Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов читать книгу онлайн
Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Пьеса привлекла внимание множества театров страны. В частности, в том же сезоне 1927/28 гг. спектакль был выпущен в казанском театре Русской драмы, где роль Петра Лямина играл М. И. Царев. В 1927 г. она была поставлена в Бакинском рабочем театре (режиссер А. А. Иванов, художник И. Я. Шлепянов).
Пьеса ставилась и на сценах других стран — в Америке, Англии, Германии и Франции. 22 ноября 1929 г. «Ржавчина» вышла к зрителям в парижском театре Авеню (постановка Н. Н. Евреинова. Перевод Вл. Л. Бинштока и Ф. Нозьера), собрав обширную прессу. Нину Верганскую играла хозяйка театра, актриса Р. Фальконетти (о спектакле см. подробнее в нашей ст.: «К истории рецепции советской драматургии в Париже в 1920–1930-е гг.» («Ржавчина» В. Киршона и А. Успенского на сцене театра Авеню) // От текста — к сцене: Российско-французские театральные взаимодействия XIX–XX веков. М.: ОГИ. 2006; а также — в ст. Балаховской Е. И. «Спектакль о советской жизни: французские критики о постановке „Ржавчины“ в театре мадемуазель Фальконетти» в том же издании).
Публикуется впервые — по машинописному экземпляру, хранящемуся в личном архиве Е. Д. Уваровой. Сверено по машинописи из фонда В. В. Шкваркина в РО ГЦТМ им. А. А. Бахрушина: Ф. 480. Оп. 2. Ед. хр. 12.
На Л. 1 — штамп ГРК от 10 февраля 1928 г.
Куплеты в пьесе, кроме пролога и финала, написаны не самим Шкваркиным, о чем сообщает помета драматурга на машинописи.
Цензурные вымарки, в том числе три, сделанные Главреперткомом (РГАЛИ. Ф. 656. Оп. 1. Ед. хр. 3136. Л. 7, 8, 10), отмечены квадратными скобками.
Пьеса под названием «Водевиль» была представлена в Мосгублит (московское отделение Главреперткома) 23 декабря 1927 г. Отзыв (похоже, писавшийся очень торопливо) заканчивался так: «Только если рассматривать весь этот театр с его идиотической художественной комиссией как явление нарицательного порядка, пьеса имеет сатирическую значимость и смысл. И когда идиот-редактор заявляет автору, что раз выводится белогвардеец и аристократ, то они должны быть скомпрометированы на все сто процентов, что пьес без революции сейчас ставить нельзя и что можно повесить портрет Жуковского, когда нужно показать кровопийца, потому что Жуковский носит белую манишку и имеет ордена, — ясно, что нужно гораздо шире раздвинуть рамки, тогда станет понятно, что здесь выпады и против цензуры, и против советской общественности.
В целом, если особенно ядовитые стрелы у автора убрать, пьесу можно разрешить под литерой „Б“». 2 января 1928 г. (РГАЛИ. Ф. Главреперткома. Ф. 656. оп. 1. Ед. хр. 3136. Л. 6–6 об.). Литера «Б» реперткомовского перечня означала «произведение, вполне идеологически приемлемое и допускаемое беспрепятственно к повсеместному исполнению».
Через несколько дней, 11 января 1928 г., из Мосгублита в ГРК отправлена служебная записка № 32648: «…Вам на согласование добавления к 4-ой картине пьесы „Водевиль“ для московского театра Сатиры. Просьба срочно дать заключение (в субботу просмотр)» (РГАЛИ. Ф. 656. Оп. 1. Ед. хр. 3136. Л. 5).
«Общий отзыв о содержании и направлении произведения» появляется на следующий же день: «Приемлемо, но два момента звучат неприятно: на стр. 1-й диалог о бодрых пьесах (намек на цензуру, требующую якобы всегда обязательно бодрый конец) и на стр. 3-й — место, где завлитчастью в театре забраковывает „Ревизора“, не зная, что он читает его. Реплики о „зубоскальстве“, об „уклонах“, „мистике“ и т. п. опять-таки звучат иронией по адресу цензуры. Высказываюсь за разрешение дополнительного текста, но с купюрами на с. 1 и 3».
Купюры театром были осуществлены.
