Повести. Пьесы (СИ)

Уж лучше в кабаке выплясывать. По крайней мере не дует и платят по-человечески.

На холодной сцене Алевтина дала себе волю, и мечта героини в этот раз довольно сильно отдавала кафешантаном.

Теперь пожара с деньгами не было, впереди лежали два спокойных месяца. Тем не менее, Алевтина решила не ждать последнего момента, а все сделать заранее, без спешки, чтобы уж зато потом не трепать себе нервы. Тем более, что некоторые операции требовали времени.

Для начала она решила все заново посчитать. Необходимости в этом, разумеется, не было, и так все помнила до рубля, но с ручкой в руке легче думалось, и столбики цифр на бумаге вселяли уверенность и оптимизм.

Алевтина достала свой прежний листок, аккуратно, ничего не сокращая, проделала все расчеты и получила результат, какой и ждала. Требуется четыре двести. Есть: на книжке тысяча сто, в сумочке триста, дура Зинка — сто семьдесят, сапоги — двести пятьдесят, пиджак четыреста. Не хватает тысяча девятьсот восемьдесят, даже чуть больше, потому что пиджак пойдет через комиссионку, а там берут процент. Сотня туда-сюда, словом, нужны две тысячи.

Две тысячи — это была ее годовая зарплата. Но Алевтину цифра не испугала. Наоборот, она была настроена деловито, хотя и немного печально, даже торжественно. Потому что теперь должен был лечь на стол ее второй, и последний, неразменный рубль.

У Алевтины была одна по-настоящему дорогая вещь: бабушкино кольцо с изумрудом. Действительно бабушкино — бабка по отцу, не слишком ладившая с матерью, даже на тридцатилетие внучки не пришла, зато зазвала к себе и сама надела на палец кольцо, которое Алевтина у нее всего раза три видела и только по большим торжествам. «Хотела завещать — сказала бабка, — да уж ладно. А то залезет какая-нибудь жулябия — народ-то сейчас, сама знаешь». Мать, увидев подарок, произнесла странные слова: «Дорогая вещь. Ты не носи, спрячь. Авось, когда и спасет». Тогда Алевтина посмеялась, но как-то само получилось, что кольцо, по стопам бабки, надевала только на торжества, и малознакомым людям старалась не показывать.

Права оказалась мать — кольцо пригодилось, авось и спасет.

Сколько стоит кольцо, Алевтина точно не знала, но представление имела. Кольцо тоненькое, золота немного, меньше, чем в ее обручальном, которое, кстати, тоже вполне можно продать рублей за полтораста — золото такое, что дороже никто и не даст. А на бабушкином кольце золото старинное, настоящее. Но главное — камень. Изумруды сейчас ценятся, а этот, уж во всяком случае, не маленький, не такая кроха, как в нынешних цацках. Ну и работа, старинная ручная работа, нынче в ювелирках такие вещи не лежат. Хотя сейчас там вообще ничего не лежит, сразу расхватывают.

Словом, по разным окольным прикидкам кольцо как раз и стоило где-то около двух. Не меньше… Нет, не меньше…

В среду, когда репетиции не было, Алевтина достала кольцо и поехала в ювелирную комиссионку. Ценную вещь сперва хотела спрятать в сумочку, потом решила, что на пальце надежней.

Адрес ей объяснили толково, нашла сразу. Магазин был большой, двухэтажный, внизу приемка, наверху продажа. Хвост на комиссию был человек десять. Алевтина поступила разумно: заняла очередь за южным человеком и пошла наверх на разведку.

Там тесно не было. Впрочем, и прилавки разнообразием не баловали: много жемчуга, много кораллов, много серебряных цепочек и ни одной золотой. Кольца, правда, были. Алевтина просмотрела их придирчивым взглядом конкурентки и поняла, что ее дела, может, и не блестящи, но уж никак не плохи. Те, что с красными стекляшками, можно было в расчет не брать: на трезвую голову такие не купят. Три вещицы с янтарем выглядели получше — но и янтарь в золоте смотрелся бедно, собственно, даже не камень, а смола, ему и положено быть недорогим. А вот дальше в отдельной витрине два кольца с изумрудами — тут Алевтина остановилась надолго.

