Кориолан

Входит Кориолан в одежде смирения и Менений.

А вот и он сам идет в одежде смирения. Примечайте получше, как он себя с нами держать станет. Толпиться нам всем ни к чему: будем подходить к тому месту, где он стоит, по одному, по двое, по трое. Пусть каждого поодиночке попросит, чтобы каждому выпала честь собственный голос собственным языком отдать. Идите-ка за мной: я вам покажу, как мимо него проходить надо.

Согласны, согласны.

Горожане уходят.

Нет, ты неправ: блюли обычай этот

Достойнейшие люди.

Что сказать мне?

«Мой друг…» Чума тебя возьми! Никак

На нужный лад язык я не настрою.

"Взгляни, вот раны, друг! Служа отчизне,

Я получил их в час, когда, как стадо,

Твои собратья с ревом удирали

От грохота своих же барабанов!"

О небо! Нет, не так. Проси их вспомнить

Твои заслуги.

Их? Мои заслуги?

К чертям! Пусть лучше обо мне забудут,

Как и о добродетели, которой

Жрецы их тщетно учат.

Ты упрямством

Испортишь все. Ну, я пойду. Прошу,

Будь с ними поприветливей.

Сначала

Пусть зубы вычистят себе и рожи

Умоют.

Входят двое горожан.

Вот подходят сразу двое.

Входит третий горожанин.

Вы, конечно, знаете, почему я здесь стою.

Знаем, знаем. А все-таки ответь, что же тебя сюда привело?

Мои собственные заслуги.

Твои собственные заслуги?

Да, но пришел-то я сюда не по собственной воле.

Как — не по собственной воле?

По собственной воле я никогда бы не стал у нищего милостыню клянчить.

Ты все-таки помни, что если мы тебе что-нибудь даем, то и от тебя кое-что надеемся получить.

Вот и хорошо. Тогда скажи напрямик: в какой цене у вас должность консула.

Цена ее — дружеская просьба.

Дружеская? Изволь. Отдай мне свой голос, приятель. А я тебе покажу свои раны, когда мы будем наедине.

(Второму горожанину.) И ты, приятель, дай мне свой голос. Что скажешь?

Он твой, доблестный воин.

Что ж, по рукам! Вот я и выпросил себе два достойных голоса. Благодарю за подаяние. Прощайте.

Как-то странно все это.

Если б снова пришлось… Ну, сделанного не воротишь.

Три горожанинауходят.

Входят два других горожанина.

Если вы настроены так, чтоб я был консулом, отдайте мне ваши голоса. Вы же видите: я одет, как полагается по обычаю.

Ты честно служил отечеству, но служба твоя не была честной.

Это что, загадка?

Для его врагов ты был бичом, а для его друзей — скорпионом: ты никогда не любил простого народа.

Значит, ты должен еще больше ценить меня за то, что я не якшался запросто с кем попало. Впрочем, я готов льстить моему названому братцу — народу, чтобы снискать его драгоценное уважение, раз он согласен его оказывать только на таком условии. Если мудрому народу милей согнутая спина, чем прямое сердце, что ж, я выучусь кланяться пониже и корчить сладкие рожи на манер тех, к кому он благоволит; словом, буду прислуживаться ко встречному и поперечному. Поэтому прошу вас: изберите меня консулом.

Мы надеемся, что ты станешь нам другом, и охотно отдаем тебе голоса.

К тому же ты получил много ран, сражаясь за отечество.

Раз ты про них знаешь, я их показывать не буду. Я очень ценю ваши голоса и поэтому не смею их больше утруждать.

От всей души желаем: да пошлют тебе боги счастье!

Уходят.

О, как их голоса отрадны мне!

Нет, лучше голодать, издохнуть лучше,

Чем клянчить то, что заслужил по праву.

Зачем прошу я, стоя здесь в лохмотьях,

У Дика с Хобом голосов ненужных? 7

Да потому, что так велит обычай!

Но повинуйся мы ему во всем,

Никто не стал бы пыль веков стирать

И горы заблуждений под собою

Похоронили б истину. Не лучше ль,

Чем роль шута играть, отдать и должность

И честь тому, кто ради них все стерпит?

Нет, раз я вынес половину срама,

То и другую вынесу упрямо!

Входят еще трое горожан.