Плакат в окне Сиднея Брустайна

Айрис. А как ты думаешь — конечно!

Мэвис (приложив кончики пальцев к глазам). Бедняжка. Благодарю судьбу, что папа пе дожил…

Айрис. Не надо, Мэвис. Сегодня я не желаю обсуждать эту проблему. У Глории, как говорится, своя жизнь, у нас своя. (Уходит в спальню.)

Мэвис. Она скоро приедет?

Айрис. Ничего об этом не пишет. (Снова появляется.)

Мэвис. Когда?

Айрис. Мэв, тебе не надоело? Она все равно не захочет тебя видеть. Зачем ей слушать твои нотации?

Мэвис. Ты, конечно, не читаешь нотаций.

Айрис (наливая себе выпить). Мэвис, тебе за Сиднея надо было бы выйти замуж, не будь ты самой ярой антисемиткой в мире. Что ты, что он — к каждой бочке затычка.

Мэвис. Оставь свои шуточки, и вообще я тебе сотый раз повторяю* никакая я не антисемитка, (быстро) Сидней, ты ведь не считаешь меня антисемиткой, правда?

Айрис. А ты забыла, как тебя чуть удар не хватил, когда мы поженились? Ты даже начала брать сеансы психоанализа, а это значит, что либо ты безумно любишь меня, либо безумно ненавидишь евреев — выбирай!

Мэвис (сверля сестру гневным взглядом). Ну, знаешь, Айрис, иногда ты… (Пауза.) Она не пишет. Может быть, ей что-нибудь нужно?

Айрис. Да ничего ей не нужно. Она как сыр в масле катается. Нам бы так! (Подмигивая.) Вот приедет, мы с ней вместе подзаработаем.

Мэвис. Айрис, у тебя грязные мысли.

Айрис. Да, моя сестра дорогая кокотка, модная шлюха — ну и что? Она загребает не одну тысячу в год, да еще не платит налогов, у нее своя жизнь — и что? (Она пожимает плечами, в полнейшей уверенности, что ее вины тут нет.)

Мэвис (с укором). Ведь это твоя младшая сестра — как ты можешь так говорить?

Айрис. Да ну тебя с твоей пуританской моралью. Такие вещи меня не волнуют.

Мэвис (уставившись на сестру). А что тебя волнует?

Айрис. По чести сказать, в нашем обществе, которое подавляет сексуальную свободу…

Сидней (выведенный из себя, взрывается). Да замолчи же в конце концов! Терпеть не могу, когда ты, толком не разобравшись, повторяешь болтовню всяких свихнувшихся на сексе кретинов, даже не поняв, что к чему!

Айрис (возмущенная до глубины души). Позволь мне иметь собственное мнение!

Сидней (жестко). Нет, не позволю! Не позволю, потому что это мнение основано на высокомерном невежестве.

Айрис. Уж ты-то помолчал бы. Ты же последний из викторианцев.

Сидней. Неужели? Слишком много чести старухе Виктории. Если викторианцы вообще во что-то верили, так только в то, что обществу нужны шлюхи. Они, радость моя, были отнюдь не против «греха». Они только требовали, чтобы сохранялась видимость добродетели.

Мэвис. Придумают же, о чем говорить!

Айрис. Все равно паше общество подавляет сексуальную…

Сидней. Послушай, Айрис, дорогая… (В отчаянии хватается за голову, хочет, чтоб его поняли.) Как бы тебе объяснить в присутствии Мэвис.

Мэвис кидает на него обиженный взгляд.

Виктория давно умерла, сейчас совсем не трудно позабавиться… ты меня понимаешь… с какой-нибудь приятельницей и не нужно бежать к проституткам. Поняла? А те, кто бегает, отнюдь не совершают сексуальной революции, которую ты так приветствуешь. Им кажется, будто они бросают вызов условностям — на самом же деле они недалеко ушли от дремучего средневековья! А вообще-то, должны же существовать какие-то человеческие отношения, не захватанные грязными лапами коммерции, как ты думаешь?

Айрис. Ничего не думаю. Мне безразлично— вот и все.