Одно стоило тысячу триста — но простенькое, и камешек чисто символический, с гречневое зернышко. Другое было красивое, много золота, оригинальная работа, два брильянтика но краям и камень как на ее кольце, не меньше, причем красивый, безусловно красивый, и ярче, и зеленей, чем бабушкин изумруд. Но ведь и стоило это роскошество пять двести! Пять двести и не гривенником меньше! Да если ей дадут хотя бы половину, не только хватит на все, но и дурищу Зинку можно будет не дергать с долгом, и в венгерском пиджаке щеголять самой… Вниз по лестнице Алевтина шла успокоенная. Очередь продвинулась едва на половину. Алевтина обратила внимание, что в очереди сплошь женщины, и у всех что-то в руках — лишь единственный мужчина, южный человек, за которым она заняла, сидит пустой. Он сказал ей, бросив взгляд на лестницу в верхний зал.

— Не интересно.

Она не очень поняла, что он имеет в виду, но на всякий случай кивнула.

— А у вас что? — спросил сосед. Он был лет пятидесяти, в дешевом мятом костюме, с плохо выбритым усталым лицом.

Не ответить было невежливо, и Алевтина показала ему кольцо, из осторожности согнув палец.

— А бриллиантов нету? — поинтересовался он без особой надежды.

Она пожала плечами:

— К сожалению…

— Бриллианты нужны, — сказал он уныло, — сына женю. Красивая вещь, но нужны бриллианты. У кого дочка, легче. А у меня два сына. Трудно!

— У вас что, вроде калыма? — спросила Алевтина, улыбкой смягчая, может быть, бестактный вопрос.

Собеседник не обиделся:

— Нет, у нас калыма не бывает. Но подарки надо. Невесте бриллианты, еще другое… Много надо. Сервиза два, вазы хрустальные два, для конфет тоже ваза… Много надо, вся семья копит… А ваша вещь сколько стоит?

— Не знаю, — сказала она, — хочу приценить.

— Невесте бриллианты надо, — сказал южный мужчина. — А еще мать, ей тоже подарок надо.

— Ну, для матери это, наверное, будет дорого, — возразила она, — кольцо старинное, изумруд…

Она подумала, что хорошо бы продать кольцо вот так, в очереди, приценить и тут же продать, чтобы не ждать, не мотаться туда-сюда, и без всяких комиссионных…

— У нас дорого детей женить, — вздохнул сосед, — у вас дешевле.

Тут подошла очередь.

— Идите, — сказал мужчина, — вы идите, я потом.

Алевтина только кивнула, не было времени даже поблагодарить.

Позвали двоих, и Алевтина вошла вместе с девушкой, стоявшей впереди. Оценщиков тоже оказалось двое, мужчина и женщина. Пока девушка колебалась, Алевтина подсела к мужчине. Она не знала, кто он, не успела его разглядеть. Просто вот уже почти двадцать лет, если приходилось от кого-нибудь зависеть, она предпочитала зависеть от мужчины. Предпочла и сейчас.

Мужчина был не стар, но почти лыс, с холодными наглыми глазами. Глаза Алевтину насторожили, но забирать назад кольцо было поздно.

— Ясно, — сказал оценщик и зачем-то качнул мизинцем весы с маленькими чашечками. — За сколько хотите положить?

— Ну, не знаю… — замялась Алевтина. Она вдруг заметила, что за ее плечом стоит и смотрит на оценщика собеседник из очереди. — Не знаю, — повторила она. — Если бы современное, а то старинное…

— За триста можем попробовать…

— Триста? — Алевтина не поняла — то ли он оговорился, то ли она ослышалась.

— Ну, триста тридцать, — набавил лысый оценщик, — лежать ведь будет.

Алевтина задохнулась от возмущения. Жулик? Дурак? Или ее считает за дуру?

— Интересная цена, — громко сказала она. — Старинное кольцо с изумрудом — триста рублей. У вас там такой же камень лежит за пять тысяч, а этот — триста!

— Валя! — позвал оценщик.

Женщина, сидевшая за другой стойкой, не торопясь подошла.

— Ну-ка глянь.

Та посмотрела в лупу.

— Хризопраз, — сказала она и пошла к своему месту.

— Хризопраз, — повторил оценщик, и в наглых его глазах мелькнуло нечто вроде сочувствия, — тоже зелененький, тоже симпатичный, но стекло не режет. Так что носите и получайте удовольствие.

— Да нет, не может быть, — беспомощно и глупо забормотала Алевтина, — я же не выдумала, мне его бабушка подарила. Старинная вещь…