Орфей спускается в ад

На площадке появляется всхлипывающая Сестрица.

ЕВА. Спускайся осторожнее, Сестрица.

СЕСТРИЦА. Помоги мне. Я едва держусь на ногах.

Ева не обращает на ее просьбу внимания, смотрит на Долли и Бьюлу.

БЬЮЛА. У него все еще идет кровь?

ЕВА. Кровотечение, кажется, удалось остановить. Ах, Сестрица, Сестрица, возьми себя в руки! Всем нам рано или поздно приходится сталкиваться с этим.

ДОЛЛИ. Он без сознания?

ЕВА. Нет, кузен Джейб в твердой памяти и здравом рассудке. Сиделка Портер говорит, что для человека, потерявшего столько крови, у него пульс удивительного наполнения. Ему, конечно, сделали переливание…

СЕСТРИЦА. Дважды.

ЕВА(подходит к Долли). Да. И еще впрыснули глюкозу. И сразу, как по волшебству, к нему возвратились силы.

БЬЮЛА. А она наверху?

ЕВА. Кто?

БЬЮЛА. Лейди.

ЕВА. Нет! Говорили, к косметичке зашла, а с тех пор ничего не слышала о ней.

БЬЮЛА. Не может быть!

ЕВА. Спросите Сестрицу.

СЕСТРИЦА. Она все еще не отказалась от мысли…

ЕВА…устроить сегодня торжественное открытие кондитерской. Включи там свет, Сестрица.

Сестрица проходит в украшенную кондитерскую и включает там свет.

Изумленные восклицания Долли и Бьюлы.

В ее поступках, разумеется, нет и капли благоразумия. Она окончательно спятила, но это все-таки не извиняет ее. Час назад, примерно в пять, она звонила, но даже не заикнулась о Джейбе, даже не назвала его имени. Спросила только, прислала ли Руби Лайтфут ящик виски «Сигрэм». И сразу повесила трубку, не успела я… (Идет направо.)

БЬЮЛА(входит в кондитерскую). О, теперь мне все понятно! Теперь я вижу, что она здесь устроила. Электрическая луна, звезды из серебряной бумаги, искусственные виноградные лозы!.. Вот, оказывается, во что она превратила это помещение — в виноградник на Лунном озере!

ДОЛЛИ(усаживаясь в кресло для примерки обуви, внезапно). Вот она!.. Вот она идет!

Сестры Темпл в кондитерской отходят в сторону, их теперь не видно.

Входит Лейди. На ней дождевик с капюшоном. В руках большая бумажная сумка с покупками и картонная коробка.

ЛЕЙДИ. Ну, чего умолкли, валяйте дальше: у меня уже и так уши горят.

БЬЮЛА(входя в лавку). Лейди!.. О боже мой, Лейди!

ЛЕЙДИ. Что это вы произносите мое имя таким жалостливым тоном? А? (Откидывает капюшон, кладет сумку и коробку на прилавок. Взор ее сверкает.) Вэл! Вэл! Где мой приказчик, не знаете?

Долли отрицательно качает головой.

Сидит, наверно, в «Синей птице» и уминает бифштекс с жареной картошечкой и капустным салатом — и все за семьдесят пять центов…

Шум в кондитерской.

Кто там, в кондитерской? Это вы, Вэл?

Из кондитерской выходят сестры Темпл и надменно шествуют мимо нее.

ЛЕЙДИ. Уходите, девоньки?

Сестры Темпл выходят из лавки.

Слава тебе, господи, убрались. (Смеется. Сбрасывает плащ на прилавок. На ней нарядное платье с глубоким вырезом, на шее тройная жемчужная нить, к корсажу приколот бант из пурпурных атласных лент.)

БЬЮЛА(печально вздохнув). Сколько лет мы знакомы, Лейди?

