Алешкина любовь. Простая история.

— Это я, мамань… Спи! — Сашка постояла на всякий случай около печки, а потом прошла в другую половину.

Иван стоял около кровати, заложив руки в карманы полушубка. Сашка подошла к нему, сняла с него шапку, провела рукой по волосам и, привстав на цыпочки, прижалась щекой к его щеке. Иван даже рук из карманов не вынул.

Утро. Василиса метет веником пол. Вдруг ей попался на глаза окурок. Она снова полезла веником под кровать и вымела второй.

В это время Сашка вошла в избу с двумя ведрами. Она поспешно бросилась на другую половину и стала отнимать веник у матери.

— Ну зачем? Я же говорила, что сама приберу, — с невольной досадой воскликнула она. — Ставь лучше самовар, тороплюсь я!

Василиса молча ушла. Сашка поспешно полезла веником под кровать — там было чисто. Она огляделась — окурков нигде не было видно. Она медленно распрямилась и вышла к матери.

Та с горестным лицом сидела на лавке, уронив руки на колени, и смотрела в одну точку, задумавшись о чем-то… Потом подняла взгляд на Сашку. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Сашка опустила глаза. Она ждала, чтоб мать первая начала разговор, и лицо ее выражало упрямство.

Василиса вздохнула и спросила:

— Ты машиной поедешь или лошадь возьмешь?

— Машиной, машиной, — заторопилась Сашка обрадовано. — Вот только не знаю, брать ли тулуп? Вроде не шибко холодно…

— Бери, бери, — вздохнула мать и отвернулась.

И Сашка опять померкла лицом и тихо ушла к себе. Там, подойдя к комоду, она взяла фотографию и долго, сдвинув на лбу складки, смотрела на нее.

На фотографии была она сама — молодая, с косами вокруг головы, в белом подвенечном платье, а рядом с ней, чинно держа ее под руку, стоял рослый кудрявый парень с чуточку напряженным, но счастливым лицом.

Грузовая машина останавливается на небольшой площади перед двухэтажным особнячком старой постройки. Это здание райкома.

Тут стоят машины — легковые и грузовые, «газики» и «победы», а чуть поодаль, у коновязи, сани — тоже разные, и все это символизирует собой самое различное положение колхозов в районе…

Сашка расплачивается с шофером и скрывается в дверях.

И вот она сидит перед Лукашовым в комнате, где кроме него сидят еще несколько инструкторов, и, прижав руки к груди, умоляет его:

— Мы бы рады выдать аванс — нечем. И кроме как с фермы нет у нас других путей-возможностей, чтобы деньги добыть. А с соломы много ли молока надоишь. Концентрат нужен!..

— Всем нужен. Все едут ко мне, будто у меня склад, — сердится Лукашов.

— Значит, не дадите? — угрожающе спрашивает Сашка.

— Не могу. Я не распоряжаюсь концентратами.

— Ну тогда везите к нам нового председателя! — взрывается Сашка. — А я в эти игрушки не желаю играть! Небось когда уговаривали, сулились помогать, а теперь по первому же разу от ворот поворот?

— А я, между прочим, вас не уговаривал, — холодно прищурился Лукашов. — Это была инициатива Данилова, вот и обращайтесь к нему…

— А он может? — встрепенулась Сашка.

Лукашов невольно улыбнулся такому мгновенному переходу от гнева к деловитости..

— Попробуйте. Сами понимаете, он — хозяин всему.

— Ага… Ну спасибо, — поднялась Сашка.

— Не за что.

— Ну все же… За совет… Тогда, значит, до свиданьица, — вручила ему Сашка руку лодочкой.

Она выходит и, пройдя по коридору, входит в приемную Данилова. Тут уже сидят в ожидании несколько человек. Секретарь Данилова, молодой худощавый человек в очках, очень вежливый и серьезный, предупредительно встает ей навстречу.

— Вы к товарищу Данилову? По какому вопросу?

— По вопросу кормов, — несколько оробев, отвечает Сашка, оглядывая строгую обстановку.

— Ваша фамилия? Откуда?

— Потапова. Из колхоза «Заря».

Секретарь, что-то чиркнув в блокноте, показал на стул:

— Садитесь, пожалуйста. Вам придется немного подождать, Андрей Егорович занят.

