Раннее утро

К о б з и н. А мы с Корнеевой тут почти уже решили. Пойдемте к командиру отряда.

Все трое уходят в дом.

О б р у ч е в  крадучись подходит к дому, зажигает в отдушнике фитиль. Во двор входит  С т р ю к о в.

С т р ю к о в (увидев Обручева). Ты что это делаешь, поручик?

О б р у ч е в. Уходите, Иван Никитич. Пожалуйста, уходите скорее. Поздно будет.

С т р ю к о в. Куда уходить, зачем?

О б р у ч е в. Через несколько минут взорвется бомба.

С т р ю к о в. Бомба?! Да ты ошалел, что ли? Убирай ее к черту!

О б р у ч е в. Нельзя, Иван Никитич, не могу: приказ. В подземелье боеприпасы. Взорвем — конец Красной гвардии. Атаман их голыми руками заберет.

С т р ю к о в.. Дай-то бог… А ты убирай свои бомбы. Слышишь?

О б р у ч е в. Нельзя, Иван Никитич.

С т р ю к о в. Да у меня в подполье золото. Вся моя жизнь, можно сказать, запрятана. Тут хлеб отняли за здорово живешь, а теперь остальное… Убирай! (Бросается к отдушнику.)

О б р у ч е в (отталкивая). Уйди! Ну уйди же! Гад!..

С т р ю к о в (оттолкнув Обручева). Я закричу, кричать буду! Э-эй! Сюда!..

Обручев в упор стреляет в Стрюкова. Вбегают  К о б з и н,  А л и б а е в  и  Н а д я.

К о б з и н. В чем дело?

О б р у ч е в. Я отлучился на минутку, вхожу, а он фитиль зажег… и в отдушник. Гляжу — там бомба… Я на него, а он здоровый… Ну, я выстрелил. Вот он, фитиль. (Выхватывает горящий фитиль, гасит.)

Н а д я. За чем шел, то и нашел.

Ночь. Притвор в городской церкви. Гроб с телом Стрюкова. У изголовья тускло светит свеча. Дальше — мрак пустой церкви. Возле гроба аналой. М о н а х  монотонно читает псалом. Чуть поодаль стоит  И р и н а, одетая в траур. Монах подходит к свече, снимает нагар.

И р и н а. Святой отец, вы, наверное, устали?

М о н а х. Да нет. Господь посылает мне, грешному, силы и укрепляет слабый глас мой.

На колокольне пробило три часа.

Теперь недолго осталось бодрствовать.

И р и н а. А вы пошли бы к себе в келью, отдохнули немного.

М о н а х. Не могу, дщерь моя, душа убиенного мятется, витает и просит, чтоб о ней молились.

И р и н а. Я почитаю.

М о н а х. У вас горе великое. Вы не сможете… Пускай мой глас идет ко господу и да будет им услышан. О, много сейчас горя на земле. Страшная година пришла на землю… Не иначе — антихрист явился искусить людей и близится второе пришествие. В писании сказано: восстанет брат на брата и сын на отца…

И р и н а (прерывает его). Я была плохой дочерью и много горя принесла ему… Он и погиб из-за меня.

М о н а х. Дитя мое, если скорбит душа — поплачьте, в этом нет большого греха.

И р и н а. Не могу… Нет слез. Прошу, оставьте нас. Последний раз хочу побыть с отцом наедине. Последний… Больше не придется.

М о н а х. Понимаю и сердцем и душою, чадо мое. (Уходит.)

И р и н а (склонившись над гробом). Не верю… Не могу поверить, что тебя больше нет… Нет… Ты так хотел побыть со мной наедине, поговорить. Не удалось. Вот только теперь… Ты сейчас ничего не знаешь, не помнишь. А у меня в памяти вся жизнь. И всюду ты… Когда-то, еще я маленькой была, ты мне яблоки приносил, говорил, от зайца… Помню, как болела корью. Ты день и ночь на руках меня носил… И все рассказывал одну и ту же сказку… Других не знал. Неумело рассказывал… Вокруг тебя всегда были люди… Много… Никого не осталось. Бросили. Двое нас… А завтра я останусь одна… Если бы ты услышал! Знаю, ты не услышишь… Это я привезла твою смерть… Ты все прощал мне… Но этого я сама себе не прощу! Никогда! Клянусь! (Встает на колени, клятвенно поднимает руку.) Слышишь, родной мой, клянусь отомстить убийце. Отомщу!.. Если бы я знала, что будет так… Виновата я… Прости… (Читает псалом.)

