Красильня Идзумия

О-Кэн. Да, конечно, но… Вот взять, например, слова песни. Раньше я пела просто так, не задумываясь. А теперь уяснила, что они очень искусно сложены.

О-Тосэ. Ну-ка, оставим лишние разговоры. Лучше спой еще, давно уже не приходилось слушать твою игру и чувствовать себя такой беззаботной. С тех пор как отец занемог, все дела легли на мои плечи. Хоть бы побыстрей взять для О-Соно мужа в дом. А то мне уже не под силу управляться с хозяйством.

О-Кэн. Да, конечно, ведь Ко-сан тоже…

О-Тосэ. Спой еще.

О-Кэн (с другим настроением). Может быть, попросить кого-нибудь из родственников быть сватом? [11] (Играет на сямисэне, тихо напевая.)

Тем временем Мацудзиро, перекинув через руку связки окрашенных ниток, развешивает их в мастерской. Потом гасит свет и удаляется в глубину дома. С улицы доносится стук колотушек сторожа.

Ах, опять забыла слова… Привыкла надеяться на книгу… Как там: «Между родителями и детьми на всю жизнь тесная связь». А дальше… «Еще в предыдущем рождении эта связь началась…» Нет, все, хватит. Забыла. Почему у вас такое серьезное лицо, тетя? Мне даже как-то не по себе…

Часы бьют один раз.

О-Тосэ. Ах, О-Соно, поди на кухню, скажи всем, чтоб ложились спать. Уже половина десятого. И передай: если завтра опять будет снегопад, то можно поспать подольше. Закончат праздник к шести часам, и хорошо. Если сакэ подогрелось, принеси сюда.

О-Соно встает и уходит в дом. Когда она раздвигает перегородки, становится видна комната, в которой находится ширма.

О-Кэн. Знаете, тетя, с этим делом лучше побыстрей покончить. Если они и впрямь так любят друг друга – стоит согласиться на то, чтобы отдать О-Соно в семью мужа. [12]

О-Тосэ. Но пойми, ведь на сына я совсем рассчитывать не могу.

О-Кэн. Вот вернется Ко-сан, появится у него невеста. (С нежностью.) Эх, тетя, то, что я чувствовала в то время, и было что ни на есть самое настоящее. С годами, говорят, взгляды меняются. Но это неправда. Не так уж меняются. Тогда мои намерения были самыми чистыми, самыми искренними. Знаете (перебирает струны сямисэна, который так и лежит у нее на коленях), я все это теперь особенно ясно понимаю. Какая же я была тогда неразумная, глупая!

О-Тосэ. Почему же?

О-Кэн. Слишком уж неопытна. Совсем не понимала ни людей, ни жизни…

О-Тосэ. Ну уж неправда… Ты гораздо умнее многих.

О-Кэн (смеется). Нет, нет. (Несколько легкомысленно.) Это уж слишком. (Задумчиво.) Я, тетя, виновата перед вами.

О-Тосэ. Да чем же?

О-Кэн. Как бы это сказать…

О-Тосэ. Я тебя не понимаю.

О-Кэн. Вы не догадываетесь? Тогда скажу. И вы и K°-сан, наверное, считали мое замужество ошибкой.

О-Тосэ. Ну что ты? Зачем старое ворошить?

О-Кэн. Дело не только в этом. Сейчас я о многом догадываюсь.

О-Тосэ. Не говори глупости! Лучше спой что-нибудь еще.

О-Кэн. Да, да, правильно, оставим этот разговор. Пусть Ко-сан поскорее вернется домой, найдите ему невесту, и вы, тетя, сможете отдохнуть, пора уже вам!

О-Тосэ. Если бы все было так, как ты говоришь, уж и не знаю, как бы я была рада!

О-Кэн. Да, и я тоже. Как мне было хорошо здесь, в родном доме, с вами, моими тетей и дядей, насколько лучше, нежели страдать среди чужих людей!

О-Тосэ. Что ты причитаешь, как старуха! У тебя муж работящий, быстро выйдет в люди… Но вот что я тебе скажу, О-Кэн, – очень меня тревожит эта нынешняя история… Прямо ума не приложу – что делать?

О-Кэн. Ничего, тетя, все обойдется, говорю вам. Ничего не случится. Такой человек, как Ко-сан…

О-Тосэ. Ты не знаешь. Коити уже совсем не тот, что раньше.

О-Кэн. Это вам кажется…

О-Тосэ. Нет, нет. Он вполне способен ввязаться в эту историю.