Сашка послушно села, поджав ноги в валенках под стул. Снова огляделась вокруг, вздохнула, уселась поудобней.

Стенные часы пробили половину шестого, потом половину седьмого.

Сашка снова вздохнула и, рассеянно сунув руку в карман жакетки, вытащила завалившееся подсолнечное семечко и машинально кинула в рот.

В строгой тишине послышался звонкий хруст. Все головы мгновенно повернулись к ней, Саша мучительно покраснела и замерла. Потом искоса поглядела на соседей. Те иронически переглянулись между собой.

И тогда она медленно стала наливаться злостью. Потом решительно подошла к секретарю.

— Послушай, мил человек, — недобрым голосом сказала она, — я ведь домой опоздаю.

Секретарь изобразил сочувствие на лице и развел руками.

— Обратно же, лошадь меня на улице дожидается, — как бы задумчиво добавила она. — А скотина не человек, ей не объяснишь, что заседание, оно терпения требует. А много ли там заседает народу? — вдруг спросила она, кивая на дверь.

— Какое это имеет значение? — невольно улыбнулся секретарь. — Ну а если много?

— Ну, коль много, то от лишнего человека, я думаю, худа не будет, — рассудительно заметила Сашка и не спеша двинулась к дверям кабинета.

Секретарь на мгновение оторопел, а потом кинулся за ней.

— Постойте! Так нельзя, я вас не пущу!

Сашка окинула взглядом с ног до головы его тщедушную фигурку…

— Ты бы, миленький, не вязался со мной. Все равно ведь не сладишь, — и она без труда отстранила его от двери.

— Безобразие! — вскочил пожилой лысый человек с портфелем. — Все равно я — первый!

— Ты — первый? — презрительно на него Сашка. — Непохож!

Она взялась за ручку двери, но тут ее схватили за руку секретарь и лысый.

— Нельзя!

— Не безобразничайте, гражданка!

— Ай-яй-яй! — покачала сокрушенно головой Сашка, — Вроде культурные люди с виду, а позволяете себе хватать женщину руками! А ну, брысь! — рявкнула она, и оба невольно отшатнулись от нее, а она, не мешкая, проскользнула в кабинет.

В кабинете было сильно накурено и кроме Данилова находилось еще человек восемь мужчин. Склонившись над столом, они рассматривали какой-то макет.

Сашка вначале остановилась у дверей, заробев. Но стоило вошедшему следом секретарю зашипеть: «Выйдите, я вас прошу! Вы же видите — заняты люди…» — как она, отмахнувшись от него, стала бочком продвигаться к столу.

— Что у вас? — поднял голову Данилов, — Подождите немного.

— Не могу я ждать, товарищ Данилов! — затараторила Сашка. — На поезд я опоздаю. А у меня там лошадь осталась. А эти черти…

— Подождите, подождите! Какая лошадь, какие черти? — поморщился Данилов, еще не узнавая ее.

— Вы не узнаете меня? Я Потапова, из «Зари», помните? Вы у нас были недавно…

— А-а, — заулыбался Данилов. — Простите. Как же, как же, я вас очень хорошо запомнил. Так что же у вас случилось?

— Беда! Совсем кормить нечем скотину. Солома и та скоро кончится. Я к вам за концентратом.

Данилов нахмурился, потом вдруг улыбнулся слегка и развел руками.

— А у меня ведь нет ничего. Вот к Ивану Ивановичу обращайтесь, — показал он на полного круглого человека во френче. — Все в его руках.

Сашка недоверчиво посмотрела на Данилова, потом обернулась к толстяку:

— Так как же будет, товарищ дорогой? Мне без концентрата никак возвертаться нельзя. Понимаете, это, можно сказать, мое самое первое дело…

— Нет у меня концентрата. Кончился. Разобрали весь, — сухо ответил толстяк, с неудовольствием покосившись на Данилова, и забарабанил пальцами по столу. — Извините, мы заняты. Продолжим, товарищи?

Сашка растерянно посмотрела на Данилова. Тот слегка развел руками, однако в глазах его светилось лукавство. Сашка, уловив это, снова обернулась к толстяку.

— Точно говорите, что нет?

— Я же вам, кажется, ясно сказал — нет! — уже раздраженно ответил тот.

— А партийное слово можете дать? — прищурилась Сашка.