Антология современной швейцарской драматургии

ЭРИКА. Я здесь оставаться не хочу.

ГЕРМАН. А чего ж ты, скажи на милость, хочешь.

ЭРИКА. Как можно скорее уехать отсюда. Спуститься в долину. И еще мне нужен врач.

ГЕРМАН. В санатории очень хороший врач.

ЭРИКА. Ехать со всеми в санаторий. Ни за что. Там я застряну.

ГЕРМАН. В понедельник вечером я еду обратно.

ЭРИКА. Вы могли бы забросить людей в санаторий, а затем доставить меня в долину.

ГЕРМАН. Надо соблюдать режим отдыха.

ЭРИКА. Исключения невозможны.

ГЕРМАН. Невозможны.

ЭРИКА. Я заплачý.

ГЕРМАН. Ты все хочешь решать с помощью денег, всегда с помощью денег. Это скверно.

ЭРИКА. Я возьму ваш автобус в аренду, а вас найму водителем.

ГЕРМАН. Даже не думай об этом.

ЭРИКА. Вы должны. Вы должны. Вы должны.

ГЕРМАН. Не должен. Не должен. Не должен.

ЭРИКА. Если в течение суток я не прибуду в Ченстохову, то буду стерта с лица земли.

ГЕРМАН. Чуть-чуть опоздаешь. Ничего страшного.

ЭРИКА. Господь, наш Бог, посылает ко мне ангела с поручением, и что ж, вы думаете, он скажет: «Ничего страшного, Эрика, я смотрю на вещи шире, приезжай, когда у тебя будет время».

ГЕРМАН. Это было бы любезно с его стороны.

ЭРИКА. Безмозглый невежда.

ГЕРМАН. Ну ты, смотри у меня.

ЭРИКА. Безмозглый узколобый невежда.

ГЕРМАН. Санаторий — это другой мир. Везде светло и очень тихо, не слышишь собственных шагов. У тебя прекратятся боли. Это я тебе обещаю. Даже господин Крамер будет спасен, а мы с тобой познакомимся чуточку ближе. В наших отношениях появилась, знаешь ли, как это называется, да, червоточинка.

ЭРИКА. Я не больна, лечиться мне не надо.

ГЕРМАН. Мы все больны. А ты особенно.

ЭРИКА. Что это за компания. Что вы за люди. Вы что-то задумали. Куда я попала. В одну из этих сект.

ГЕРМАН. Мы секта.

ЭРИКА. Вы вообще не едете в санаторий.

ГЕРМАН. А куда же еще.

ЭРИКА. Вы хотите рухнуть вместе с автобусом в пропасть. Не так ли. Это и есть то спасение, о котором говорил господин Крамер. Туда же и Карл со своей безвыходной ситуацией. Вы хотите убиться. И поэтому не хотели, чтоб я была с вами. Но теперь.

ГЕРМАН (кричит). Жасмин. Жасмин. Подойди ко мне. Прошу тебя.

ЖАСМИН (подходит к водителю). Сколько можно ждать, Герман.

ГЕРМАН. Смех, да и только, послушай. Она думает, что мы сектанты.

ЖАСМИН. Мы сектанты.

ГЕРМАН. Да, мы. Ты и я, и рыльник копченый, и Крамер, и Толстуха. И что мы едем не в санаторий.

ЖАСМИН. А куда же.

ГЕРМАН. Летим в пропасть вместе с моим Германом.

ЖАСМИН. И для чего же.

ГЕРМАН. Чтоб умереть.

ЖАСМИН. Забавно.

ГЕРМАН. А ты не улыбаешься.

ЖАСМИН. Улыбаюсь, еще как улыбаюсь.

ГЕРМАН. У съезда к санаторию есть чудное местечко. Я частенько о нем думал. Запоздай я там чуть-чуть с поворотом руля, ха, и мой Герман сперва пробьет старое ржавое ограждение, а потом мы полетим вдоль склона вниз, как минимум триста метров свободного падения над верхушками елок, мимо старой дороги через перевал, пока не врежемся в дно реки. Вух!

ЭРИКА. Боже упаси.

ЖАСМИН. Что с ней. Почему она так побледнела.

ГЕРМАН. Действительно. Бледна как мел.

ЖАСМИН. Она тебе верит. Ей не хочется умирать.

ГЕРМАН. Я же тебе говорил, Жасмин. И последняя дворняга боится смерти. Хоть крещеная, хоть некрещеная.

ЭРИКА. Я не хочу иметь с вами дела. Отпустите меня.

ЖАСМИН. Ты в нашей компании.

ЭРИКА. Мое время еще не истекло.

ЖАСМИН. Откуда тебе это известно.

