Драмы и комедии

Появляется  В о р о н и н. Мужественное, изнуренное пленом лицо, потрепанная шинель.

В е р е ж н и к о в. Эх, Воронин, Воронин… комиссар.

В о р о н и н. Да, конечно, проще умереть… Но ты обязан подчиниться.

В е р е ж н и к о в. Что значит — подчиниться?

В о р о н и н. Так решено. И решение партийное.

В е р е ж н и к о в. В этой братской могиле, в этой пересыльной тифозной яме — партийная организация?

В о р о н и н. Да. Ты должен пойти в школу разведки.

В е р е ж н и к о в. Я?!

В о р о н и н. И еще кое-кто. Но никому из тех, что посылаем, мы не говорим, кто там будет еще. Из предосторожности. Узнаете друг друга в деле.

В е р е ж н и к о в. Но почему — я?!

В о р о н и н. Немцы отобрали из нашего лагеря пятьдесят человек. А мы из пятидесяти — троих. Тоже отбирали. Думали.

В е р е ж н и к о в. Да чем я докажу потом, что не сам, что не продался?

В о р о н и н. Может случиться самое худшее: не докажешь. Да, позор и, может быть, позорная смерть. Но ради чего?! Я заменил бы каждого из вас, если б меня взяли… Я готов трижды на день с позором умирать, только бы вырвать победу. Знать, что можно обезвредить целый выводок шпионов, — и не попытаться это сделать?

В е р е ж н и к о в. Ка-ак?!

В о р о н и н. Вот уж это, брат ты мой, никто тебе не подскажет. Там, на месте, будет виднее… Ты знаешь меня как пленного майора Садкова, но теперь запомни мою подлинную фамилию: Воронин, Воронин Иван Тимофеевич. Комиссар, политработник. Родом из Смоленска.

Свет. Питомцы школы стоят вольно. Э м а р  угощает сигаретами. Т о м к и н  знакомится кое с кем, подает руку.

Т о м к и н (Полозову). Томкин.

П о л о з о в. Полозов.

Входит  А н б е р г.

А н б е р г. Минутку внимания! Прошу о маленьком одолжении: не открывайте местным жителям, моим соотечественникам, кто вы. Для всех посторонних вы — курсанты военной школы русской освободительной армии. В любом случае конспирация — самая строжайшая! — начинается уже сегодня. Прошу вас не называть друг другу собственные фамилии, имена, адреса. Пусть каждый изберет себе кличку. Вы вступаете в романтическую полосу жизни. Желаю вам отличного настроения, господа! (Уходит направо.)

В е р е ж н и к о в. Кто же второй и третий?

Еще из темноты — джазовая музыка. Бар.

Э м а р. Внимание, господа! Предлагаю тост! (Подчеркнуто лихо, «по-русски».) За наше боевое братство!

Мрачно, отчужденно сидит  Л и ф а н о в. Перед ним нетронутый бокал вина.

Т у р о в е р ц е в (с улыбкой поднимает бокал). Хотя бы из соображений хорошего тона… Прошу!

В е р е ж н и к о в (по-немецки, несколько заискивающе). Welch Art Sport treiben Sie? [4]

Э м а р. То, что у вас называют «городки». У меня длинные руки. Если не возражаете, будем говорить по-русски. Перед войной я работал в аппарате военного атташе в германском посольстве, жил в Москве.

В е р е ж н и к о в. В немецком языке много энергии.

Э м а р. Где изучили?

В е р е ж н и к о в. Институт. И дома. Моя мать в совершенстве владеет французским и немецким.

Т о м к и н. Мы, мордвины, православные. Я, конечно, не верю, но мои деревенские родственники… из-под города Саранска…

М а д р ы к и н. И православных и всех одинаково большевики продали!

Т о м к и н. Я уже десять лет в армии. Капитан артиллерии. Родители в деревне жили до войны хорошо. Колхоз богатый.

М а д р ы к и н. Где там богатый?! Задушили деревню…

Грузин  Т а т и ш в и л и  задумчиво, не мигая, глядит в дергающееся лицо Мадрыкина.

Э м а р. Вспомните, господа, вчера мы смотрели типичную немецкую ферму…

М а д р ы к и н. Можно здесь купить такую?

