Семейная картина

Матрена Савишна. Уж вы теперь начнете!

Степанида Трофимовна. Ах, мать моя; да ведь мной только дом-то и держится. Уж не тебе ли хозяйкой быть, сударыня! Нет, погоди, матушка, молода еще, мелко плаваешь! Ну, сама ты посуди: встаешь ты — стыдно сказать, а грех утаить — в одиннадцатом часу; а я-то тебя за самоваром изволь дожидаться… а я, сударыня, постарше тебя — так-то-с. Больно барственно, Матрена Савишна, больно барственно! Уж как ни финти, а барыней не бывать, голубушка ты моя — все-таки купчиха. Это, сударь ты мой, разрядится, мантилий да билиндрясы разные навешает на себя, растопырится, прости господи, распустит хвост-то, как павлин… фу ты, прочь поди… так и шумит! А уж ты, Матрена Савишна, как ни крахмалься, а все-таки не барыня… тех же щей, да пожиже влей!

Матрена Савишна. Что ж, не в платочке же мне ходить, и то сказать!

Степанида Трофимовна. А ты, сударыня, своим званием не гнушайся.

Антип Антипыч. Отчего ж не нарядиться, коли есть во что? Ничего. Можно. Что за важность? Да она у меня как разрядится-то, так лучше всякой барыни, вальяжнее, ей-богу! Ведь те всё мелочь; с позволения сказать, взглянуть не на что нашему брату. А она-то у меня таки тово… То есть я… насчет телесного сложения. Ну, и все такое!

Матрена Савишна. Уж ты, Антип Антипыч, заврался, кажется.

Марья Антиповна. Как вам, братец, не стыдно? всегда конфузите.

Антип Антипыч. Что ж такое? Нешто я что дурное сказал? Что за важность! Иногда и не то скажешь, да с рук сходит. Я как-то вот при генерале такое словечко ухнул, что самому страшно стало: да что ж делать-то! не схватишь, да опять не спрячешь. А это я супротив той точки речь веду, что понаряднее все-таки лучше; то есть хоть и не барыня, а все-таки… то есть, на линии… Что за важность!

Степанида Трофимовна. Знаю, голубчик, знаю. Да вот как с тобой вместе-то выедет она куда-нибудь, разоденется-то, знаешь ли, да перо-то на сажень распустит, то-то, чай, она, бедная, думает: “эко, дескать, горе мое: муж-то у меня пузастый да бородастый какой, а не фертик, дескать, какой-нибудь раздушенный да распомаженный!”

Антип Антипыч. Чтоб она меня, молодца такого, да променяла на кого-нибудь, красавца-то этакого! (Разглаживает усы.) Ну-ка, Матрена Савишна, поцелуйте-с!

Матрена Савишна целует его с притворною нежностью.

Степанида Трофимовна. Эх, дитятко, враг-то силен! Мы с покойником жили не вам чета: гораздо-таки полюбовнее, да все-таки он меня в страхе держал, царство ему небесное! Как ни любил, как ни голубил, а в спальне, на гвоздике, плетка висела про всякий случай.

Матрена Савишна. Уж вы меня всегда с мужем расстраиваете: что я вам за злодейка такая!

Степанида Трофимовна. А ты, матушка, молчи лучше!

Матрена Савишна. Как же! стану я молчать! дожидайтесь!.. Я, слава богу, купчиха первой гильдии: никому не уступлю!

Степанида Трофимовна. Великая важность! купчиха ты! Видали и почище вас. Я и сама от семи собак отгрызусь…

Матрена Савишна. А все-таки молчать не заставите! Не родился тот человек на свет, чтобы меня молчать заставил.

Степанида Трофимовна. А ты думаешь, мне очень нужно! А бог с вами; живите, как знаете: свой разум есть. А уж к слову придется, так не утерплю: такой характер. Не переделаться мне для тебя…

Молчание. Все сидят надувшись.

Да вы у меня и Машутку-то вот избаловали совсем.

Антип Антипыч. А что, Маша, хочешь, я тебе жениха найду?

Степанида Трофимовна. Давно бы тебе пора хватиться-то: ты, кажется, и забыл, что у тебя сестра девка на возрасте.

Марья Антиповна. Что вы, маменька! всё “на возрасте да на возрасте!” Мне ведь не бог знает сколько.

Степанида Трофимовна. Полно модничать-то, сударыня! Я по четырнадцатому году замуж шла; а тебе ведь — стыдно при людях сказать — двадцать лет.