Мэвис. Сидней, Глория просто больна. Она не плохая, она очень и очень больна.

Айрис. Она даже берет сеансы психоанализа, если хотите знать!

Сидней и Мэвис оборачиваются, пристально смотрят на нее, он — торжествующе, она — в растерянности.

Говорит, что помогает…

Сидней (искоса кинув взгляд на Мэвис, обращается к жене, терзая ее, как кошка мышь). Айрис, что же ты пе объявишь Мэвис новость?

Мэвис (Сиднею). Новость? Какую?

Айрис (мужу). Вот болтун!

Мэвис (оборачивается к сестре). Что случилось?

Айрис (помолчав). Один наш знакомый хочет жениться на Глории.

Мэвис (прикрыв глаза, откидывается назад, словно наконец-то всевышний внял ее молитвам). Дай ему бог здоровья! (Открывает глаза.) А кто он такой? (Обеспокоенно, Сиднею.) Кто-нибудь из твоих дружков? (Тот кивает, Мэвис придирчиво к Айрис.) А чем он занимается?

Сидней (сдерживая смех). Если уж начистоту — служит в книжной лавке.

Мэвис. Где-где?

Сидней. В книжной лавке, говорю. Несколько часов в день. (Развеселившись.) Ну и, кроме того, был коммунистом.

Свояченица воззрилась на него, раскрыв рот, потом переводит взгляд на сестру и делает шумный выдох, как бы показывая, что в этом доме можно ожидать чего угодно.

Ничего страшного, Мэв. Это особый тип красного.

Мэвис. А он знает… э…

Сидней. Чем Глория зарабатывает на жизнь? Нет. Она ему сказала, что она манекенщица.

Мэвис (с надеждой). Послушай, ведь эти люди… я имею в виду коммунисты и прочие… они, наверно, свободно смотрят на некоторые вещи… (Жалобно.) Как ты думаешь, Сид?

Сидней. Как сказать… Есть эти люди, а есть еще и те люди.

Мэвис. А он красивый? Ну, а Глория?.. Она-то как?

Сидней (намеренно продлевая удовольствие, которое доставляет ему эта игра). Так себе…

Мэвис. Я знала, что этот кошмар должен кончиться… Просто так получилось, и все… В наши дни… Так уж устроен…

Сидней. Он еще и негр, Мэвис.

Мэвис. …мир. Люди пе могут преодолеть… (низким, грудным голосом) Кто негр?

Сидней (не спеша). Коммунист — негр, то есть он больше не коммунист… Но он негр.

Мэвис (открыв рот, переводит взгляд с одного на другого). И вы… (Молча вертит головой.) И вы… (собравшись наконец с духом, подходит к Сиднею) так спокойно об этом говорите?

Сидней (грозя ей пальцем). Мэвис, мы живем в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, не забудь. «Неприсоединившиеся нации», «Свободный мир»… Можно подумать, что ты отстала от жизни.

Мэвис. Мне кажется, ни черта тут смешного нет. (Снова смотрит то на Сиднея, то на сестру.) За кого же вы Глорию принимаете? (Не понимая двусмысленности вопроса.) Если это одна из ваших богемных штучек, то знайте: не умно и не остроумно. Да уж лучше ей…

Сидней (заканчивает за нее фразу). …идти с любым прохвостом, который к субботе сэкономит сотню?

Они в упор смотрят друг на друга.

Мэвис. Но есть же другие мужчины! Насколько мне помнится, на белом свете не так уж мало нормальных, порядочных, красивых мужчин с белой кожей, которым хочется взять в жены нормальную белую женщину…

В это время сверху на лестнице спускается Дэвид Реджин, живущий в квартире над Брустайнами Он распахивает дверь и входит — худой, порывистый молодой человек с несколько искусственными манерами, небрежно одетый, как того требует последняя мода. Искусственность заключается в том, что он подделывается под грубость, хотя отнюдь не всегда

Айрис. А, Дэвид, привет! Познакомься с моей сестрой, миссис Брайсон. Мэвис. Здравствуйте.