Тот, кто присмотрит за мной

Адам. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного.

Эдвард. Вам ваша религия, а мне моя религия? Коран?

(Пауза)

Адам. Я надеюсь, она, хоть, получила удовольствие.

Эдвард. Во имя Господа, Милостивого, Милосердного.

Адам. А если он не такой?

Эдвард. Значит, он не такой.

Адам. Что нам делать тогда?

(Пауза)

Что нам делать?

Эдвард. Быть людьми.

Адам. А дальше?

Эдвард. Верить судьбе.

Адам. А потом?

Эдвард. Не сдаваться. Не поддаваться им. Бить их. Никогда не показывать своей боли.

Адам. Никогда.

Эдвард. Никогда.

(Пауза)

Адам. Первое, что сводит с ума здесь- это то, что никогда не знаешь какое сейчас время суток. Мне кажется, сейчас ночь.

Эдвард. Думаю, что да.

Адам. Ты боишься темноты?

Эдвард. Здесь потемнело, в этой комнате. Я слышу, как враг окружает меня. Стерегущий, ожидающий, что я расколюсь, зарыдаю. Они думают, что я в их власти. Каждый из нас. Они решают жить нам или умереть. Это зависит от них. Но есть одна вещь, которая все еще зависит от меня. Меня самого. Смогут они или нет, превратить меня в ублюдка, чтобы они не делали со мной? Они не смогут. Они сами стали ублюдками, заперев нас здесь. Неважно почему они это делают, все равно они не люди. Вот, что я хочу сказать. Я лучше, чем любой из них, я бы не стал их мучить. Это мой собственный выбор. Они делают, что им приказано. Я делаю, что хочу.

Скованный цепью, на всеобщем обозрении, но не потерявший достоинства. Во имя Господа Милостивого, Милосердного.

(Пауза)

Адам. Мы в их руках.

Эдвард. Мы в своих руках.

Адам. Руках судьбы?

Эдвард. Доверься ей, я сказал. Доверься.

(Пауза)

Адам. Присмотри за Майклом. Он все больше и больше паникует.

Эдвард. Он учиться отстаивать себя.

Адам. Это не в его силах.

Эдвард. Как ты думаешь, он вообще был когда ни будь женат? Что могла его жена найти в нем?

Адам. Что твоя жена нашла в тебе?

Эдвард. Больше, чем стакан воды в старости, можешь мне поверить.

Адам. Ты ему будешь нужен.

Эдвард. Давай прекратим этот треп. Почему ты говоришь так, будто тебя уже здесь нет? Не теряй голову, парень. Ты все еще ценный товар. Мы их племенные коровы. Ты таких держал бы для выставки. Есть еще кое что про запас. Если эти парни уберут тебя, я не буду здесь долго ждать пред жемчужными вратами. Если я останусь здесь, наедине с Майклом, то покончу с собой.

Адам. Убьешь себя? Ты? Никогда.

Эдвард. Ну, знаешь. Ты никогда не был на профсоюзном собрании. Самая медленная форма самоубийства, известная человеку.

Майкл. Вы говорите о самоубийстве?

Эдвард. Ты не спишь, гаденыш?

Майкл. Я только что проснулся. Вы что-то говорили о самоубийстве?

Адам. А ты пробовал?

Майкл. Я подумывал об этом после смерти Ниты. Она отговорила меня.

Эдвард. Ты видел ее призрак?

Майкл. Не говори ерунды. Призраков не бывает. Просто я мысленно разговаривал с ней. Как всегда, она дала мне дельный совет. Я так и поступил.

Адам. Что за совет?

Майкл. Испечь грушевый пирог. Она обожала мой грушевый пирог.

Эдвард. Если я услышу еще хоть слово об этом ****ом (FUCKING) грушевом пироге — Майкл. Честно говоря, у ирландцев самый приятный акцент, но их вульгарность убийственна.

Если бы не это, то их диалект был бы самым красивым в английском.

Эдвард. Диалект?

Майкл. Hibero- English мог бы быть вполне приятным диалектом. Эти Елизаветинские обороты, эти синтаксические странности, которые обязаны чем-то Галльскому наречию, шипящие — Эдвард. Ты назвал это диалектом?

Майкл. Это и есть диалект. Hibero-English.

Эдвард. То, на чем я говорю, не диалект английского.

Майкл. Хорошо, как ты его можешь назвать? Португальским?

Эдвард. Называй моя язык, как тебе угодно. Это не диалект.

Майкл. Ты глубоко невежественный человек.

Эдвард. Я? Послушай, времена изменились, и для английского тоже, я имею в виду язык. Когда ты и твое племя придумали этот язык, вы были у власти, вы правили миром, и это был ваш язык. Теперь не то. Мы переняли его у вас. Мы сделали его своим собственным. А теперь мы вас в нем превзошли. Вы думали, что обрубили нам языки и мы сидим, плача в углу, грустим об утрате. Послушай. Слезы закончились. Мы использовали вас и ваш язык и, мы победили. Не плохо для народа, который восемьсот лет терпел унижение, дружок, я говорю, как представитель униженного поколения.

Адам. Эдвард, у тебя университетское образование. Ты живешь в более, чем комфортабельном доме. Ты получаешь большое жалование. Какое, к черту, унижение?

Эдвард. Униженное поколение, я сказал. И есть те, кто несут ответственность за это унижение. Он первый.

(Эдвард указывает на Майкла)

Майкл. Нет веских исторических аргументов для таких выводов.

Эдвард. Помнишь Мор? Помнишь, Великий Голод?

Майкл. Ирландский Мор был чудовищным событием. Я не отрицаю значимость этого. Но, извини. Как я могу нести личную ответственность за то, что было тогда? Это было сто пятьдесят ****ных лет назад.

Эдвард. Это было вчера.

Майкл. Это смешно, Эдвард.

Эдвард. Я ирландец.

Майкл. Тогда, могу я задать тебе, ирландцу, вопрос, если несу личную ответственность? Мне не все ясно насчет Мора. Не может ли быть так, что винить вам надо только свою глупость?

Эдвард. Адам, я его прирежу.

Майкл. Вы поставили себя в полную зависимость от картофеля. Почему вам было не попытаться сбалансировать диету? Морковь тоже очень вкусная. А как насчет хлеба и сыра?

Эдвард. Боже.

Майкл. Это типично. Это так по ирландски. Рассчитывать на бога, в решении своих проблем. Хорошо, а что если бы ты обратился к богу, а он бы сказал — «стань протестантом?» Чтобы тогда было?

Эдвард. Некоторые из нас стали протестантами.

Майкл. И что с ними стало?

Эдвард. Мы съели их без соли.

Майкл. Они и так достаточно питательны, я думаю.

Адам. Ребята, дайте мне передохнуть.

Майкл. Меня спровоцировали. Ты его слышал.

(Пауза)

То, в чем ты меня обвинил, было ужасным, и я наговорил гадостей, как и ты, но ты обвинил меня лично.