Над гладью заводи темнеют тени.
В глубине догорает последний свет —
Красное родимое пятно на черном
Теле бездонной ночи. Во тьме
Долины витает над тьмой потока
Зеленокрылый, багряноклювый
Сон, увядая ночною лилией
В желтую мертвую голову старика.
Сон, как павлин, отрясает перья.
Вкруг мягких взмахов лиловым вздохом,
Прозрачной влагой зыблются грезы.
Он в их клубах, словно в дыму.
Большие деревья бредут сквозь ночь,
Длинными тенями дотягиваясь до белых
Сердец в груди у спящих, которым
Месяц, холодный сторож, как старый
Врач, по капле вливает в кровь
Лунную отраву. Они застыли,
Врозь, чужие, немые, злобные
Скрытой яростью темных снов.
Лоб бел от яда. Дерево тенью
Врастает в сердце, пускает корни,
Растет, сосет их соки, сквозь стоны
Вздымаясь ввысь, где у врат полночной
Башни застыла слепая тишь.
В ветвях его — сон. Холодными крыльями
Полосует он тяжкую ночь, на спящих
Лбах чертящую борозды мук.
Он поет. Он звуком больной скрипицы
Скребет пространство. Шествует Смерть.
Волосы по ветру. Крест, прах, жир жертв —
Краски плодов умирающего сада.
Ты спишь, отшельник, в траурных темнотах
Подвижничеств, под белой пеленою,
И пряди, тронутые тленьем ночи,
Ввиваются во впадины глазниц.
Как отпечатки мертвых поцелуев,
Легли на губы темные провалы;
Виски белеют сыростью подземной,
И черви вкруг тебя заводят хоровод.
Они врастают хоботками в мясо,
Как остриями лекарских иголок,
Тебе не встать, не выгнать их из гроба,
Ты обречен страдать, не шевелясь.
Вращается над черною зимою
Заупокойным колоколом небо,
И душит тяжкой гущей снегопада
Тебя и всех, кто стонет во гробах.
Вокруг стоят, как желтые пожары,
Ночные форумы огромных городов,
И, сотрясая факелами темень,
Из ста ворот смерть гонит мертвых в ночь.
Клубясь, как дымы, [63] и шумя, как пчелы,
С тоской они в колючие поля
Летят и оседают на распутьях,
Бездомные в бескрайней черноте.
Их взбрасывает ветром на сухие
Деревья, и они вперяются во мрак,
Но им возврата нет. В пустых просторах
Их мечет буря, как усталых птиц.
Заснуть, заснуть! Где город для умерших?
И вот в закатном пламени встает
Загробный мир, безмолвные причалы,
Тень черных парусов, ладья к ладье,
Вдоль долгих улиц черные знамена
Меж вымерших домов, и белый гнет
Пустых небес, проклятых и забытых,
Где вечен гул глухих колоколов.
Над темными потоками громады
Мостов бросают выгнутую тень,
И душным пламенем багровых ароматов
Сгорает воздух над большой водой.
Как стрелы, в город врезались каналы,
Колыша мягких лилий бахрому.
На гнутых лодочных носах в фонарном свете,
Как исполины, высятся гребцы,
Венчаемые золотою грезой
Заката, темным самоцветом глаз
Взирающие в выцветшее небо,
Где месяц всходит в зелень, как на луг.
Покойники, на голых сучьях корчась,
Не сводят взоров с вожделенных царств,
Зовущих в мягкий сон под бахромою
Вечерним пурпуром колышимых небес.
Тогда навстречу им Гермес-водитель
Кометой голубой пронзает ночь,
И глуби сотрясаются от хора
Покойников, взвивающихся вслед.
Они текут к обетованным градам,
Где золотые ветры веют в вечер,
И где их ждет ласкающим лобзаньем
Подземных врат лиловый аметист. [64]
И города приемлют мертвецов
В серебряную роскошь полнолуний
Тех быстрых летних полночей, в которых
Уже взбухает розами восток.
Их сонмы веют над твоею черной
Гробницей, как приветный вешний ветер,
И нежно стонут соловьиным стоном
Над восковой иссохшей головой.
Они приносят в шелковых ладонях
Тебе приветы от моих мучений,
И смерть твою лелеют, как голубки,
Лобзаньем алым вкруг костлявых ног.
Они влагают каменные слезы
Моих страстей в твои пустые руки
И, факельными зыбля пламенами,
Нависшую отпугивают ночь.
Они склоняют над холодным телом
Амфоры, полные душистого елея,
И звездным облаком у врат небесных
Встают, чернеясь, волосы твои.
Они тебе воздвигнут пирамиду,
Чтоб черный гроб твой на ее вершине
Явил тебя неистовому солнцу,
Чей луч в твоей крови — как темное вино.
