Артур Миллер. Пьесы: Все мои сыновья, Смерть коммивояжера, Суровое испытание, Вид с моста

Входит Эдди. Держа кепку в руках, он садится у стола и глядит в окно.

(Замолкает, смотрит на свой стол, потом снова поднимает глаза на Эдди.) Я по совсем понимаю, что я могу для вас сделать. Разве тут есть какое-нибудь нарушение закона?

Эдди. Об этом-то я вас и хотел спросить.

Алфьери. Если девушка влюбилась в иммигранта, в этом нет ничего недозволенного.

Эдди. Да, но если здесь только желание получить паспорт?

Алфьери. Вы ведь этого точно не знаете…

Эдди. Вижу по его глазам: он смеется и над нею и надо мной.

Алфьери. Эдди, я адвокат и могу полагаться только на то, что можно доказать. Понимаете? Можете вы доказать то, что говорите?

Эдди. Мистер Алфьери, я хорошо знаю, что у него на уме!

Алфьери. Даже если бы вы смогли это доказать…

Эдди. Послушайте… Да послушайте же вы меня хоть минуту! Отец всегда говорил, что вы человек толковый. Я хочу, чтобы вы выслушали меня.

Алфьери. Я всего-навсего человек закона, Эдди…

Эдди. Будете вы меня слушать? Я и говорю о законе. Дайте мне только высказать то, что я думаю. Ежели человек нелегально приезжает в страну, разве здравый смысл не требует, чтобы он откладывал каждый заработанный грош? Оп-то не знает, что с ним стрясется наутро, так ведь, не правда ли?

Алфьери. Предположим.

Эдди. А он швыряет деньгами. Покупает какие-то пластинки. Туфли. Пиджаки. Понятно? Парень ровно ни о чем не заботится. Думает, что он здесь навечно. Значит, он уже пораскинул мозгами, что к чему. Решил, что с ним все в порядке. Не так ли?

Алфьери. Предположим. Ну, а дальше?

Эдди. Ладно. (Оглядывается через плечо, словно боясь, что сюда кто-нибудь войдет, потом, посмотрев на Алфьери, снова опускает голову, уставившись в пол.) Разговор наш строго между нами?

Алфьери. Безусловно.

Эдди. Я хочу сказать, что не стал бы затевать этого разговора в другом месте. Вовсе не так уж приятно говорить о ком-нибудь подобные вещи! Даже жене и той не стал бы рассказывать такое про человека.

Алфьери. Что именно?

Эдди (глубоко вздохнув). Парень-то ведь не того, мистер Алфьери…

Алфьери. В каком смысле?

Эдди (снова оглянувшись через плечо). У него не все в порядке…

Алфьери. Не понимаю.

Эдди (беспокойно двигаясь на стуле). Вы его когда-нибудь видели?

Алфьери. Что-то не припомню!

Эдди. Он совсем светлый блондин. Волосы — как… платина. Понимаете?

Алфьери. Нет.

Эдди. И вообще, махнешь газеткой — и его сдует, словно и не бывало.

Алфьери. Да, но это не значит…

Эдди. Погодите минуту, я же говорю вам дело. Он поет, понимаете? Это само собой… Я хочу сказать, что в этом, может, ничего такого и нет, но иногда он вдруг возьмет такую ноту… Понимаете? Прямо закачаешься. Такую высокую поту. Понимаете?

Алфьери. Ну что ж, значит, у него тенор.

Эдди. Знаю я, что такое тенор, мистер Алфьери. Никакой у него не тенор. Говорю вам, если вы войдете в дом и не будете знать, кто поет, вам и в голову не придет, что поет мужчина, а не женщина.

Алфьери. Но это отнюдь не значит…

Эдди. Погодите минутку, мистер Алфьери. Ведь я же говорю вам, я хочу выложить все, что у меня на душе. Денька два назад племянница показывает нам платье, которое стало ей мало, — за последний год девочка вымахала вверх, как молодое деревцо. И что же? Он берет это платье, раскладывает на столе, чик-чик ножницами, туда-сюда иголкой — и платье готово. Понимаете? При этом он хорошенький, как ангелочек, ну так бы его и поцеловал!

Алфьери. Слушайте, Эдди…

Эдди. Мистер Алфьери, в порту над ним все потешаются. А мне стыдно. Называют Бумажной куколкой. А теперь Беляночкой! Брат его думает, что люди смеются потому, что он шутник и весельчак, но это неправда. Не потому они смеются. Они же знают, что он мне родня, и, конечно, не станут говорить худого. Им и на самом деле лучше поостеречься таких шуточек. Но я-то знаю, над чем они смеются, и, когда я думаю, что этот слизняк ее лапает, я могу… меня просто выворачивает наизнанку, мистер Алфьери. Ведь я из кожи лез ради этой девчонки. А теперь он приходит в мой дом и…

Алфьери. Послушайте, Эдди. Я вас понимаю, у меня тоже есть дети. Но закон определяет все точно. Закон не разрешает…

Эдди (охваченный еще большим негодованием). Вы хотите сказать, будто нет такого закона, чтобы парень, у которого не все в порядке, не имел права работать и жениться и чтобы…

Алфьери. Закон вам не поможет, Эдди.

Эдди. Даже если у него не все в порядке? Мистер Алфьери, вы хотите сказать…

Алфьери. Поверьте, Эдди, тут ничего не поделаешь.

Эдди. Ничего?

Алфьери. Ровным счетом ничего. Закон тут может заинтересоваться только одним.

Эдди. Чем?

Алфьери. Как он попал в нашу страну. Но мне кажется, что вы вряд ли захотите этим воспользоваться.

Эдди. Вы это о чем?

Алфьери. Ведь они приехали сюда нелегально…

Эдди. О господи Иисусе, в эти дела я впутываться не буду. То есть…

Алфьери. Ладно, дайте теперь мне вам кое-что сказать.

Эдди. Мистер Алфьери, не могу я поверить тому, что вы говорите! Должен быть какой-нибудь закон, который…

Алфьери. Эдди, я хочу, чтобы вы меня выслушали внимательно. (Пауза.)

Эдди (саркастически). Вы хотите сказать, что мне нечего заботиться о том:, чтобы ей было хорошо?

Алфьери.

(Пауза.)

(Пауза.)

Эдди. Вы хотите сказать — все равно даже если он такой ублюдок?.. Даже если он…

Алфьери. Вы ничего не можете сделать.

Эдди (сидит, чуть ли не скрежеща зубами от гнева. Потом встает, трет глаза). Что ж, ладно, благодарствую. Премного благодарен.

Алфьери. Как вы намерены поступить?

Эдди (с беспомощным жестом, по и не без иронии). Что мне прикажете делать? Я ведь макаронник, а что макаронник может? Двадцать лет работал как вол ради нее и теперь должен отдать ее этой полубабе? Вот и все, что мне остается! В самые тяжелые, в самые что ни на есть тяжелые времена, когда в гавань не заходило ни единого судна, разве я сидел и ждал пособия? Нет, я бился как рыба об лед. Когда в бруклинской гавани было пусто, я обходил Хоубокен, Стейтен-Айленд, Вест-Сайд, Джерси — все, что только можно. А почему? Потому что я дал клятву ее матери. Я урывал у собственных детей, чтобы ее накормить. Я отказывал себе. Сколько раз бродил я по городу с пустым желудком! (Больше не может сдерживать себя.) А теперь прикажете сидеть сложа руки и смотреть на эту подлость? Откуда он взялся, этот су-кии сын? Я пустил его в дом, дал ему кров. Отдал одеяло с собственной постели, а он лапает ее, проклятый ворюга!