Возвращение домой: Пьеса в двух действиях

Рут. Я его жена.

Ленни. Послушайте, может, вы мне посоветуете. Я намучился с этими часами. Они тикают, а я не могу спать. Но проблема в следующем: я не уверен, что тикают именно они. Ночью может тикать все что угодно, вы так не думаете? Все предметы, которые днем кажутся вполне обычными. Днем они вас не беспокоят. А вот ночью любой из них может вдруг начать тикать. В то время как днем они совершенно обычные. Днем они тихие как мыши. Поэтому, если я буду утверждать, что мне не дает спать именно тиканье часов, эта гипотеза может оказаться ложной. (Идет к буфету, наливает из графина в стакан и подает ей.)Пожалуйста. Уверен, вам это сейчас кстати.

Рут. Что это?

Ленни. Вода.

Она берет стакан, отпивает, потом ставит его на столик рядом со своим стулом.

(Наблюдает за ней.)Правда, забавно? Я в пижаме, а вы полностью одеты. (Идет к буфету и наливает еще стакан.)Не возражаете, если я тоже попью? Да, забавно снова видеть братца через столько лет. Это, пожалуй, тот допинг, который и нужен отцу. Когда утром он его увидит, его до самых яиц проймет. Знаете, я сам удивился, когда увидел Тэдди. Старину Тэдди. Я думал, он в Америке.

Рут. Мы ненадолго приехали в Европу.

Ленни. Вы оба?

Рут. Да.

Ленни. Значит, вы там вроде того, что с ним живете?

Рут. Мы женаты.

Ленни. И сейчас ненадолго приехали в Европу. Много повидали, а?

Рут. Мы только что из Италии.

Ленни. Значит, сначала вы поехали в Италию? А потом он привез вас сюда познакомить со своей семьей, да? Что ж, могу вам сказать, что наш старик будет рад вас видеть.

Рут. Прекрасно.

Ленни. Что вы сказали?

Рут. Прекрасно.

Пауза.

Ленни. Где вы были в Италии?

Рут. В Венеции.

Ленни. В старой доброй Венеции? А? Забавно. Знаете, у меня всегда было такое чувство, что если бы я участвовал в последней войне, скажем в итальянской кампании, то, наверное, побывал бы в Венеции. У меня всегда было такое чувство. Но тогда я, к сожалению, был слишком юн, чтобы воевать, ребенок, совсем маленький, иначе я наверняка побывал бы в Венеции. Да, я почти наверняка побывал бы там со своим батальоном. Не возражаете, если я возьму вас за руку?

Рут. Зачем?

Ленни. Просто дотронусь. (Встает и идет к ней.)Просто прикоснусь.

Рут. Зачем?

Ленни (смотря на нее).Сейчас объясню. (Небольшая пауза.)Однажды вечером, не так давно, я стоял в доках, под аркой, совершенно один и смотрел, как матросы переносят гик и возятся с нок-реем. Вдруг ко мне подошла некая женщина и сделала некое предложение. Она давно искала меня. Никак не могла меня найти. Однако она все-таки меня нашла и, когда нашла, то сделала мне это предложение. Оно не было чем-то необычным, и при иных условиях я бы его принял. Я хочу сказать — если бы с ней все было в порядке. Но дело в том, что она вся насквозь прогнила от сифилиса. Поэтому я ее отверг. Но женщина оказалась очень настойчивой и начала так активно приставать ко мне, прямо там, под аркой, что я просто не мог больше терпеть, и поэтому я ей двинул. Я тогда думал с ней покончить, понимаете, убить, и, надо сказать, убийство это было бы из легких, раз плюнуть. Ее шофер — он-то меня и разыскал по ее приказу — выпивал за углом, и мы с этой женщиной были, понимаете, одни под аркой, а мимо шли пароходы, вокруг ни души, на Западном фронте без перемен, а она стояла там у стены, а потом начала сползать после моего удара. Словом, все располагало к убийству. И шофер бы ей не помог. Он никогда бы ничего не рассказал. Он старый друг нашей семьи. Но… в конце концов я подумал… а-а, зачем мне все эти заботы… понимаете… прятать труп и так далее — такое напряжение. А потому я еще раз двинул ей в нос, дал пару раз ногой — с тем и оставил.

