Любовь под вязами (Eugene ONeill. Desire Under the Elms)

Эбин (вскакивает, бежит в дом. Ворвавшись на кухню, подбегает к Абби, падает перед ней на колени). Прости меня! Прости!

Абби (радостно). Эбин! (Целует его и прижимает его голову к своей груди.)

Эбин. Я люблю тебя! Прости меня!

Абби (наклоняется, исступленно целует его). За эти твои слова я готова все тебе простить.

Эбин (в отчаянии). Но я сказал шерифу. Он придет за тобой.

Абби. Теперь мне ничего не страшно.

Эбин. Он еще спал, я разбудил его и рассказал. Он ответил: "Подожди во дворе, я оденусь". Я ждал, а сам все думал о тебе, сердце разрывалось! Я понял, что люблю тебя. Я всегда буду любить.

Абби (гладит его по голове; нежно). Глупый…

Эбин. Я бросился назад. Через поля и леса… и думал… Абби, у нас еще есть время. Мы успеем скрыться…

Абби (отрицательно качает головой). Нет, Эбин. Я приму наказание. Мне надо расплачиваться за грех.

Эбин. Тогда пусть поплачусь и я.

Абби. Но ты ничего худого не сделал.

Эбин. Это я подсказал тебе… Я хотел, чтобы он умер… Я надоумил…

Абби. Нет, Эбин. Я все сделала одна.

Эбин. Я виновен так же, как и ты. Если бы мы не согрешили…

Абби (подняв голову, как бы бросая вызов богу). Я не считаю это грехом. Я даже не прошу тебя, господи, простить мне это.

Эбин. Я тоже… Но наш общий грех привел к убийству. Значит, и я виновен. Я так и скажу шерифу. А если ты станешь отрицать, я скажу, что мы вдвоем замыслили убийство, и мне поверят, потому что все они подозревали нас, и это им покажется правдоподобным. Да и на самом деле — я надоумил тебя.

Абби (склонив голову на его грудь; рыдая). Нет. Я не хочу, чтоб ты страдал!

Эбин. Я тоже должен расплачиваться за грех. Оставшись на свободе, я буду мучиться больше. Если даже я уеду на Запад, — я буду думать о тебе день и ночь и мучиться. Разве я могу жить и сознавать (понизив голос), что ты… мертва, — разве я могу? В неволе и в смерти, в раю, в аду — только с тобой. (Смотрит ей в глаза, старается улыбнуться.) Если я разделю с тобой наказание, я не буду чувствовать себя одиноким.

Абби (без прежней настойчивости). Я не могу тебе позволить, Эбин. Не могу!

Эбин (целует ее; с нежностью). Этим ты себе не поможешь. На этот раз я победил тебя.

Абби (со слабой улыбкой, очень нежно.) Я и не хотела тебя побеждать.

Эбин (прислушиваясь). Слышишь? Шаги… За нами пришли.

Абби. Нет, эти шаги уж я-то знаю. Не отвечай ему, что бы он ни говорил. Не связывайся с ним. Я тоже буду молчать.

Входит Кэбот. Он очень возбужден. Эбин продолжает стоять на коленях перед Абби, она обняла его, они неподвижны.

Кэбот (молча смотрит на них, затем мстительно). Недурная парочка убийц. Воркуете? Вас надо повесить на одном суку и оставить висеть и в жар и в холод — в назидание таким старым дуракам, вроде меня, за стремление вырваться из своего одиночества. И в назидание молодым дуракам, чтобы они не давали воли своей похоти. (Пауза. Лицо становится напряженным, глаза начинают бегать. Выглядит несколько ненормальным.) Не работается мне что-то сегодня. Интерес пропал. Я решил покинуть ферму. Ну ее к черту! Выгнал коров в лес, на волю — пусть гуляют. Их освободил и сам освободился. Сегодня же уйду отсюда. Подожгу, дом и буду смотреть, как он горит… Только пепел и останется. А поля — богу, чтоб никто и никогда не притронулся к ним. Сам уеду в Калифорнию — к Симеону и Питеру. Они хоть и дураки, но они мои сыновья, — Кэботы все вместе найдут сокровища Соломоновы. (Дурачась.) У-оп! Уходя, что ж они пели? А… "О Калифорния", — кажется, так? Я поплыву в Калифорнию на лучшем корабле. У меня есть деньги! (Становится на колени, поднимает половицу, под которой когда-то спрятал деньги.) Вы бы их давно украли, если бы знали, где они. А они — здесь. (Шарит рукой, не находит, шарит вновь. Наступает мертвая тишина. Садится на пол, смотрит на Эбина мутными, как у мертвой рыбы, глазами, хватает ртом воздух, вот-вот лишится сознания, делает несколько судорожных вдохов — выдавливает наконец улыбку.) Так, значит, ты их все же украл?

Эбин (спокойно). На эти деньги я откупил их долю в ферме, оплатил проезд в Калифорнию.

Кэбот (язвительно). Ха! (Начинает приходить в себя. Медленно поднимается на ноги.) Это бог им отдал деньги — не ты. Может, на Западе и легко добыть золото, но это не божье золото. Оно не для меня. Я вновь слышу его голос. Опять говорит мне — быть твердым и оставаться здесь. Он велел тебе украсть деньги, он уберег меня от соблазна. Здесь — я под защитой его. (Пауза. С грустью.) Так одинок я еще никогда не был, и я стар, боже! (Ожесточаясь.) Что вы от меня хотите? А разве бог не одинок? Разве он не жесток? (Умолкает.)

Слева появляется Шериф и с ним еще двое. Все трое осторожно подходят к двери. Шериф стучит в дверь прикладом пистолета.

Шериф. Именем закона — откройте!

Кэбот. Они пришли за вами. (Выходит открыть дверь.) Входи, Джим. Они здесь, Джим, в целости-невредимости.

Шериф переступает порог кухни, остальные двое остаются стоять в дверях.

Эбин (вдруг кричит). Я солгал, Джим! Я помогал ей, мы — вместе… Забирай и меня!

Абби (порывисто). Нет!..

Кэбот. Заберите обоих. (С завистью и почти восхищенно, Эбину.) Молодец. Это достойно мужчины. (Пауза.) Я пойду. Пока еще можно собрать коров, они не ушли далеко. Прощайте.

Эбин. Прощай.

Абби. Прощай.

Кэбот выходит из кухни, спускается во двор и направляется к коровнику. Плечи его расправлены, лицо окаменело, он ступает медленно и тяжело.

Шериф (несколько растерянно). Надо идти, пожалуй.

Абби. Подождите. (Поворачивается к Эбину.) Я люблю тебя, Эбин.

Эбин. Я люблю тебя, Абби.

Они целуются. Трое мужчин смущенно улыбаются, переступая с ноги на ногу. (Кивнув головой шерифу.) Теперь пошли. (Берет Абби за руку и вместе с ней — рука в руке — выходит из кухни.) Мужчины следуют за ними. (Спустившись во двор, останавливается у ворот и, прежде чем уйти, смотрит на небо.) Солнце всходит. До чего красиво! Правда?

Абби. Да.

Оба благоговейно и восхищенно смотрят на небо, уже отрешенные от всего земного, от всех обид и страданий.

Шериф (оглянувшись, смотрит на дом; своим спутникам). Прекрасная ферма, что и говорить! Ферма — что надо. Не отказался бы от нее.

Занавес

1924