Валентин и Валентина

Валя. Спасибо за внимание!

Валентина выбегает, останавливается возле Валентина. Ему и жалко ее, но он и гордится ею.

Она делает жест: дослушай, еще не все.

Мать. Ты поняла?

Бабка. Я давно поняла. Удила закусила!

Мать. Что же делать?

Бабка. Ты уж больно круто. Наша порода! Все такие! И ты такая была!

Мать. Я? Да не выдумывай! Я всю жизнь работаю, я всю войну девчонкой в госпиталях, и ничего. У меня потому что всегда на первом плане был долг, семья. И когда Дмитрий ушел, я еще могла устроить свою жизнь… Нет, но как она про комнату!.. Может, я отстала, ничего не понимаю?.. Но у меня тоже кое-что было в жизни, мы тоже влюблялись, но как-то иначе: стеснялись, не афишировали… А тут какой-то разгром, все наружу, вверх тормашками! Что за стиль такой, что за времена! Одна себе все исковеркала, теперь другая! Лавина какая-то, лавина!..

Бабка. То-то что! А запрещать, я думаю, может, еще хуже…

Мать. А что, разрешать? Постель, может, им постелить? Комнату отдать?.. Через три месяца все пройдет!

Бабка. Ну а вдруг любовь?

Мать. «Любовь»! Да что ж пристали с этой любовью? Неужели, если б что-то серьезное, я стала бы ежовые руковицы надевать? Избаловались! Никаких забот нет! Все им отдай, все разреши! Чем бы дите не тешилось… «Любовь»! Дети еще!..

Бабка. Ну какие дети! Девятнадцатый год. Ты тоже соображай. Времена-то другие! Женька права: рано они развиваются, образованные, самостоятельные. Почитай вон: больше половины населения – молодежь! Что ж за них-то все решать?

Мать. Боже мой, ну и что ж теперь, и слова им не скажи? Мы-то что, старухи, что ли? Или отжили свое, или не понимаем? Молодежь! Между прочим, эти разговоры, что молодежь, мол, права, а другие нет, – ерунда. Молодежь готовое берет, не свое – свое-то откуда? Его еще найти надо. Вот и повторяют чужое, а сами думают, что это они открыли. Как будто мы плохого им хотим!..

Бабка. «Если бы молодость знала, если бы старость могла»…

Мать. Ах, ну ладно, не до философии! Что делать-то? А?

Бабка. Чего тут сделаешь-то? Ждать…

Мать. Ну нет!..

Между тем Женя, сделав знак тому, кто ее ждет, чтобы подождал еще, подходит к Валентине, зовет ее.

Женя. Валя! На два слова! Ну чего ты волчицей-то глядишь? Я, между прочим, пыталась им объяснить, но… Что молчишь?

Валя. Ты же хотела говорить. Я слушаю.

Женя. Зря ты. Плохого тебе никто не хочет.

Валя. Я тоже.

Женя. Ох! Если бы ты могла забежать на десять лет вперед.

Валя. Все крепки задним умом.

Женя. Что?

Валя. Все крепки задним умом. Русское идиоматическое выражение.

Женя. А-а! Я, конечно, не собираюсь тебе читать мораль…

Валя. Надеюсь.

Женя. Просто один пример. Из жизни… Не помнишь случайно, был у меня такой знакомый, Анатолий?

Валя. Знакомый? Ты из-за него из дому уходила, рыдала, мать тебе один раз пощечин налепила за него.

Женя. Пощечин? Когда это?.. Нет, ну мать не могла, ты что?

Валя. «Не могла»!.. Ненавижу вот эту манеру в нашем доме (жеманно): у нас не может быть ничего неприличного.

Женя. Нет, ну… я… мы дико ссорились тогда, да, но пощечины…

Валя. Да ладно…

Женя. Ну, возможно. А ты, значит, помнишь про Анатолия? Вот не думала.

Валя. «Не думала»! А ты бы поговорила со мной когда-нибудь. Я не то что помню, я знаю!..

Женя. Ну-ну, что ты можешь знать.

Валя. Ладно, Женя. Что ты хотела сказать?..

Женя. Да просто, что я тоже… была влюблена, без ума, без памяти, из дому действительно убегала, но…

Валя. Но потом все прошло, да?..

Женя. Ну, не злись!.. Ах, Толик Овчинников… (Несколько уносясь в прошлое.) Какой мальчик был! В белом свитере, высокий, глаза синие. Географичка наша влюблена в него была, не говорю уж о девчонках…

Валя. Ты и с Игорем разошлась, потому что Толика продолжала любить. Одного любила, а вышла за другого.

