Соперники

Капитан. Он к тому же мой соперник, то есть соперник моего второго я, прапорщика Беверлея. Он уверен, что капитан Абсолют даже никогда не видал его дамы сердца. Я прямо со смеху умираю, когда он жалуется мне на некоего Беверлея, его тайного соперника, прячущегося где-то по углам…

Фокленд. Тс-с… тише, вот и он.

Входит Акр.

Акр. А-а-а… Дружище, благородный капитан! Честный мой Джек! Как поживаешь? Да, я только что прикатил, как видишь… Сэр, ваш покорный слуга… Ну и жаркое дело на дорогах, Джек! Клянусь кнутами и колесами! Я мчался, как комета… а за мной тянулся хвост пыли длиной в целую улицу.

Капитан. А-а-а… Боб, ты действительно беззаконная комета. Но мы знаем, что тебя влечет сюда. Позволь тебя познакомить с мистером Фоклендом. (Представляет.) Мистер Фокленд, мистер Акр.

Акр. Душевно рад, сэр! Прошу оказать мне честь своей приязнью. Э, Джек! Да это не тот ли мистер Фокленд, который…

Капитан. Да, Боб, это и есть тот самый мистер Фокленд, который принадлежит мисс Мелвилл.

Акр. Вот как! Они с вашим батюшкой выехали немного раньше. Вы, вероятно, уже видели их? Ах, мистер Фокленд, вы счастливейший из смертных.

Фокленд. Нет, я еще не видал мисс Мелвилл, сэр! Надеюсь, что в Девоншире она чувствовала себя здоровой и веселой?

Акр. Никогда в жизни не видел ее в лучшем состоянии, сэр, никогда в жизни! Клянусь розами и румянцем! Она была здорова, как немецкие воды.

Фокленд. Вот как? А я слышал, что она немного прихворнула!

Акр. Неправда, неправда, сэр! Это, верно, кто-нибудь выдумал, чтобы вас расстроить. Совсем наоборот, уверяю вас!

Фокленд. Видишь, Джек, она не то, что я. Я так извелся, что чуть не слег в постель.

Капитан. Теперь ты, кажется, недоволен, что твоя невеста не была больна?

Фокленд. Нет-нет, ты меня не понимаешь. Но ведь легкое нездоровье вещь вполне естественная, когда мы в разлуке с тем, кого любим. Согласись сам, есть что-то черствое в несокрушимом, крепком, бесчувственном здоровье.

Капитан. О, конечно, можно ли быть такой черствой – во время твоего отсутствия оставаться здоровой!

Акр. У тебя отличные комнаты, Джек!

Фокленд. Скажите, сэр, если мисс Мелвилл чувствовала себя так хорошо, то, вероятно, и настроение было у нее прекрасное? Всегда радостна и весела, я полагаю?

Акр. Весела! Клянусь сверчками и стрекозами! Она была душою и украшением всякого общества; так оживлена, так интересна… А какая находчивость! Сколько остроумия!

Фок лен д. Вот видишь, Джек, вот видишь! О, клянусь душой, в женщинах есть врожденное легкомыслие, которого ничто не исправит. Как! Счастлива в разлуке со мной?

Капитан. Да брось ты! Что за глупости! Ты только что дрожал за настроение твоей невесты.

Фокленд. Ну скажи, Джек, был ли я украшением и душою общества?

Капитан. Откровенно говоря, никоим образом.

Фокленд. Можно было обо мне сказать, что я оживлен и интересен?

Капитан. Даю слово, что в этом тебя упрекнуть нельзя.

Фокленд. Что я блистал находчивостью и остроумием?

Капитан. Нет, надо отдать тебе полную справедливость, ты был исключительно глуп все время.

Акр. Твой приятель как будто расстроился чем-то?

Капитан. Нет, это он так выражает свою живейшую радость, узнав, что Джулия была здорова и весела. Не правда ли, Фокленд?

Фокленд. О, я в восторге! Да-да, у нее счастливый характер.

Акр. Правильно! А как она одарена! Какой прелестный голос! Как чудно играет на арфе! Вот уж мастерица-то в этих разных бемолях, диезах… Во всяких, как их там… оранде, журчанде, трепетанде! Клянусь четвертями и восьмушками! Как раз месяц тому назад она щебетала на концерте у мадам Пиано!

Фокленд. Вот видишь, вот видишь! Что ты на это скажешь? Щебетала, пела, веселилась – и ни одной мысли обо мне!

Капитан. Да полно, чудак! Ведь музыка – это пища для любви.

Фокленд. Может быть… может быть… Но прошу вас, мистер… – Черт! Как его зовут?… Вы не помните, какие романсы пела мисс Мелвилл?

Акр. Не припомню.