О-Кэн. Да не может быть. (Пауза.) А ведь ему пора бы уже приехать…

О-Тосэ. Конечно! Во вчерашнем письме брат пишет, что сегодня он непременно приедет. И если все будет благополучно, обязательно вернется вместе с Коити.

О-Кэн. Значит, подождем еще немного.

О-Тосэ. А если Коити связан с теми событиями? [13] Что тогда?

О-Кэн. Но почему вы так думаете?

О-Тосэ. Ах, ты не знаешь, ты ничего не знаешь!..

О-Кэн. Тетя, зачем тревожиться раньше времени? Лучше поговорим об О-Соно. Прошу вас, ради всего святого, позаботьтесь о ней.

Слышны шаги.

Пауза.

(Перебирает струны сямисэна.)

О-Соно (приносит чарки для сладкого сакэ). Только что из-за снега на кухне сломалась труба.

О-Тосэ. Труба? То-то я слышу какой-то грохот…

О-Соно. Да.

О-Тосэ. Все уже легли?

О-Соно. Я сказала, чтобы шли спать. Но работники говорят, что сегодня вечером должен вернуться дядя и они будут его ждать. Во всяком случае, Мацудзиро пойдет еще раз встречать его к устью реки.

О-Тосэ. Не надо. Пароход гудел довольно давно. Прошло уже около двух часов. Нет, сегодня, видимо, не приедет. Скажи, чтоб не беспокоились!

О-Соно уходит.

В вечернем выпуске вчерашней газеты опять писали, правда немного, о беспорядках на шахте. (Испуганно.) Я толком не поняла, но говорят, полиция вмешалась, потому что это связано с теми событиями… Так в газете сказано.

О-Кэн. С какими событиями?

О-Тосэ. Ну как же… (Что-то шепчет О-Кэн.)

О-Кэн (пораженная). Не может быть!..

О-Тосэ. Если это окажется правдой, – что тогда?…

О-Кэн (стараясь скрыть тревогу). Нет-нет… Не может быть!

Короткая пауза.

О-Тосэ. Поэтому я и попросила брата съездить на шахту, хотя он, конечно, очень занят, ведь сейчас конец года. Родни у нас мало, вот и тебя пригласила… Хотя знаю, что тебе недосуг…

О-Кэн. Ничего, ничего, тетя. У меня же нет детей. Правда, дела – делами, но я не могу сказать, что в конце года я так же занята, как другие. Об этом вы не тревожьтесь… Тетя, все же почему вы говорите, что Ко-сан попал в какую-то дурную компанию? Я ничего не понимаю.

О-Тосэ. Подробно сама ничего не знаю. Но до меня дошли слухи, что Коити прошлой весною был на шахте. Я знала, что из-за своих взглядов он часто получал предупреждения от властей. На сей раз среди тех, кто устраивал беспорядки на шахте, называют некого Кэммоти Кэнсаку.

О-Кэн смотрит недоуменно.

Мне это имя не знакомо. Но я не могу отделаться от мысли, что это Коити. И еще вот что. (Понизив голос.) Это было, когда Коити ненадолго приезжал домой. Одного из его товарищей посадили в тюрьму, и я просто в ужас пришла от того, с кем водится мой сын. Целыми днями места себе не находила, на улицу боялась выйти, неспокойно было у меня на душе… Однажды зашла убрать комнату. На столе лежит письмо. Я решила, какой-нибудь женщине. Гляжу, имя отправителя: Кэммоти. Я удивилась, позвала Коити. Узнав, в чем дело, он поспешно вырвал у меня из рук конверт. Я еще тогда подумала: здесь что-то неладно, но не придала особого значения. А сейчас мне кажется, уж не тайную ли переписку он вел.

О-Кэн (похоже, что она о чем-то догадывается, но сказать не решается). Да, но… нет, это невозможно. Все это не имеет отношения к тому Кэммоти…

О-Тосэ (понизив голос). А мне сдается, что Кэммоти – это секретное имя моего Коити…

О-Кэн (с беспокойством). Нет, нет, не может быть!..

О-Соно (входит). О, да вы еще и не пили… Наверное, сакэ уже остыло.

О-Кэн. Увлеклись разговором… Знаете, тетя, когда я была маленькой, дядя Тосабуро так прекрасно играл на сямисэне. Помню, он учил меня «Песне о соснах»… В те времена мужчин обучали песням и танцам. [14] Сейчас все по-другому…

О-Тосэ. Да, те, кто когда-то играл на сямисэне, нынче все уже разорились.

О-Кэн. Да-да. И Тондая и Кадзия! Добрые, милые сердцу времена! Когда я слышу песни того времени, мне всегда становится грустно. (Ставит чарку и почти машинально перебирает струны сямисэна.)