Тихо входит  А н н а, встает на колени, молится.

(Не замечая ее, прерывает чтение, склоняет голову на аналой, застывает в молчаливой позе. Приходя в себя.) А? Кто?..

А н н а. Это я, Ирина Ивановна…

И р и н а. Ступай прочь! Тебе не место здесь… Вы все ненавидели его.

А н н а. Пусть господь рассудит, кто перед ним виноват. А я помолиться пришла за Ивана Никитича…

И р и н а. Прочь отсюда! Прочь! (Снова склоняется над книгой, читает.)

Анна уходит в темноту.

Осторожно, крадучись, скрывая в воротнике шинели лицо, подходит  О б р у ч е в.

(Услышав шаги и увидев Обручева, Ирина отшатнулась.) А-а-а!

О б р у ч е в. Ради бога, не кричите! Мне необходимо сказать вам… Здесь нас никто не видит и не слышит…

И р и н а. Что вам еще надо от меня?..

О б р у ч е в. Боже мой! Молю вас только об одном — выслушайте меня.

И р и н а. Выслушать? Негодяй! Вот дело рук ваших… И вы еще осмелились прийти сюда! Смотреть и не ослепнуть… Я ненавижу вас, проклинаю тот день, когда впервые встретила… Я вас убью! Убью!

О б р у ч е в. Убейте. Вы думаете, я дорожу жизнью? Убейте! Мертвые сраму не имут… Вы, наверное, думаете, что мне легко? Ирина Ивановна, мне во много раз горше и тяжелее, чем вам. С того проклятого часа, как… как случилось это, я не нахожу покоя, я готов кричать, биться о стенку лбом… Могу ли я хоть на мгновение забыть, что это ваш отец… ваш… Кого вы так любили… Ведь я знаю…

И р и н а. Не продолжайте! Не кощунствуйте! Ничтожество, жалкий трус, спасая свою жизнь, набрался храбрости поднять руку на старика…

О б р у ч е в. Неправда! Но как я могу доказать вам? У меня нет свидетелей.

И р и н а. Есть! Вот он лежит, свидетель! Смотрите! Или не хватает смелости? Или совесть проснулась?

О б р у ч е в. Моим свидетелем пусть будет бог… Во Дворе нас было только двое: я и ваш покойный отец. А за стеной находились те… кого я взял на свою совесть… Вчера они остались живы благодаря вашему отцу, но, слово чести, через день или неделю… Понимаете, сегодня я узнал о замыслах Кобзина. Узнал не все, но и того достаточно, чтобы пойти на любой шаг… Мне было приказано взорвать при удобном случае подвал с боевыми припасами. Я решил: откладывать больше нельзя. В отдушнике уже тлел фитиль, соединенный с динамитом. Понимаете? Были считанные минуты, секунды… Я просил его уйти, умолял… Он сказал, что в доме спрятано золото… Закричал… Позвал на помощь. Это был почти провал. Я выстрелил… Я должен был! За мной Россия!.. Мог ли я… Да, конечно, я убийца и готов встать перед любым судом… Но я и без того осужден, сурово наказан: теряю вас… И навсегда.

И р и н а. А вы могли бы еще думать…

О б р у ч е в (прерывая). Нет, нет, я не безумец! Я знаю, понимаю все… Прощения я не прошу! Я хочу только одного, чтоб вы поняли — иначе я поступить не мог. Не мог! Есть чувство, которое стоит выше всего, оно безгранично, перед ним должно меркнуть и забываться горе. Нет, вы не можете упустить, потерять из виду настоящих врагов…

И р и н а. Оставьте меня…

О б р у ч е в. Нет, я все скажу! Я должен все сказать. Не видеть тех, кто подписал нам смертный приговор, да, да! Кто заставляет нас вот так стрелять друг в друга… Врагам России, а значит, и моим, вашим врагам нельзя давать пощады. С ними нужна борьба! До конца! Вот вы сказали, что я дорожу жизнью, да, это правда, дорожу и, чтоб сохранить ее, буду цепляться до последнего… А уж если отдам — то по большому счету истории. Но ведь и вы в ответе перед ней. Вот все, что я хотел сказать. Теперь можете убить меня. От вас я приму смерть, не защищаясь. Вот револьвер. Или, чего проще, скажите им, что я не Шестаков…