После премьеры критик писал: «У автора — дешевые и затасканные приемы дореволюционного водевиля» (Загорский М. «Лира напрокат». Театр Сатиры // Современный театр. 1928. № 5. (31 января). Рецензент был возмущен «терпким неуважением [автора] к советскому современному театру <…> Неужели есть у нас такие театры, такие актеры, директора и завлиты? <…> Мы лучшего мнения о нашем театре». Еще один критик, ставя в пример пьесу В. Н. Билль-Белоцерковского «Луна слева», сообщал: «…смех Билль-Белоцерковского — смех организованный, а не беспорядочный, случайный и приперченный недостойным недоброжелательством, как у В. Шкваркина. <…> Нередко монтер оказывается более отличным (так! — В. Г.) драматургом, нежели присяжный театральный сочинитель. Иные советские театры ставят — и ставят с успехом — пьесы полотеров, токарей, стекломоев и даже гончаров. Таково уж наше удивительное время, и смеяться над монтером-драматургом едва ли пристойно». Вывод был суров: «Глаз у Шкваркина дурной. Он крив, он смотрит со стороны — обывательский, косой взгляд» (Ильин М. «Лира напрокат» // Новый зритель. 1928. № 5. С. 8–9). Автор одной из рецензий даже переходил к политическим обвинениям: «Лира напрокат» «противоречит ленинскому тезису о том, что каждая кухарка может управлять государством» (Жизнь искусства. 1928. № 6). Сдержанно отозвался о пьесе и спектакле Марков. Отметив, что, хотя «Лира…» намного художественно «вкуснее» прежних вещей драматурга, все же его предшественники «не труднодостижимые Гоголь и Щедрин, а скромные водевилисты Кони и Писарев…», он констатировал, что «зритель победил театр. <…> Образы <…> превратились в постоянные маски» (Марков П. А. Очерки театральной жизни. Театр о мещанстве или мещанский театр // Марков П. А. О театре: В 4 т. М.: Искусство. 1974–1976. Т. 3. 1976. С. 506–508).
Републикуется по изд.: Чижевский Дм. Сусанна Борисовна. М.: Теакинопечать. 1930. Сверено по экз.: РГАЛИ. Ф. 656. Оп. 1. Ед. хр. 3021. 63 л. Выявившиеся в результате сверки цензурные вымарки обозначены квадратными скобками.
История создания пьесы неизвестна.
Пьеса была принята ГРК и обозначена литерой «Б».
«Под знаком любви развертывается вся пьеса. <…> Комедия написана легко и в своей интриге <…> дает напряжение, обеспечивающее внимание зрителя до конца спектакля», — сообщает доброжелательный П. Урбанович в 1929 году (Репертуарный бюллетень. 1929. № 2. С. 7–8).
«Сусанна Борисовна» была принята к постановке в Театре сатиры.
В протоколе № 7 от 14 июня 1929 г. заседания художественно-репертуарной комиссии Театра сатиры отмечалось:
«Пьеса <…> по теме свежа и интересна. <…> Язык крепкий, колоритный. Большинство ролей сделано ярко, сценически выпукло. <…> Пьеса в целом является несомненной сатирой».
Рецензий на спектакль не отыскалось.
А спустя два года появляется новый отзыв о пьесе.
Если принять на веру слова его автора, рецензента ГРК, сообщающего, что в финале пьесы центральный герой, коммунист Мужичков разрывает с соблазнительницей-мещанкой Сусанной и возвращается к своей первой жене, «прошедшей с ним тяжелый жизненный путь в условиях старого режима», то это означает, что создана вторая редакция пьесы. Но, скорее, рецензент оказался не слишком внимательным читателем и желаемым образом интерпретировал открытый финал пьесы, наводящий на мысль, что победа останется за Сусанной. Интересно, что теперь возмущение рецензента вызывает сама должность героя (начальник ассенизационного обоза): то, что коммунист Мужичков предается во всеуслышание «самозабвенному пересчету вонючих показателей своей пятилетки». Приговор критика: «Пьеса не может быть рекомендована ни профессиональному, ни самодеятельному театру» (см.: Репертуарно-инструктивные письма. 1931. № 1. С. 19–20). Меняется литературный вкус эпохи, и популярные, более того, вызывавшие восхищение шутки (вроде олешинской фразы, который начинается «Зависть»: «Он поет по утрам в клозете»), связанные, как позднее сформулирует исследователь, с темой «телесного низа», теперь представляются непристойными и шокируют. В пьесах конца 1920-х гг. герой освобождается от каких-либо «материальных», органических (физиологических) свойств, в обрисовке персонажей верх берут стерильные формулировочные клише.
