической ниш-сой и с шуточками принимался за дело. Здесь подпилил, там подстрогал, на минуту над чем-то призадумался и снова повеселел — и в доме уже уютно, светло, весело. В нем хочется жить.

Такова основная черта поэзии Сергея Смирнова, которая с годами развивалась и крепла. Если прибегнуть к тем же сравнениям, то можно сказать, что он стал строить и ремонтировать большие дома, поэтому и число благодарных ему людей возросло. Задачи усложнились, интересы расширились. Стало ясно, что нельзя устроить полного счастья в одном доме, если нет его у соседей, что не будет полного мира в одной стране, если нет его на всей планете.

Меня до войны обучали

Доверию к людям. И я

Всему улыбался вначале,

Восторженных чувств не тая.

Ко встречным тянулся с приветом.

Союзом сердец дорожа.

Но враг-чужеземец на это

Ответил ударом ножа.

(«Личное мнение»)

Так было. Но не повторится ли это? Что думают на этот счет люди в буржуазных странах? Как они живут, чем дышат? Узнать об этом важно, потому что «хочется в мире весеннем работать и жить, как родня». Поездка в чужие края дала Сергею Смирнову богатейший материал, который вошел в книгу «В гостях и дома». Заграничный цикл открывается коротеньким стихотворением, где четко выражена программа странствующего поэта.

Среди земель и океанов

Шагать

на поиски

строки

Не для того,

Чтоб, косо глянув,

Перемигнулись знатоки.

А для того,

Чтоб кто-то

где-то,

Наивный пусть,

Безвестный пусть,

Ее, строку,

как нитку света,

Ловил

И помнил наизусть.

Таких «ниток света», западающих в память, в книге много. Прежде всего хочется напомнить стихи, которые хороши целиком; «Мы плывем, средиземную ширь вороша», «Человек», «Гвоздика», «У памятника Байрону», «Везувию», «В соборе святого Петра», «Под небом Парижа». В каждом из них есть своя «нитка света». Так, стихотворение «Вернись в Сорренто», рассказывающее о голодных детях, заканчивается такими строчками:

Гроши — на дне протянутого блюдца…

Я не хотел бы

к этому

вернуться.

А вот стихотворение «Ложка дегтю». За рубежом поэту приходилось встречаться не только с нашими друзьями, но и с людьми, в задачу которых входит ловить простачков на тухлую рыбку западной «свободы», соблазнять прелестями ночного Парижа. Заканчивая разговор о встрече с ними, поэт говорит:

И мы расстались как враги.

На площади Согласия.

Можно бы привести еще несколько строк, говорящих о способности поэта говорить кратко и выразительно, но если ложка дегтя способна испортить бочку меда, то ложка меда, взятого из бочки на пробу, вполне передает его качества.

Стихов о загранице пишется у нас немало, но настоящие удачи редки. Стихи Сергея Смирнова дают критике возможность поговорить о причинах успеха и неуспеха на этом трудном поэтическом поприще. Могут, сказать, что все объясняется разной степенью таланта. Но ведь талант — величина непостоянная. Природа дает человеку лишь предпосылки таланта, который может развиться, а может и не развиться. Талант развивается быстрее, становится значительней лишь тогда, когда в основу его развития положены правильные принципы. Если бы Маяковский остановился на групповых интересах футуризма и не принял на свою совесть народной революционной программы, он не стал бы тем Маяковским, которого мы теперь знаем и любим. Когда Маяковский поехал за границу, у него уже была четкая политическая позиция. За границей он знал, на что смотреть, с чем сравнивать, что везти на Родину. То же самое можно сказать и о Сергее Смирнове. Здесь удачи будут принадлежать только вполне сложившимся поэтам. Стихотворец, не утвердившийся на родной теме, ничего путного не сделает и на зарубежном материале. Читая цикл «В гостях», особенно приятно все время узнавать знакомый почерк поэта. Он и в гостях остался самим собою. Так, «после зноя и пылищи, после древних плит и стен» поэт возвращается на родной корабль и по-смирновски передает свое настроение:

….Вое здесь наше,

Все здесь мило:

И улыбки,

и слова,

И тростиночка Людмила

В ресторане номер два.

Развитие большого таланта всегда логично. Одно вытекает из другого. Одна решенная задача подводит поэта к другой. Появление заграничного цикла стихов в творчестве Смирнова так же естественно, как естественно для него и освоение нового жанра — коротенькой, совершенно своеобразной басни, в которой и посылка и мораль умещаются в двух, четырех и редко — восьми строках.

Насекомое вставало

Каждый день

Не с той ноги

И считать не уставало,

Что вокруг

одни враги.

(«Сороконожка»)

В разделе «Шило наголо» книги «В гостях и дома» более пятидесяти басен, и лишь в одной поэт изменил краткости пословиц, да и то без особенной нужды. В басне «Кукушка и орел» последняя строфа скорее нужна самому поэту, нежели читателю. Но дело не в этом. В любом производстве — на заводе ли, за рабочим ли столом поэта, при освоении новой машины, нового жанра — накладные расходы всегда велики. Важнее определить природу этих коротких басен. Появление басен Михалкова для многих было неожиданностью. Они не так уж вытекали из предыдущего творчества, хотя и в этом случае можно найти подспудные связи. Природу смирновских басен нетрудно определить. В их основе лежат те самые «ниточки света», о которых говорит сам поэт. Они извлечены из обычных стихов, отгранены и локализованы.