ЭРИКА. Я это чувствую.

ЖАСМИН. Она боится. Действительно боится.

ГЕРМАН. Вот теперь ты улыбаешься.

ЖАСМИН. Чего она только не рассказывала о жизни на том свете и в вечности. Здесь мы, мол, только проездом. Право оказаться в царстве небесном должны заслужить. Я поверила. И верила в это целых полдня. Страх смерти — это, дескать, все суета. Лучше сразу готовиться к вечной жизни. В небесах над людьми будет вершиться суд, и на коленях у Бога будут сидеть только праведники. Такой чушью она, видно, и гонит от себя страх смерти. Так я думала. При одной мысли об этом ящике у меня зуб на зуб не попадает. Как представлю, что лежу в гробу, одетая в саван, — ужас. Лежу-то неухоженная. А потом весь этот тлен. Всю жизнь стараешься не потерять форму. А в итоге превращаешься в серую слизь.

ГЕРМАН. А что происходит с неправедными.

ЭРИКА. Их отделяют от стада, обрекая влачить существование без любви и надежды, веки вечные, и страданиям их не будет конца.

ГЕРМАН. К кому относишься ты, Жасмин.

ЖАСМИН. К праведникам.

ГЕРМАН. Ну нет. Ты мне нравишься, но ты хитрая, коварная, корыстная. Скорее даже алчная.

КРАМЕР (кричит из автобуса). МОЙ РОТ ПОЛОН СОЛИ. ГЛАЗА МОИ ИССОХЛИ. Я ВИЖУ, КАК КОЖА МОЯ ЧЕРНЕЕТ. ДАЙТЕ МНЕ ПИТЬ. ХОРОШО БЫ ЧАЮ. ДАЙТЕ МНЕ ПИТЬ.

ГЕРМАН. Наконец меня осенило. Ай молодца! Решение-то просто, как дважды два. Никто же не знает, что ты села в мой автобус, так ведь.

ЭРИКА. Пожалуй, что так.

ГЕРМАН. Люди думают, что ты в Ченстохове.

ЭРИКА. Ну да.

ГЕРМАН. И никто тебя не видел.

ЭРИКА. Не знаю.

ГЕРМАН. Тебя нам подарили. И ты для нас, так сказать, подаренная душа. Никому и в голову не придет, что ты обретаешься здесь. У нас тебя искать не будут.

ЭРИКА. Антон знает, где я.

ГЕРМАН. Правильно. Антон знает. Но Антон не человек. Антон — пьяница. У него видения. Ясно, что свидетелем он быть не может. Ты должна понять, что при таких обстоятельствах я подумываю положить этому делу конец, зайти с тобой за елку, подобрать сук поувесистей и, как это называется, да, укокошить тебя. Люди ведь поймут, Жасмин, что такая мысль приходит как бы сама собой. Или я ошибаюсь.

ЖАСМИН. Поймут, конечно, поймут.

ЭРИКА. Вы шутите.

ГЕРМАН. Люблю пошутить. А значит, и посмеяться.

ЭРИКА. Не можете же вы просто взять и убить меня.

ГЕРМАН. Еще как можем. Ведь нам не надо опасаться никакого наказания. Мы, люди, добрые, потому что боимся наказания. А в данном случае наказание нам не грозит. Вот и выкопаем для тебя ямку. Это же логично, как ты считаешь, Жасмин.

ЖАСМИН. Твоя идея не лишена остроумия.

ГЕРМАН. Крамеру, например, этой развалине, этому зловонному полутрупу, я бы давно свернул шею. Но мы забрали его в доме для престарелых, и сестры меня там видели. И врач тоже. А потому я не могу выбросить из автобуса эту трухлявую колоду. С тобой дело обстоит иначе.

ЭРИКА. Ваша совесть не допустит этого.

ГЕРМАН. Не думаю.

ЭРИКА. У вас же есть совесть.

ГЕРМАН. Так что достаю веревку, довольно тонкую. И мы едем дальше, поднимаемся все выше и выше, и там я вырою тебе ямку. Красивую такую ямку. Нельзя же стоять у природы на пути.

АНТОН (подходит к Герману). Вошло четыреста двадцать литров. Большое спасибо. Не дизель, а бальзам на душу. Побольше бы таких клиентов.

ГЕРМАН. С такими, как ты, не хочется иметь дело. Сидишь у своей заправки, как жерлянка в яме. Не каждый рискнет подъехать. Люди проезжают мимо. И знаешь почему.

АНТОН. Скажи.

ГЕРМАН. Их мучит совесть. Из-за того, что они не заправлялись у тебя раньше. Ты оказался в жалком положении, и они винят себя за это.