Э м а р. А почему бы нет! Правда, подобное имение стоит недешево…

М а д р ы к и н. Куплю!

Т о м к и н. Присмотри заранее.

М а д р ы к и н. Смеешься?.. Жизнью клянусь, куплю такую ферму. Мотался по всяким клубам да санаториям, физкультурник… Руки в стороны, ноги врозь. Для земли мои руки! Куплю! Хайль!

Э м а р. Если хотите, могу вам помочь. Поездим, посмотрим.

М а д р ы к и н. Спасибо. Куплю.

Э м а р (к Татишвили). Господин военный инженер второго ранга, а как у вас в Грузии? Я там не бывал.

Т а т и ш в и л и. Я всегда жил в Тбилиси, дорогой мой, свиноводством не занимался.

М а д р ы к и н. Еще бы: князь.

Т а т и ш в и л и. Да, я — князь. И в моем танковом полку свиней тоже не было. Имей в виду, я вспыльчивый!

Б е с а в к и н. Братва, хиляет красная карта. Чем твое сердце успокоится?.. Девочки, еще девочки… Ребята, мы имеем дело с будущим обладателем гарема! Уж не станешь ли ты аравийским шейхом?!

В е р е ж н и к о в. Князь, ты с этим типом, с Мадрыкиным, поосторожней.

Служебный кабинет Анберга в школе. А н б е р г  и  Э м а р.

А н б е р г. Мы — исследователи, Эмар. И эта тихая обитель — психологическая лаборатория… Вносите нервозность, разрушайте дружеские симпатии. Дайте им возможность пить, драться, завязывать знакомства с женщинами легкого поведения. Пусть они все ненавидят, всего страшатся. А мы — арбитры, вежливые, справедливые, внимательные…

Э м а р. Слушаюсь.

А н б е р г. Вы отправили тех шестерых, кого мы решили не допускать к присяге?

Э м а р. Один еще здесь. Просит разрешения поговорить лично с вами.

А н б е р г. Что за вольности? Отправьте.

Э м а р. Слушаюсь. (Снимает телефонную трубку.) Отправьте этого шестого. Распоряжение шефа.

А н б е р г. Записи есть?

Э м а р. Да.

А н б е р г (взглянул на часы). Давайте.

Эмар включает магнитофон. Шум, топот, голоса. Затем, как бы сквозь основную сцену, мы видим двоих — Ф р о л о в а  и  Р а д е е в а. Как два брата: стройные, худощавые, только Радеев — темноволосый, а Фролов — блондин.

Ф р о л о в. Я за тебя под огонь «мессеров» лез.

Р а д е е в. Спас ты меня! Во, по гроб спасибо! А теперь что? В крематорий лагерный? Серый пепел и зола… А я еще картошки хочу, картошки! Лучше жить, чем валяться пеплом.

Шум, громкий разговор — конец записи.

А н б е р г. Кто эти двое?

Э м а р. Из группы «Люфт». Фролов и Радеев. Летчики одного полка, вместе попали в плен. Клички: Ведущий и Ведомый.

А н б е р г. Особо займитесь. Дальше.

Эмар включает магнитофон. Песенка, свист. Хохот. Анберг морщится.

Голоса — и мы видим разговаривающих, М и р о н е ц к о г о, долговязого верзилу, и  Т о м к и н а.

М и р о н е ц к и й. Ну, женщина!.. Европейская. Ты понимаешь? Глаза, бедра. Ты думаешь, она ходит? Танцует!

Т о м к и н. Стыдился бы, Миронецкий.

М и р о н е ц к и й (с подделкой под ребяческий тон). Мамочка, я уже все знаю, ведь мы уже проходили опыление!

Т о м к и н. Гляди, подхватишь…

М и р о н е ц к и й. У немцев отличная медицина.

А н б е р г (после того, как Эмар выключил магнитофон). Кто он, этот поклонник нашей медицины, установили?

Э м а р. Да. Увы, в медчасти.

Входит  Т у р о в е р ц е в.

Т у р о в е р ц е в. Извините, экстренное дело… Лифанов… гм… последний из шестерых, не допущенных к присяге, бьется в истерике. Умоляет допустить к вам. Если бы вы уделили две-три минуты.