Капитан. Ручаюсь, что какие-нибудь меланхолические, как ручеек, журчащие арии. Она не пела «Вдали от милого предмета»?

Акр. Нет, этого не пела.

Капитан. Или «Вей, нежный ветерок»? (Напевает.)

Акр. Ничего подобного. Ах, одну песню вспомнил! (Поет.) «Свободна я, как птица, и сердцем и душой…»

Фокленд. О я безумец, безумец! Строить счастье всей жизни с таким легкомысленным созданием! О демоны ада! Сделаться на потеху общества какой-то уличной певицей! Тешить свое ветреное сердце куплетами и шутливыми песенками! Что вы на это скажете, сэр?

Капитан. Могу сказать, что я был бы очень рад услышать, что моя невеста весела, сэр.

Фокленд. Нет-нет-нет, я вовсе не огорчен тем, что она счастлива… Нет-нет, я радуюсь этому… Я совсем не желаю, чтобы она была печальна или больна… Но все же… нежное сердце проявилось бы в выборе песни. Она могла бы быть умеренно здоровой и грустно-веселой. Но ведь она и танцевала, наверно?

Акр (капитану). Что этот господин говорит о танцах?

Капитан. Он говорит, что дама, о которой идет речь, танцует так же хорошо, как и поет.

Акр. И как еще танцует! На последнем балу, во время скачек…

Фокленд. Ад и все дьяволы! Вот видишь, вот видишь! Я говорил тебе! Она прекрасно себя чувствует в моем отсутствии. Танцует! Но, значит, все ее настроения прямо противоположны моим. Я был задумчив, молчалив, тревожен, избегал общества, днем меня мучили заботы, ночью терзала бессонница. А она была воплощением здоровья, веселья… смеялась, пела, танцевала… О, проклятое, проклятое легкомыслие!

Капитан. Ради бога, Фокленд, не будь смешон. Ну, допустим, она танцевала. Что из этого? Надо же в обществе подчиняться установленным правилам.

Фокленд. Хорошо, хорошо, я сдержу себя. Может быть, она танцевала только из приличия; вам, вероятно, понравилось, как она танцует менуэт?

Акр. И менуэт, конечно, но я-то вспоминал о том, как она танцует контрданс. Какая ловкость, какая живость!

Фокленд. Прости ей бог! Ты и это будешь защищать, Абсолют? Ну что же ты молчишь? Контрдансы, джиги, шотландские пляски? Неужели ты станешь меня упрекать?… Менуэт я еще простил бы. Но контрданс? О демоны! Если бы еще это было фигурой в котильоне, я не стал бы возражать. Но отплясывать целый вечер, как обезьяна на веревочке! Проходить сквозь строй влюбленных молокососов, чтобы они ее хватали руками… Выделывать всякие па, как лошадь в цирке!.. О Джек! Нет, истинно скромная, целомудренная женщина может только с одним человеком в мире танцевать контрданс, и то, если остальные пары – ее тетушки и дядюшки.

Капитан. Уж лучше бабушки и дедушки.

Фокленд. Да ведь если среди танцующих есть хоть один испорченный человек, зараза распространяется немедленно. пульс начинает биться в такт сладострастным движениям джиги, трепетное, распаленное дыхание наполняет самый воздух, атмосфера пронизана любовью, как электричеством, и каждая любовная искра передается в цепи, от одного к другому… Прости, я уйду! Мне не по себе, и этот проклятый олух подметил это. (Хочет уйти.)

Капитан. Подожди, Фокленд, ты забыл поблагодарить мистера Акра за его добрые сообщения.

Фокленд. К черту добрые сообщения! (Уходит.)

Капитан. Ха-ха-ха, бедный Фокленд! А ведь только что «ничто в мире не могло ему доставить ни минуты тревоги».

Акр. Кажется, этому джентльмену не очень понравилось, что я хвалил его невесту?

Капитан. Чуточку приревновал, Боб!

Акр. Да не может быть! Ко мне приревновал? Ха-ха-ха! Ну и шутник же ты!

Капитан. Что же в этом удивительного, Боб? Позволь мне тебе сказать, что твоя живость и любезные манеры, наверно, не мало бед натворят и среди здешних девиц!

Акр. Ха-ха-ха… Ты шутишь!.. Ха-ха-ха… Бед натворят? Но ты же знаешь, я себе не принадлежу. Моя драгоценная Лидия полностью мною завладела. В деревне она видеть меня не могла, потому что я очень уж плохо одевался, но, клянусь пуговицами и прошивками, теперь я это изменю. Здесь мне старая леди не помешает. Я покажу, кто теперь хозяин: сразу в отставку охотничью куртку! Изничтожу кожаные штаны!.. За последнее время я занялся своими волосами.