Женя (острит). Это называется – брак по-русски!.. Да, когда-нибудь я тебе расскажу…

Валя. Да не надо.

Женя. Я что хочу сказать: встретились мы как-то в прошлом году, случайно… Смотрю: залысины, глаза выцвели, катает колясочку, второй ребенок… Господи, думаю, и из-за этого человека я умирала, сходила с ума!..

Валя. Я поняла, не стоит…

Женя. Что ты поняла?.. Любовь! Станешь женщиной – тогда поймешь!.. Ты знаешь, что можно провести с человеком один вечер, одну ночь – и проиграть всю эту симфонию за полсуток? Мы живем в слишком плотном времени, все обострено, все под давлением, мы не умеем ничего проживать, понимаешь? Раньше, когда у людей было горе, они долго носили траур и проживали это горе; когда женились, то устраивали медовый месяц и ехали в свадебное путешествие… А теперь человек прибегает на полчаса с работы, чтобы похоронить друга или расписаться с невестой, а такси его уже ждет, и он мчится еще куда-то, и, когда дверца захлопывается, он уже не помнит ни о похоронах, ни о невесте…

Валя. Чужой опыт все равно никогда никого не убеждал.

Женя (продолжая). Ты не знаешь, как встречаются мужчина с женщиной на полчаса, где-нибудь в чужой комнате, с чужими фотографиями, с телефоном в коридоре, по которому в это самое время соседи говорят про говядину…

Валя (брезгливо). Не надо, не хочу про говядину…

Женя. Почему? Это тоже любовь!.. Ты ждешь его, как собака, запертая в комнате, ходишь с ним по «Детскому миру», выбираешь подарки его детям, провожаешь его домой, когда он спешит к жене… Ты терпишь его холодность, усталость, и ты знаешь, прекрасно знаешь, что все это кончится в конце концов и ты останешься одна. И лучше, лучше, если просто один вечер, одна ночь, – тогда по крайней мере сохранится очарование, воспоминание о тумане, о котором говорила мать, не будет боли и страдания… Ну ладно, что я тебе рассказываю, это действительно надо пережить, чтобы понять… (Опомнясь, снова иронически.) Ну что ты смотришь на меня так жалостно? Пожалей лучше себя!.. Я поеду… «Любовь – это не машина». Любовь – это машина!.. Салют! (Уходит.)

Валентина возвращается на прежнее место. Она думает. Валентин ждет ее. Садятся рядом.

Она (вздохнув, как после плача). Вот так, Валечка, такие дела… Что это?.. Ведь они и вправду меня любят, и я их люблю. Я маму выбрала, когда они с отцом разошлись, я уже большая была, одиннадцать лет. А бабушка всегда была моим другом, всегда была в курсе, все знала… И как я мечтала о любви, тоже знала. Я думала, когда полюблю, я вбегу в дом с цветами, вот с такой охапкой, рассыплю их, осыплю ими маму, бабку, Женю, крикну: товарищи, дорогие мои, поздравьте меня, я влюбилась!.. И я стану кружиться, петь, все окна открыты, и занавески летят, как на Первое мая… Я буду всем звонить, отцу – телеграмму, и они тоже станут счастливые, будут смеяться, обнимать меня, печь пироги, открывать вино, а я стану играть марш из «Аиды». Трам! Та-та-та-та-та-там!.. Хорошо?

Он (серьезно). Да.

Она. Вот. А что получается?.. Понимаешь, я даже не знаю… Злость какая-то жуткая… даже не могу найти слово… Просто что-то биологическое…

Он. Ты их собственность, ты их… ну как сказать?.. предприятие, в которое они вложили капитал.

Она. Ты к политэкономии, что ли, готовишься?

Он. Я серьезно… Им бы получить еще приличные проценты с капитала.

Она. Марксист ты мой! Просто люди больше всего мучают тех, кого больше всего любят…

Он. Этого я не понимаю. Мистика!

Она. Ну при чем тут мистика? Ох боже мой!..

Он. Думаешь, я их не полюбил? Уже за одно то, что они твои: твоя мать, бабушка, сестра… Я бы тоже мог… с цветами, рассыпать и сказать: дорогие мои, какая у вас дочь! Понимаешь? А они что? «Здрасте, здрасте, проходите, возьмите вареньица, какой начитанный мальчик, очень приятно…» А сами? Двуличные бабы, больше ничего! Всё они нам испортят!.. Черт! Просто какой-то заколдованный круг…