Царица Тамара

Царица. Я и требую выкупа.

Ханъ. Ты требуешь нашей вѣры.

Игуменъ. Самъ же ты вызвалъ войну, ханъ. Царица предлагала вамъ креститься и жить мирно каждому среди своихъ виноградниковъ и садовъ, но ты рѣшилъ противиться ей.

Ханъ. Пророкъ велѣлъ намъ сражаться, когда вѣра наша въ опасности. Развѣ твой пророкъ не велѣлъ этого?

Игуменъ. Царица, скажи ему разъ навсегда твои условія. Видишь, кротостью тутъ нельзя побѣдить.

Царица. Мои условія извѣстны тебѣ, ханъ. Что же ты отвѣтишь мнѣ?

Ханъ. Если бы у меня было больше воиновъ и я бы побѣдилъ тебя, могла ли бы ты стать нашей?

Царица, подумавъ. Нѣтъ, нѣтъ… Что же я думаю. Я бы не могла. Никогда!

Игуменъ. Правда, правда, дитя мое.

Ханъ. Какъ же ты можешь требовать, чтобы я сталъ вашимъ?

Игуменъ. Онъ слѣпъ и не видитъ своего спасенія.

Царица. Да, онъ слѣпъ. Но никогда мнѣ не случалось видѣть слѣпца съ такимъ взглядомъ.

Князь Георгій. О-го! Ужъ не огонь ли сверкаетъ въ глазахъ твоихъ изъ-подъ покрывала, Тамара?

Игуменъ. Ты ошибаешься, князь Георгій. Царица холодна.

Царица. Моли Бога, честной отецъ, чтобы я могла всегда оставаться холодной.

Князь Георгій. Георгій и Русуданъ вѣрно вышли?

Царица. Да, они вышли. Попрощайся съ ними передъ уходомъ.

Князь Георгій. А съ тобой нѣтъ?

Царица. Со мной? Молчитъ.

Князь Георгій. Ты не хочешь?

Царица встаетъ и быстро сходитъ по ступенямъ. Да, да, да, Георгій, хочу. Отбрасываетъ покрывало, обнимаетъ и цѣлуетъ его. Богъ да будетъ съ тобой. Снова закрываетъ покрывало.

Князь Георгій. И съ тобой тоже, Тамара.

Царица. Смотри, ханъ, вотъ идетъ князь Георгій къ новымъ побѣдамъ надъ врагами Христа. Онъ великій воинъ.

Ханъ. У него больше солдатъ, чѣмъ у насъ.

Царица. Нынче ночью онъ разобьетъ хана Карскаго. Можно ли спастись отъ князя Георгія!

Ханъ. Все въ рукахъ Аллаха. Захочетъ Аллахъ даровать ему побѣду — и онъ побѣдитъ. Нельзя избѣжать воли Аллаха.

Царица. Каждый разъ ты возражаешь мнѣ, будто ты не мой плѣнникъ. Какъ это такъ? И все, что я говорю тебѣ — напрасно.

Игуменъ. Такъ покажи же ему свою силу, царица, и онъ смирится.

Царица. Честной отецъ, пусть писцы уйдутъ.

Ханъ. Все, что ты говоришь мнѣ — напрасно? Нѣтъ не все, что ты говоришь мнѣ, не доходитъ до меня, великая царица. И голосъ твой таковъ, что я трепещу отъ него.

Царица. Но я непреклонна, помни это.

Ханъ. Значитъ, ты уже рѣшила мою участь, если ты непреклонна. Такъ скажи же мнѣ, что же ты рѣшила, чтобы я больше не утруждалъ тебя. Смерть?

Царица. Смерть? Твою? Нѣтъ.

Ханъ. Ты можешь больше получить за мое тѣло, потому я и спрашиваю.

Царица. Господи — ты думаешь, ханъ, что я ужъ такая жестокая.

Ханъ. Ты даруешь мнѣ жизнь, и я дамъ тебѣ много земель и много виноградниковъ за твое милосердіе. Въ Товинѣ у меня есть большой садъ, полный цвѣтовъ, его я дамъ тебѣ за твою красоту.

Царица. У меня въ моихъ владѣніяхъ довольно земель и много садовъ.

Ханъ. Ничего другого дать я не могу.

