Трамвай «Желание»

БЛАНШ. Какой же?

СТЕЛЛА. Как расскажешь о человеке, которого любишь? Где такие слова? Вот его фото. (Протягивает сестре фотографию.)

БЛАНШ. Офицер?

СТЕЛЛА. Старший сержант в инженерных войсках. Это все ордена!

БЛАНШ. И он был при полном параде, когда вы знакомились?

СТЕЛЛА. Уверяю тебя, я не была ослеплена этими побрякушками.

БЛАНШ. Да я не о том.

СТЕЛЛА. Ну конечно, с чем-то в дальнейшем пришлось и мириться.

БЛАНШ. С его средой, например! (Стелла смущенно смеется.) Как он принял известие о моем приезде?

СТЕЛЛА. А Стэнли еще и не знает.

БЛАНШ (испуганно). Ты не говорила ему?

СТЕЛЛА. Да он ведь все в разъездах.

БЛАНШ. По службе?

СТЕЛЛА. Да.

БЛАНШ. Прекрасно. То есть — вот оно что…

СТЕЛЛА (про себя). Мне так не по себе, когда его нет целую ночь…

БЛАНШ. Ну, что ты.

СТЕЛЛА. Когда же уезжает на неделю, просто на стену лезу.

БЛАНШ. О господи!

СТЕЛЛА. А вернется, реву у него на коленях, как маленькая. (Улыбается чему-то своему.)

БЛАНШ. Вот она, стало быть, какая — любовь…

Стелла поднимает на нее глаза, просиявшие улыбкой.

Стелла…

СТЕЛЛА. Да?

БЛАНШ (заставляя себя идти напролом). Я не донимала тебя вопросами. Буду надеяться, и ты отнесешься разумно к моему сообщению.

СТЕЛЛА. Какому, Бланш? (Лицо ее становится тревожным.)

БЛАНШ. Вот что, Стелла, ты будешь упрекать меня… и я знаю, от этого никуда не денешься… но прежде учти: ты уехала! Я не искала путей к отступлению и боролась до конца. Ты себе уехала в Нью-Орлеан искать своей доли. Я осталась в «Мечте» и боролась. Я не в укор, но вся тяжесть свалилась на мои плечи.

СТЕЛЛА. А что мне оставалось? Надо было самой вставать на ноги, Бланш.

БЛАНШ (ее снова знобит). Да, да, знаю. Но это ты отреклась от «Мечты», не я! Я оставалась до конца, билась не на жизнь, а на смерть! Чуть богу душу не отдала.

СТЕЛЛА. Прекрати истерику и говори толком. Что случилось? За что ты билась не на жизнь, а на смерть?.. Что все это значит?

БЛАНШ. Так я и знала, Стелла, так и знала, что ты так и рассудишь все дело.

СТЕЛЛА. Какое дело? Ради бога!

ЕЛАНШ (тихо). Потерю…

СТЕЛЛА. «Мечты»? Она потеряна? Нет!

БЛАНШ. Да, Стелла.

Они смотрят друг на друга; между ними стол под желтой клетчатой клеенкой. Бланш чуть кивнула, Стелла опускает глаза на свои руки на столе. И все громче музыка — «синее пианино». Бланш отирает лоб платком.

СТЕЛЛА. Но как? Что случилось?

БЛАНШ (вскакивая). Хорошо тебе спрашивать, что да как!

СТЕЛЛА. Бланш!

БЛАНШ. Тебе что… сидишь себе здесь… И ты еще берешься судить меня!

СТЕЛЛА. Бланш…

БЛАНШ. Я! Я! Я приняла на себя все удары — избита, измордована… Все эти смерти! Нескончаемая похоронная процессия… Отец. Мама. Ужасная смерть Маргарет. Она так распухла, что тело не укладывалось в гроб: так и пришлось — просто сжечь. Как падаль на свалке. Ты всегда успевала на похороны, Стелла, не пропустила ни одних. Но похороны — что… а вот смерти! На похоронах тишь да гладь, но умирают — кто как. Умирающие хрипят. Задыхаются. И — плачут… «Не отдавай меня, дай пожить!» Даже старики, и те подчас — не отдавай их, не отдавай! Как будто в твоей власти. А похороны… благолепие, красивые цветы. И… о, как роскошны эти ящики, в которые их заколачивают! Не подежуришь у их кровати, когда они кричат: «Не отдавай!», и в голову не придет, как отчаянно, из последних сил, цеплялись они за жизнь. Тебе такое и не снилось, а я это видела. Видела! Видела! А теперь… глядишь на меня, и глаза твои обвиняют — я проворонила наш дом! А откуда, черт возьми, брались, по-твоему, средства? Чем, по-твоему, плачено за все эти болезни и смерти? Смерть бьет по карману, мисс Стелла! А вслед за Маргарет — старенькая кузина Джесси, тут как тут. Да, неумолимый жнец прижился у нашего порога, Стелла. «Мечта» стала его штаб-квартирой. Родная!.. Вот так то она и прошла у меня сквозь пальцы. Разве кто из них, умирая, отказал нам что-нибудь в завещании? Или хоть цент по страховке? Одна только бедняжка Джесси — сотню, себе на гроб. Вот и все, Стелла. Да я со своим жалким учительским окладом. Да, клейми меня. Сиди вот так, глаз с меня не спуская, думай, что это я не сберегла наш дом. Я не сберегла? А где ж ты-то была? В постели… со своим поляком!

