Пьесы

ФРАНК. Хороший вопрос. Я видел их.

ТОМАС. Где?

ФРАНК (улыбается). У тебя на носу. А потом они полностью выпали у меня из памяти. Все как-то выпадает. Оставь. (Приподнимается с дивана.) Надеюсь, я не сел на них?

ТОМАС (смотрит в кресло). Нет, здесь их нет… Сюда я их не клал.

ФРАНК. Не клал? Вы пойдите с Катариной и поищите в спальне.

ТОМАС (оборачивается). Что?

ФРАНК (Томасу). Что ты сказал?

ТОМАС (идет к двери). Ничего.

ФРАНК. Во мне есть что-то, что ей нужно, понимаешь, очень нужно — понимаешь — и я ей этого не дам… Это у тебя или у меня потные ноги? (Встает, подходит к столику. У него болит голова.) У нас одинаковые рубашки.

У нас одинаковые рубашки.

ТОМАС. Правда?

ФРАНК. Разве нет? У тебя, правда, галстук… У тебя нет еще одного? Я надену свой, когда ты уйдешь.

ТОМАС. Я не уйду.

ФРАНК. He уйдешь? Как мило. Вы поссорились?

Жалко. Вот вечно так… Слушай, а…?

ТОМАС. Что?

ФРАНК. Да нет, просто хотел спросить: что ты ищешь?

Кстати, очень интересный журнал, вот который у тебя в руках — «Арбитраре». Там есть большая статья… про английский дом, в середине… Этот можешь взять полистать… А вот эти оставь… Положи эти журналы.

Ты что, не слышишь, что я говорю? Оставь их в покое! Положи их, я кому сказал!

ТОМАС. Что? Ты о чем?

ФРАНК. Положи на место журналы! Не трогай.

ТОМАС. Да я просто их передвинул.

ФРАНК. Это ты так видишь. А я это вижу иначе.

Ты в своем уме?

ТОМАС. Вот, я кладу их.

ФРАНК. Зачем?

Сядь лучше и выпей чего-нибудь.

Не будем ссориться…

Ты учитель ведь?..

ТОМАС. Учитель?

ФРАНК. Ты параноик, тебе трудно. Да уж, понимаю… Я сам много об этом думал. Когда мы были маленькими, ты и я, то все всегда задавали нам один и тот же вопрос: кем же ты будешь, когда вырастешь? Помнишь?

Помнишь ведь?

Неужели тебя никто никогда не спрашивал, кем ты будешь, когда вырастешь?.. Удивительно… Я это и имею в виду. Что больше так не делают. Такой вопрос детям больше не задают… Разве это не страшно?.. Если вдуматься… Сядь…

Я расскажу про мою двоюродную сестру. Ее зовут Мария. Рассказать? Хочешь знать, кто такая Мария? Хочешь знать, что она для меня значит?.. Когда мне было семь лет, она меня соблазнила на чердаке. (Садится на стол.) Да вот… Когда она отодвинула крайнюю плоть на моем члене, я думал, что головка просто выпадет. Я испугался. Выскочил в сад, сел на велосипед и объехал наш квартал раз пять или шесть… Ей тоже было семь. После этого мы были вместе каждое лето… Она жила в городе, но на лето приезжала к нам, на дачу… И мы были вместе, прятались и… трахались… Было очень здорово… Никогда не забуду ее тихонькие вскрики — я был так горд… Но в то лето, когда ей исполнилось четырнадцать, она приехала, как обычно, к нам… у нее выросла грудь… и когда взрослые легли спать, я тихонько постучал в дверь ее комнаты, и она впустила меня, я не знаю, о чем мы там болтали, но… но когда я подошел к ней сзади и потрогал ее за грудь, от которой я целый день не мог оторвать глаз, она вдруг рассердилась, отвернулась, ударила меня и заорала, какого черта я вообще там делаю… Не думаю, что я ее сразу понял, я попробовал снова схватить ее за грудь, но она стала другой, она вся сгнила. Я отомстил за себя: я ее продал своим приятелям, они оттрахали ее, впятером, в овраге за заводом… Знаешь, чем пахнет это кресло во время дождя?.. Человеческим существом. Человеком. Человеческой плотью.

ТОМАС. Ну на нем же сидят люди.

ФРАНК (встает). Но я — никогда. Ты не заметил? Я никогда не сажусь в это кресло. Боюсь соскользнуть. Оно, видимо, кожаное… Зависит, правда, от того, какого пола человек, о котором ты думаешь, — мужского или женского — ни о каких аборигенах я не думаю, ни о ком конкретно, во всяком случае.

ТОМАС. И о чем же ты думаешь?

ФРАНК. О Йенне.

ТОМАС. О Йенне?

ФРАНК. Да, представляешь. Катарина уезжает в Милан во вторник. На выставку.

ТОМАС. Вот как.

ФРАНК. Да, итальянская мебель входит в моду — модно и стильно. Диваны и пледы.

ТОМАС. Ты тоже едешь?

ФРАНК. Как тебе? Ты любишь порнографию?

ТОМАС. Порнографию?

ФРАНК. Да. Любишь порнографию?

ТОМАС. Нет.

ФРАНК. А я люблю.

ТОМАС. Почему ты спрашиваешь?

ФРАНК. Не знаю… Ты совсем не любишь порнографию?

ТОМАС. Нет… А чего, собственно?

ФРАНК. Тебе нравится брутальная сексуальность?

Я люблю любую сексуальность… Лишь бы брутальную.

Любую брутальность, лишь бы сексуальную… Что бы ты сказал, если бы я наклонился — сейчас я, пожалуй, далековато, — ну хорошо, я могу встать… потом я подойду к тебе, поверну руку вот так, и что, если я буду ласкать твои член поверх штанов, вот так… вверх и вниз, можно? Можно я достану его, подержу?.. Нельзя?.. А можно я вставлю мой член в твой анус? Можно я введу мой член в твой анус? Два раза. Нельзя мой член в твой анус? Даже если я его потом вытащу?.. А что тебя интересует?.. Ты никогда о таком не думаешь?

А мне кажется, это так здорово. Так красиво. Тебе вообще никакая порнография не нравится?

А мне очень нравится. По-моему, это очень красиво.