Антип Антипыч. Хочешь, Маша, Косолапова посватаю?

Марья Антиповна. Ах, братец, да от него и в мясоед всегда луком пахнет, а в пост-то так просто ужасть.

Антип Антипыч. Ну, Перепяткина: чем не жених? (Смеется.)

Марья Антиповна. Да вы, братец, это нарочно мне все уродов навязываете.

Антип Антипыч. Что ж. Ничего. Хорошие женихи, Маша, хорошие! (Смеется.) Важные женихи!

Марья Антиповна. Да вы это все насмех! (Чуть не плачет.)

Степанида Трофимовна. Да ты полно зубы-то скалить! Я дело говорю, Антип Антипыч! Что балясничать-то! А ты, сударыня, не бойся; женихи найдутся, любова выбирай: ты у нас ведь не голь саратовская, невеста с приданым. Только за благородного не отдам… ты и не думай, и не воображай себе.

Антип Антипыч. Уж будто, матушка, промежду благородных-то и путных нет совсем. Нет, что ж, бывают. (Смеется.)

Степанида Трофимовна. Как, батюшка, не быть: во всяком сословии есть. Да уж всякому свое. Отцы-то наши не хуже нас были, да в дворяне не лезли.

Антип Антипыч. Что же, отчего за благородного не отдать? Ничего. Можно. Что за важность!

Степанида Трофимовна. Эх, голубчик! хороший-то, который постепеннее, не возьмет: тому надо мало-мало сотню тысяч, а то две, либо три; ну, а другие, так хоть бы их и не было совсем. Только что чванится собой да благородством своим похваляется: “я-де благородный, а вы мужики”; а сам-то ведь голь какая-нибудь, так, выжига, прости господи! Знаю я их. Вот Лопатиха за благородного отдала, не спросись добрых-то людей. А я еще тогда самой-то говорила: “Эх, Максимовна, не садись, мол, не в свои сани: вспомянешь ты меня, да поздно будет”. Так что ж? — “Я, говорит, детищу своему не враг; хочу, говорит, как всё к лучшему; все-таки, говорит, благородный, а не купец; может и дослужиться, и в чины произойти”. Да вот теперь, хвать-похвать, ан дыра в горсти. И близко локоть-то, да не укусишь. Деньжонки-то, что дали, которые пропил, которые в картишки проиграл, сердешный! (вздыхает.) Я и на свадьбе-то была: банкет такой сделали, упаси господи! Покажите, говорю, жениха-то. Что ж, сударь ты мой, вот как теперь гляжу: маленький да гнусненький такой, да фрачишко-то на нем этот натянут короткохвостый, весь как облизанный. Да вертится, прости господи, как бес какой, на месте не посидит. И на жениха-то не похож; чужой человек и не узнает, ей-богу, не узнает. Только фалдочки трясутся. Тут же я и подумала: знать, мол, вы, сердешные, хуже-то не нашли!

Смеются все.

Да нечего и говорить: всякий знает. Ну, положим так: не все же пьяницы, попадается и трезвый человек… так он тебя табачищем одним из дома выкурит, либо — грешное дело — по постам скоромное лопает. (Плюет.) Фу ты, мерзость какая, прости господи!.. Так кто их знает, может, они по службе-то своей, у должности, и хорошие люди, дельные, да нам-то, сударь ты мой, дело неподходящее. То ли дело, Маша, купец-то хороший!

Антип Антипыч. Знаешь ли, Маша, гладкий да румяный вот как я. Уж и любить-то есть кого, не то что стракулист чахлый. Так ли, Маша, а?

Марья Антиповна. Да что вы, да я не знаю… (Потупляет глаза.)

Антип Антипыч. Пора не знать! Ну, вот Матрена Савишна знает… Правду я говорю, Матрена Савишна, ведь купец лучше, а?

Матрена Савишна. Уж ты наладишь одно и то же!

Степанида Трофимовна. Что ж, Маша, известное дело: уж и приласкать есть кого.

Марья Антиповна. Ах, маменька! Да что вы, ей-богу! Я уйду. Пойдемте, сестрица. (Убегает, за ней Матрена Савишна.)

Антип Антипыч. Так-с. Да уж ведь не отбегаешься.

Степанида Трофимовна. Стыдно стало, Антипушка: дело девичье.

Антип Антипыч. Что ж! и за купца можно. Отчего не отдать? Дело хорошее!