Том 6. Дураки на периферии

Евтюшкин и Лутьин передают расписки.

Поставь число. Расписались непонятно. Волнуетесь, а лебединых хвостиков нарисовать не забыли. Не запирайтесь — я сейчас!

Ащеулов уходит. Евтюшкин и Лутьин сидят по-прежнему и тоскуют. Пауза.

Евтюшкин. Все-таки запереть надо на всякий случай и вывесить объявление, что прием окончен вследствие рационализации…

Лутьин запирается и садится на прежнее место на стол заседаний.

И может быть, вот в этот самый текущий момент я перевожусь на холостую должность. Лучше бы она меня три недели пилила деревянной пилой, утром и вечером по три часа, а в середине дня по часу… Пускай бы далее на службу ходила мешать заниматься…

Лутьин (очень грустно). И все выходит из-за голой идеи.

Евтюшкин. Вот их тут попробуй и надень, когда они не вещи, а отношения, эти самые идеи…

Лутьин. Отношения ничего не значат, Карп Иваныч, это не силы природы, это не…

Стук. Оба бегут отпирать. Входит деревенская женщина с продуктовым узелочком — жена Ащеулова, отставшая от мужа в культурном развитии.

Ащеулова. Муж-то здесь аль скрылся?

Евтюшкин. Какой муж?

Ащеулова. Товарищ Ащеулов, выдвиженец в начальники.

Лутьин. В какие начальники?

Ащеулова. Да он, сказывают, заведующий над матерями, что ли, по всему уезду… Аи нет?

Евтюшкин. Над ними. Мы тоже заведующие.

Ащеулова (конфиденциально). Касатики, обтолкуйте мне… Сказывают у нас в деревне, будто мой-то в компании с жуликами разбой учинил, — будто втроем они одну бабочку оскоромили, — и будут платить за это большие деньги… Я ему пышек принесла, небось уж всю жалованью отбирают…

Евтюшкин. Преувеличения. Это все для должности делается.

Лутьин. Для науки и знания, гражданка.

Ащеулова. О! Неужли для нее? — и действительно — родили?

Входит Ащеулов.

Ащеулов. Готово — разведены! Покупай пшеничной климовки! (Увидав жену.) Алена Фирсовна, — это ты, или так?

Лутьин и Евтюшкин покорно садятся на стол, на первобытные места.

Ащеулова. Батюшка, Василий Степаныч, ужли ж это вы?

Ащеулов. Я.

Ащеулова. А где же ваша личность?

Ащеулов. Это я ее сбрил для пользы дела, для санитарности. При должности с бородой невозможно.

Ащеулова. Аи неволят?.. А тебя без бороды не рассчитают? Тебя за бороду и в город взяли…

Ащеулов (целуя с превосходством жену). Алена, здесь присутствие, а не квартира.

Ащеулова. А я тебе зато пышек напекла. (шепотом.) Говорят, ты разбой совершил над женщиной. Наши мужики велели сказать, что — ничего, мол, чтоб прибегал в деревню, мужики тебя утаят… велели непременно сказать…

Ащеулов. Пока еще не требуется. Я живу на рыск.

Ащеулова. Ну, спаси те Христос.

Ащеулов. Какой Христос? — Бога теперь нет.

Ащеулова. Как нет? А где же он?

Ащеулов. Не знаю. Только нет.

Ащеулова. Это почему ж такое?

Ащеулов. А потому что я есть, иначе б меня не было… Ты присядь в уголку на скамейку, а мы пока обсудим. Я ж тут член, тут государственный орган сидит — видишь его?

Ащеулова (оглядываясь). Где он? — Покажь его мне.

Ащеулов. А вот мы втроем… Сядь, отдышься!.. Давай твои пышки-лепешки.

Жена Ащеулова покорно садится в уголку.

Ащеулов (с узелком, к комиссии). Я, значит, вхожу… значит, в загс…

Лутьин. А они, что ж, — ничего? — Не плачут?

Ащеулов. Нет, — ничего… не плачут. Там ведь тоже учреждение, — там не заплачешь, Стоят рядом, и вид у них серьезный, а в руках зонтики, а дождя нету…

Лутьин. И ничего?

Ащеулов. Ничего.

Евтюшкин. Вот стервы безначальные…

Лутьин. А ничего не спрашивали?

