Возможности. Пьеса в десяти сценах

Юдифь. Ненавижу подобные удовольствия.

Женщина. Послушай, я здесь не для того, чтобы меня угощали подобными…

Служанка. Заткнись. Она рассказывает именно тебе.

Женщина (после паузы). И тебе тоже.

Юдифь (после паузы). Мне было тогда все равно — убей он моего отца, разбей головы детям, покори хоть весь Израиль…

Женщина. Ты потеряла рассудок. Что, по-моему, еще больше увеличивает в цене твой подвиг. Высшее напряжение воли, триумф патриотического чувства, квинтэссенция трагедии. Пойдем в город, и ты всем расскажешь об этом. Я буду рядом с тобой. (С улыбкой.) Юдифь! (Протягивает ей руку.) Моя дорогая!

^{Юдифь выхватывает из-под одежды кинжал и отсекает ей руку.}

Служанка. О! Ты это сделала!

Женщина. А-а!

Служанка. Ты все-таки сделала это.

Юдифь. Я отсекла жест любви и доверия. Предала, наконец-то предала.

Женщина. Скорее, отведи меня к ортопеду.

^{Служанка подхватывает ее и выводит.}

Рука!

^{Служанка возвращается, поднимает отрубленную руку, заворачивает ее в кусок ткани и убегает.}

Философски настроенный лейтенант и три деревенские женщины

^{Жаркий летний полдень. Лейтенант сидит в шезлонге с закрытыми глазами. Входят три деревенские женщины в местной крестьянской одежде. Опускаются перед ним на колени.}

Лейтенант (не открывая глаз). Я знаю, что вы здесь — встали на колени, уткнулись лбами в грязную землю, не обращая внимания, что пачкаете одежду: она уже в пыли и потемнела от грязи. А ведь утром вы достали ее из сундуков, постирали и выгладили, набрали цветов на склоне холма и пришли сюда. Со дня ваших свадеб вы не выглядели такими чистыми и аккуратными. (Открывает глаза.) Это что: ваши национальные костюмы? Я и не знал, что крестьянки здесь так одеваются. Встаньте. Я лейтенант артиллерии, а не Бог. Хотя, в глубине души, и мог бы считать себя таковым по причинам, которые вас не касаются.

^{Женщины поднимаются с колен.}

Я собираюсь уничтожить вашу деревню. И все девственницы на свете, все нижние юбки, вместе взятые, — как бы прекрасно они ни были вышиты, — не помешают мне сделать это. Однако вы можете просить. Я не настолько бессердечен, чтобы запретить вам умолять меня. Хотя не изменю свое решение ни на йоту.

Первая женщина. Мой первый ребенок — слеп от рождения. Не знаю, за какой грех Бог так покарал меня. Здесь он управляется со скотиной. Ей нравится его голос. Животные жалеют его и дают больше молока, когда доит их именно он. Если деревня будет уничтожена, он станет бродягой, свалится в канаву и убьется.

Лейтенант. Напротив. Гибель деревни станет для него началом новой жизни. Судя по твоим описаниям, он обладает редким даром, который высоко оценит любой крестьянин. Здесь же, в глуши, где он торчит только в угоду твоей жалости, его дар пропадает впустую. Своей добротой ты только губишь его. Ты об этом не думала? Поэтому первый выстрел с батареи будет означать освобождение слепого пастушка. Если, как ты уверяешь, у него такая власть над животными, они помогут ему выбраться из любой канавы.

Вторая женщина. Очевидно, что жалостью тебя не проймешь. Поэтому я не стану ни перечислять всех увечных и больных нашей деревни, ни рассказывать о том, какой это тяжкий труд — собирать хворост, рыть колодец или канаву, чтобы дожди не заливали нашу главную улицу. Не буду описывать, сколько труда надо затратить женщинам, чтобы украсить церковь к празднику, или мужчинам — на резьбу алтаря в ней. Не упомяну и о трудностях с постройкой нашей маленькой тюрьмы. Потому что все это оставит тебя равнодушным. Добавлю лишь одно: если ты и вправду считаешь себя Богом — а для нас сейчас ты таковым и являешься, невзирая на свою отвратную наружность и испачканную форму, — то вдумайся: разве богам не дано совершенствоваться, истончая свои души и вопрошать свою совесть? Да и вообще — становиться лучше и еще выгоднее отличаться от пехоты, которая только и делает, что насилует и грабит, с тех пор как наша армия ушла из этих мест?

Лейтенант. Боюсь, у тебя слишком узкий взгляд на природу божественного, которая Связана не с добродетелью, а с истиной. В наибольшей степени я чувствую себя сверхчеловеком, когда полностью освобождаюсь от жалости и ответственности: в такие моменты я понимаю, что миром правят только законы истории. А если попроще, то вот как: я живу в столице, и, чтобы не лишиться возможности размышлять там в комфорте и безопасности, мы должны выиграть эту войну. Ты сделала умный и тонкий ход, попытавшись воззвать к чувству любви в моей душе, но боги, по определению, выше совести. Это вы, смертные, должны с ней считаться.

Третья женщина. Трахни меня, если хочешь.

^{Пауза. Лейтенант поднимается и молча обходит ее.}

Лейтенант. Полагаю, ты предлагаешь мне то, что я могу получить безвозмездно. А кроме того, оно мне и ни к чему — на философском уровне я давно это желание подавил.

Третья женщина. Может, и безвозмездно, но без моего на то согласия. Судя же по тому, как у тебя дрожит подбородок, ясно, что ничего ты там не подавил.

Лейтенант. И что это будет за сделка — между Богом и смертной? Впрочем, ты права: овладеть тобой с твоего собственного согласия или взять тебя силой — качественно разные вещи. Признаю также справедливость твоего замечания в том смысле, что даже самый упорядоченный ум не в силах подавить зов будущих поколений: моя кровь бурлит. Нет-нет, подожди, не задирай юбку. Должен заметить, однако, что ведь могу насладиться тобой и тем не менее уничтожить вашу деревню. Чего тогда стоит твое предложение? Бог не одобряет подобные сделки.

^{Третья женщина опускает юбку.}

Подведем итоги. Своей откровенностью я лишил себя трех удовольствий, чего не сделал бы любой обычный человек: удовольствия продемонстрировать сострадание к слабым, потешить собственную душу и заполучить ребенка от женщины, которую я никогда больше не увижу. Сами видите, что власть нисколько меня не развратила. Тем более что я Бог. Если у вас ко мне больше ничего нет, то я даю команду прапорщику выводить население из деревни. (Пауза.) Ага! Теперь, я вижу, вы в полном отчаянии. Но это не аргумент в споре.

Первая женщина. У тебя больше слов, чем у нас. Ты победишь нас в любом споре. Мы должны спасать деревню, и в таком деле логика — сущая чепуха. Ведь мы на войне. Сначала мы тебе перережем горло, а потом пойдем к прапорщику и зарежем его. Потом зарежем следующего, и так — всех вас, вплоть до полковой собаки. А потом похороним тебя и сбросим со скалы все ваши ружья. И еще увидим, как зацветут цветочки на твоей могиле.

Лейтенант. Можно, я укажу на одну логическую ошибку в твоих рассуждениях?

Вторая женщина. Ты просто пытаешься заговорить нас, чтобы спасти свою жизнь. Мы не хотим тебя слушать.

Лейтенант. У меня нет другого выбора. Цель моей жизни — размышлять и формулировать истину. Например, ту, что солдат у меня, что пчел в улье: прихлопните одну — налетят роем, и, вместо того чтобы лишиться деревни, лишитесь жизни.

Третья женщина. Мы — это деревня, а деревня — мы.