Царица. Подумай, можетъ быть, у тебя есть что-нибудь другое. Я подожду… Здѣсь такъ много людей. Почему не уходятъ писцы?

Царица. Благочестивый отецъ, ты утомленъ. Ты можешь пойти отдохнуть.

Игуменъ. Я запру плѣнника.

Царица. Я это сама сдѣлаю.

Царица. Ключъ останется у царицы. Отбрасываетъ покрывало. Какъ странно, Фатима, вдругъ здѣсь стало такъ пусто. Здѣсь вовсе нѣтъ людей.

Фатима. Ханъ ушелъ.

Царица. Да, и ханъ тоже ушелъ… Благочестивый отецъ, ты можешь итти отдыхать. Опускается на диванъ.

Фaтима. Хочешь, я позову музыкантовъ и танцовщицъ?

Царица. Нѣтъ, нѣтъ, тутъ въ замкѣ есть плѣнникъ… Я думаю о томъ, какъ пусто должно быть тамъ у него. Онъ могъ бы быть здѣсь. Я не знаю, можно ли было бы ему быть здѣсь?

Фатима. Не позвать ли мнѣ его?

Царица. Если хочешь, Фатима. Какъ хочешь. Да, позови его. Здѣсь ему будетъ прохладнѣй. Смотри, вотъ и у меня на лицѣ покрывало, какъ у тебя. Фатима беретъ ключъ.

Царица. Подожди, подожди немного. Позови Мецеду.

Фатима зоветъ черезъ вторую дверь. Мецеду!

Царица. Она надѣла мнѣ сегодня неодинаковые чулки, это большая ошибка. Я показалась передъ всѣми въ замкѣ въ неодинаковыхъ чулкахъ. Ханъ стоялъ и смотрѣлъ на мои ноги.

Царица. И другія туфли, Фатима. Мои лучшія туфли. Нѣтъ ли со смарагдами?

Фатима. У тебя нѣтъ лучше. Это твои лучшія туфли

Царица. Значитъ, у меня нѣтъ смарагдовъ? На этихъ жемчуга. Но вѣдь мнѣ могутъ быть нужны красивыя туфли, не правда ли, Фатима?

Царица. Нѣтъ, не желтые. Дай мнѣ бѣлый къ тому, что на мнѣ.

Царица. Мецеду, ты должна теперь слѣдить за тѣмъ, какіе ты мнѣ даешь чулки; смотри, чтобы они не были разные… Это воля царицы. И еще я хочу, чтобы у меня было много красивыхъ туфель, какъ когда-то, когда я была молода.

Мецеду встаетъ. Еще что-нибудь, царица?

Царица. Да, дай мнѣ зеркало.

Мецеду. Зеркало? Тамъ у тебя есть большое зеркало.

Царица. Развѣ у меня нѣтъ маленькаго зеркала?

Мецеду. Нѣтъ.

Царица. А оно у меня было, когда я была молода. Я носила въ карманѣ маленькое зеркало и часто смотрѣлась въ него.

Фатима. Но вѣдь на тебѣ покрывало, царица; никто не можетъ видѣть твоего лица

Царица. Хорошо, ты можешь итти, Мецеду; мнѣ не нужно зеркала. Мецеду уходитъ.

Царица. Теперь позови его. Опускаетъ покрывало.

Фатима. Одно, слово, царица: не будь слишкомъ прекрасной для хана.

Царица. Что ты говоришь, Фатима?

Фатима. Онъ молодъ! Ты можешь увлечь его такъ, что онъ забудетъ свою страну и то, что еще важнѣе.

Царица. Позови его.

Царица. У тебя тамъ пусто, ханъ. Если ты хочешь быть тутъ, мы ничего не имѣемъ противъ этого.

Ханъ. Благодарю тебя за твою доброту, царица, но для меня тамъ не пусто. Я думаю о моемъ народѣ, который остался безъ господина.

Царица. Фатима только что говорила это.

Фатима. Да, царица, я это сказала.

Царица. Тутъ со мной ты не оставишь своего народа, наоборотъ — ты лучше послужишь ему. Я помогу тебѣ.

Ханъ. Всѣ товинцы будутъ тебѣ за это благодарны. Я ихъ послѣдній ханъ. И нѣтъ у нихъ другого.