СТЕЛЛА (вскакивая). Бланш! Уймись. Довольно. (Идет к спальне.)

БЛАНШ. Куда ты?

СТЕЛЛА. В ванную, обмыть лицо.

БЛАНШ. Ах, Стелла, Стелла… плачешь?

СТЕЛЛА. Тебя это удивляет?

БЛАНШ. Прости… Я не хотела.

СТЕЛЛА уходит в ванную.

На улице слышны мужские голоса. СТЭНЛИ, СТИВ и МИТЧ подходят к дому.

СТИВ. …И вот он его песочит, песочит: и то, мол, не так, и это, и ни к чему ты не годен, и чему тебя только учили, и опыта у тебя, мол, нет. А парень вздохнул и говорит: «А где ж опыта раздобыть?» А тот ему: «Ах ты вон из каких! А ну уматывай отсюда!»

Громкий хохот.

Заслышав голоса мужчин, Бланш забивается в спальню. Взяла с туалетного столика фотографию Стэнли, всматривается, снова ставит на место.

Так завтра с вечера в покер?

СТЭНЛИ. Да, у Митча.

МИТЧ. У меня нельзя. Мать еще не выздоровела. (Собирается уйти.)

СТЭНЛИ (ему вслед). Ладно, тогда у меня… а ты ставишь пиво.

МИТЧ делает вид, что не слышал, прощается и, негромко напевая про себя, уходит.

ЮНИС (кричит сверху). Эй, вы там! Расходитесь. Я приготовила спагетти, а съела все сама…

СТИВ (поднимаясь по лестнице). Сказано тебе было и так и по телефону — мы играем! (Мужчинам.) Только, чтоб пиво как пиво!..

ЮНИС. Да ты и не звонил.

СТИВ. Сказал еще за завтраком и звонил в перерыв…

ЮНИС. Ладно, ладно, никому не интересно. Ты и домой-то заглядываешь раз в год по обещанию.

СТИВ. А тебе что — надо, чтоб все знали?

Смех, прощальные возгласы расходящихся мужчин. Рванув дверь, в кухню входит СТЭНЛИ. Среднего роста — пять футов и восемь-девять дюймов, — сильный, ладный. Вся стать его и повадка говорят о переполняющем все его существо животном упоении бытием. С ранней юности ему и жизнь не в жизнь без женщин, без сладости обладания ими, когда тешишь их и ублажаешь себя и не рассиропливаешься, не даешь им потачки; неукротимый, горделивый — пернатый султан среди несушек. От щедрот мужской полноценности, от полной чувственной ублаготворенности — такие свойства и склонности этой натуры, как сердечность с мужчинами, вкус к ядреной шутке, любовь к доброй, с толком, выпивке и вкусной снеди, к азартным играм, к своему авто, своему приемнику — ко всему, что принадлежит и сопричастно лично ему, великолепному племенному производителю, и потому раз и навсегда предпочтено и выделено. Женщин он привык оценивать с первого взгляда, как знаток — по статям, и улыбка, которой он их одаривает, выдает всю непристойность картин, вспыхивающих при этом всполохами в его воображении.

БЛАНШ (невольно отступая под его пристальным взглядом). Вы, конечно, — Стэнли? Я — Бланш.

СТЭНЛИ. Сестра Стеллы?

БЛАНШ. Да.

СТЭНЛИ. Здравствуйте. А где наша хозяйка?

БЛАНШ. В ванной.

СТЭНЛИ. А-а. Не знал, что вы собрались в наши края.

БЛАНШ. Я…

СТЭНЛИ. Откуда приехали, Бланш?

БЛАНШ. Я… я живу в Лореле.

СТЭНЛИ (подходит к стенному шкафу, достал бутылку виски). В Лореле? Ах да. Ну конечно же, в Лореле. Не в моей зоне. В жаркую погоду этого зелья не напасешься. (Рассматривает бутылку на свет, определяя, осталось ли в ней что-нибудь.) Выпьем?

БЛАНШ. Нет-нет, почти и не прикасаюсь, редко-редко.

СТЭНЛИ. Есть и такие: сами прикладываются к бутылке редко, а вот она к ним — частенько.

БЛАНШ (вяло). Ха-ха.

СТЭНЛИ. Все на мне прилипло. Ничего, если я без церемоний? (Собирается снять рубашку.)

БЛАНШ. Пожалуйста, прошу вас.

СТЭНЛИ. Ничем не стеснять себя — мой девиз.

БЛАНШ. И мой. Сохранять свежесть — дело нелегкое. Я и ни умыться, ни попудриться еще не успела, а вы уже и пришли.