Ащеулов. А я с ними не говорил. Я смутился…

Стремительно и надменно врываются с зонтами и четвертушками загсовой бумаги жены Евтюшкина и Лутьина. Они безмолвно суют бумажки в носы мужей. Мужья берут бумажки, Ащеулов сторонится от жен — за стол.

Евтюшкин (читая с осторожностью). Загс… Число… Номер… Штемпель и печать. Ничего нет… Только разведена гражданка Майская… Это какая же Капитолина Майская? — У нас в городе таковой нету,

Евтюшкина (полна презрения). Это я теперь Майская. Пожила я Евтюшкиной — будет с меня. Закон не только на вас имеется.

Лутьина. А я — Трудовикова! Смердите тут разбойниками без нашего пола!

Евтюшкина. Я теперь за своего любовника замуж выйду.

Евтюшкин. А разве он у тебя есть? — Где он служит?

Евтюшкина. Конечно, буквально есть! Думаешь, только у вас, на основании комиссии?!

Евтюшкин. Ну-ну…

Лутьин. А у тебя, Лида, тоже?

Лутьина. А я вам не Лида больше. И вас не касается, есть или нет… Мы вам документы показали, и платите нам алименты… Идемте, Капитолина Сергеевна!..

Лутьин. Лида, и это, значит, все итоги?

Лутьина. А чего ж вы б еще желали при вашем разбойничьем отношении?

Лутьин. Да я уж вижу, ты даже не дерешься.

Евтюшкин. В них какая-то углубленная проработка идет.

Лутьина. Да мы не желаем теперь о вас и рук марать. Вы для нас теперь одни граждане, а не мужья. Платите теперь нам алименты за двою и за нашу волю. Идемте. Капитолина Сергеевна Пусть посидят, подумают.

Евтюшкина. Жаль, что ты теперь мне не муж, прямо руки чешутся и сердце зудит.

Бывшие жены уходят так же стремительно и достойно, как появились.

Евтюшкин. Вась, припри дверь на всякий случай. Сегодня мы не присутствуем…

Ащеулов закладывает конторкой. Пауза.

Ащеулова. Это вы такими бабочками и командуете? А где же ихние младенцы? Трудная ваша работа!..

Евтюшкин. Нет — и прочими.

Ащеулов. Ты не в свое дело не суйся. В учреждениях люди сидят И не спрашивают… (Развязывает узелок.) Питайтесь, сотрудники, за счет моего деревенского социального положения…

Члены едят.

Лутьин (Евтюшкину). Ты теперь холостой?

Евтюшкин. Холостой.

Лутьин. И я тоже… Нельзя ли кассацию подать на незаконность развода, вызванного исполнением долга.

Евтюшкин. Едва ли выйдет. Там кассацию будут рассматривать тоже не мужья, а сожители, — они такие дела оставляют без воззрений.

Лутьин. Все-таки своим женам платить алименты как-то приятнее, чем на сторону… Всю свою жизнь мечтал я прожить научно и тихо, никого не тревожа и на пользу массам, как народ — жить, повиноваться и трудиться… Человек я от природы скромный и исполнительный…

Ащеулов. Как, конечно, сказать… Я так думаю, что одни алименты, как, например, мне, платить лучше, чем вам — туда и сюда…

Лутьин. Я все припоминаю, с какого места беззаконие началось, — и не вижу… Кругом закон, а мы посредине мучаемся.

Ащеулов. Закон законом, а в городе нас за разбойников почитают… Как бы народные волнения из-за нас не начались.

Евтюшкин. Что-нибудь да выйдет… Закон ошибаться не может. Раз нам жалованье идет, то значит, закон не ошибается.

Лутьин. Надо все сызнова продумать.

Ащеулов. Заседать будем?

Лутьин. Да, позаседаться неплохо… На заседаниях — горе утихает.

Ащеулов. Протокол писать или устно поведем?

Евтюшкин. Пиши.

Ащеулова (со страхом). Мне не уйтить?

Ащеулов. Находись здесь!

Лутьин. Заполни предварительные сведения… комиссия… в составе…

Евтюшкин. Комиссия ошибаться не может… Я как председатель… Граждане члены, комиссия ошибаться может или не может?

Лутьин (отвлеченно). А что же они теперь без нас делать будут, — неужто новых любовников заведут? — И им платить алименты!