ЛЕЙДИ(заходит за прилавок, вынимает из коробки бумажные колпаки и свистульки). Много. Много лет, Бьюла. Вы, наверное, еще помните, как мои родители приехали сюда на грузовом пароходишке из Палермо… По пути мы заходили в Венесуэлу — в Каракас, папа там еще купил обезьянку. Шарманка и обезьяна — вот все, что мы везли с собой. Я и сама была тогда чуть больше обезьянки, ха-ха!.. Помните обезьянку, Бьюла? Тот, кто продал ее папе, утверждал, что она совсем молоденькая, но он солгал: обезьянка была стара, на ладан дышала. Ха-ха!.. Но зато какая была нарядная! (Выходит из-за прилавка.) На ней был зеленый бархатный костюмчик и маленький красный колпачок, который она подкидывала и ловила. Да еще у нее был бубен, она собирала в него денежки после представления. Ха-ха-ха… Шарманка играла, а обезьянка все плясала и плясала на солнцепеке, ха-ха! «O Sole Mio, da, da, da, daaa…!» (Садится на стул у прилавка.) Однажды она слишком долго плясала на солнцепеке — она была дряхлой обезьянкой — и свалилась замертво… И тогда папа обернулся к зрителям, поклонился и сказал: «Представление окончено, обезьянка сдохла». Ха-ха!..

Небольшая пауза.

ДОЛЛИ(с заискивающей ехидностью). Просто удивительно, до чего Лейди умеет владеть собой.

БЬЮЛА. Да-да, просто удивительно!..

ЛЕЙДИ. Что касается меня — представление еще не окончено, и обезьянка еще не сдохла! (Вдруг.) Вэл!.. Это вы, Вэл?

Кто-то вошел в дверь кондитерской — задребезжали под порывом ветра подвешенные там колокольчики. Лейди рванулась к арке, но остановилась, увидев вошедшую Кэрол. На ней демисезонное пальтецо и матросская шапочка с загнутыми вниз полями, на которых выведено название корабля и какая-то дата: то ли память о чем-то уже прошедшем, то ли напоминание о предстоящем.

ДОЛЛИ. Вот вам и первый посетитель, Лейди.

ЛЕЙДИ(заходит за прилавок). Кондитерская закрыта, Кэрол.

КЭРОЛ. Там вывеска: «Открытие сегодня».

ЛЕЙДИ. Для вас — закрыта.

КЭРОЛ. Мне придется побыть здесь немного. Задержали мою машину: у меня, видите ли, нет прав — их еще раньше у меня отобрали. Хочу попросить кого-нибудь перевезти меня через реку.

ЛЕЙДИ. Можете взять такси.

КЭРОЛ. Мне сказали, ваш приказчик уезжает сегодня, и я хотела…

ЛЕЙДИ. Кто вам сказал, что он уезжает?!

КЭРОЛ(идет к прилавку). Шериф Толбет. А начальник полиции посоветовал договориться с вашим приказчиком. Раз уж ему сегодня тоже придется переезжать через реку, он мог бы сесть вместо меня за руль.

ЛЕЙДИ. Вам дали неверные сведения!

КЭРОЛ. А где он? Я не вижу его.

ЛЕЙДИ. Зачем вы его преследуете? Он вами не интересуется. С чего бы это вдруг ему уезжать сегодня?

Дверь кондитерской снова открывается.

Лейди выходит из-за прилавка.

ЛЕЙДИ. Вэл? Это вы, Вэл?

Из кондитерской выходит колдун-негр. Он быстро и невнятно бормочет про себя, протягивая вперед руку, в которой зажато что-то. Бьюла и Долли с возмущенными возгласами бегут к двери.

Нет, нет, не нужна мне ваша ворожба! Уходите!

Негр оборачивается и хочет уйти.

КЭРОЛ(проходит в глубину сцены). Дядюшка! Клич Чоктоу! Я дам тебе за него доллар.

Тяжко вздохнув, Лейди недовольно отворачивается.

Негр кивает, запрокидывает голову и, вытянув свою индюшечью шею, издает ряд отрывистых, лающих звуков, все более и более высоких по тону, завершающихся долгим, напряженно-страстным воплем. Вопль этот вызывает бурную реакцию у каждого, кто его слышит.