Рут. Как вы узнали, что она больна?

Ленни. Как узнал? (Пауза.)Я так решил. (Молчание.)Вы с братом что, молодожены?

Рут. Мы женаты уже шесть лет.

Ленни. Он всегда был моим любимым братом, старина Тэдди. Вы этого не знали? И как перед Богом, могу сказать, что мы всегда им гордились. Доктор философии и тому подобное — это производит впечатление. Конечно, он очень чувствительный, не так ли? Тэд. Очень. Я часто думаю, что хотел бы быть таким же чувствительным, как он.

Рут. Правда?

Ленни. О да. О да, очень хотел бы. То есть не то чтобы я не чувствительный, я чувствительный. Просто хотел бы стать чуть более — только и всего.

Рут. Да?

Ленни. Да, чуть более — только и всего. (Пауза.)Хочу сказать, что я очень чувствителен к атмосфере, понимаете? Но эта чувствительность уменьшается, когда люди выдвигают по отношению ко мне непомерные требования. Например, на прошлое Рождество я решил поработать на уборке снега в нашем районе — в этом году у нас в Европе были сильные снегопады. Какой-то большой финансовой необходимости в этом не было — просто захотелось, внутренний голос призвал меня. Я предвкушал, какое будет удовольствие — ощутить бодрящее покусывание морозного воздуха ранним утром. И я оказался прав. В половине шестого утра я стоял на углу в своих снегоходах и ждал грузовика, который должен был отвезти меня на место. Жуткий мороз. Итак, грузовик пришел, я вскочил в кузов, фары горят, грузовик тряхнуло, и мы тронулись. Приезжаем туда, лопаты в руки, сигареты в зубы и давай разгребать эти декабрьские сугробы, и все это еще до первых петухов. Ну вот, в то утро, когда я пил чай в соседнем кафе, а лопату поставил у стола, подходит ко мне одна старая женщина и просит помочь перенести железный каток для белья. Она сказала, что зять ей его оставил, но оставил не на том месте, поставил в гостиной, а она, естественно, хочет, чтобы он стоял в задней комнате. Он подарил ей этот каток, понимаете, каток для белья, чтобы гладить после стирки. Но он поставил его не на то место, в гостиной. Глупо, конечно, было ставить его там — там он стоять не должен. Поэтому я сделал перерыв в работе, чтобы ей помочь. Она жила рядом. Но дело в том, что когда я туда пришел, то понял — с места я его не сдвину. Он весил, должно быть, полтонны. Как ее зять приволок его и поставил — вообразить не могу. Ну вот, я пытаюсь сдвинуть его плечом, рискуя порвать связки, а эта старая дама стоит рядом, подгоняет и даже пальцем не шевельнет, чтобы мне помочь. Через несколько минут я ей говорю: «Послушайте, запихнули бы вы этот железный каток себе в жопу! И вообще, говорю, ими давно уже никто не пользуется, нельзя автосушилку купить что-ли?» Мне очень хотелось задать ей трепку, но, поскольку после уборки снега у меня было приподнятое настроение, я просто ткнул ее в живот, вышел и вскочил в автобус. Извините, я могу убрать пепельницу, чтобы она вам не мешала?

Рут. Она мне не мешает.

Ленни. Она мешает вам пить. Стакан вот-вот упадет. Или пепельница. Я очень волнуюсь за ковер. То есть не я, а отец. Он помешан на чистоте и порядке. Не любит грязи. Поэтому, поскольку вроде вы сейчас не курите, я уверен, что вы не против, если я ее подвину. (Берет пепельницу.)А теперь, если не возражаете, я возьму ваш стакан.

Рут. Я еще не допила.

Ленни. По-моему, вы выпили вполне достаточно.

Рут. Нет.

Ленни. По-моему, вполне.

Рут. А по-моему, нет, Ленард.

Пауза.

Ленни. Не зовите меня, так, пожалуйста.

Рут. Почему?

Ленни. Так звала меня мать. (Пауза.)Дайте-ка стакан.

Рут. Нет.

Пауза.

Ленни. Тогда я его сам возьму.

Рут. Если вы возьмете стакан… я возьму вас.

Пауза.

Ленни. А нельзя мне взять стакан так, чтобы при этом вы не взяли меня?

Рут. А почему бы мне не взять вас?